— К чёрту, Отто! Если бы вы повоевали с моё, то знали бы, на какие только ухищрения не идёт противник. И это касается не только русских, но и другие недонароды, которые Рейх сумел покорить. Правда, только на Восточном фронте я встретил такой необычный вид вооруженных сил, как многочисленные снайперские отряды. Так с кем вы там столкнулись? Сколько их было? Полсотни? А может, даже сотня?

Обер-лейтенант видел, что полковник ждёт победоносного доклада, и он был бы рад сообщить об успехах, вот только успехи эти были крайне сомнительны. Но, как бы то ни было, доклад командиру, да ещё и в боевой обстановке, должен был быть полностью правдивым.

И Отто Фишер, набравшись смелости и в душе надеясь, что полковник хоть и расстроится, но трезво оценит ситуацию, рассказал всю правду, как на духу. После доклада, глядя на застывшее и чуть перекошенное ничего не выражающее лицо командира полка, вытянулся по стойки смирно.

И так, не шелохнувшись, он простоял не менее минуты, прежде чем полковник ожил и, закашлявшись, постучав себе ладонью по горлу, переспросил:

— Сколько-сколько? Четверо русских уничтожено и один ранен, но сбежал⁈

— Да, господин полковник.

— Как? Как такое могло произойти⁈

— Господин полковник, хочу напомнить, что мы на том фланге имели в противниках не просто пехоту, а элитный отряд, который, скорее всего, принадлежит к НКВД!

— Ну и что⁈ Пусть к НКВД, но почему их так мало погибло? Как они смогли уйти?

— Мы этого не знаем. Кроме тех, о ком я сказал, больше мы никого не видели. Они словно растворились в тумане.

— Они, что, призраки, чтобы растворятся в воздухе⁈ — негодовал полковник.

— Мы не знаем, — продолжил свой честный рассказ Фишер. — Но они не просто ушли, а перед этим нанесли огневое поражение другому нашему взводу, что атаковал через дорогу по картофельному полю. Мои солдаты, которым удалось выжить, рассказывают, что видели лично, как снайперы врага стреляли в ту сторону.

— Так это тоже были они⁈ Как они умудрились стрелять в тумане и при этом видеть⁈

— Сказать точно сейчас невозможно, но, скорее всего, так оно и было. Они действительно видели в тумане и точно поражали наши подразделения, — потупился обер-лейтенант.

— Так получается, что вы толком никого и уничтожить не смогли, потеряв множество верных солдат, — со вздохом сожаления констатировал очевидное Рёпке и устало спросил: — Это всё?

— Нет, господин полковник. Хочу доложить, что в лесополосе случилось непонятное событие, — замялся Фишер и, уперев взгляд в пол, рассказал командиру о разутых солдатах.

— Разуты? Мародёры? — зло прошипел полковник, а потом, вспомнив, что сейчас ещё проходит операция, ударил кулаком по земляной стене: — Как такое может быть во время боя? Наша артиллерия же обстреливает ту позицию! Как у этих русских время на мародёрство-то хватает? Мы же атакуем! И вы мне доложили, что лесопосадка взята⁈

— Так точно, господин полковник. Она в наших руках.

— Тогда, как русские успевают заниматься обкрадыванием убитых и одновременно воевать с нами? Или вы хотите сказать, что этим занимаются наши доблестные солдаты⁈

— Никак нет. Это русские. Наши пехотинцы бы на такое вопиющее кощунство никогда бы не пошли. Красть у своих товарищей — что может быть позорней⁈ — Обер-лейтенанта аж покоробило от подобных мыслей.

— Это и так понятно. Наши солдаты для этого слишком хорошо обуты и одеты. А варвары, с которыми мы воюем, практически ничего не имеют, вот и тащат всё что попало. Ещё тело нашего воина остыть не успело, а они уже сапоги снимают, чтобы сменить свои лапти на нормальную обувь. У русских даже пословица есть: «на ходу подмётки рвёт». Вот — это наш случай!

Фишеру понравились слова командира. И в другой момент он бы с радостью разделил его пафос. Но сейчас, для дела, главной была правда, а потому, как бы прискорбно это ни было, но в данном моменте полковник ошибался. И обер-лейтенант был вынужден это заметить.

— Никак нет, господин полковник. Те, кто снимал обувь, не для ношения её снимали.

— А для чего же ещё им понадобились сапоги? — не понял Рёпке и уточнил: — Что вы хотите сказать?

— Дело в том, что с каждого нашего убитого пехотинца снято по одному сапогу. Но сапоги эти не украдены, а стоят рядом с телами.

— Просто сняты? Но зачем?

— Мы не знаем, господин полковник. Но удивляет не только это.

— Что ещё может быть более странного?

— А то, что эти сапоги именно что поставлены в грязь.

— И что это значит?

— Сложно сказать. Тут надо думать. Возможно, это какой-то культ, — предположил Фишер и тут же добавил: — Но это не моя компетенция. Прошу прощения, господин полковник.

— К чёрту компетенцию, — остановил его Рёпке и, с интересом посмотрев на своего подчинённого, уточнил: — Вы сказали про культ. Культ? У русских варваров?

Обер-лейтенант перевёл взгляд на адъютанта полковника.

Рёпке это заметил и, посмотрев на присутствующего, но практически не принимающего участие в разговоре Зеппельта, скомандовал:

— Вольфганг, говорите. Что вам об этом известно?

Полковник знал, что адъютант только что вернулся после общения с ранеными, что штурмовали лесопосадку, а потому обладал новыми сведениями.

Тот прокашлялся и доложил:

— Другие наши солдаты и офицеры тоже предполагают, что столкнулись с каким-то древним культом. Другого предположения пока, увы, нет. В дальнейшем, конечно, необходимо более детально разобраться. Вполне возможно, что о происходящем стоит доложить наверх и подключить к этому делу криминальную полицию, но уже сейчас можно кое-что предположить.

— Не тяните. Выкладывайте.

Адъютант кивнул Фишеру и тот произнёс.

— Ефрейтор Браун из третьего взвода моей роты, который выжил в этой проклятой лесопосадке, в своё время был на службе у русского царя.Так вот, увидев снятые сапоги, он вспомнил, что в давние времена это означало, что, якобы, «одной ногой ты уже в могиле».

— Что за глупость? Почему одной ногой, если каждый из них уже в могиле двумя ногами⁈

— Это народное предание.

— Глупое предание. Как и всё в этой варварской стране. Кстати, сколько солдат было разуто?

— Тринадцать.

— Тринадцать? Ровно? Почему именно столько?

Обер-лейтенант пожал плечами и в разговор вступил личный адъютант полковника.

— Тут мы можем только гадать.

— И что же вы нагадали? — язвительно прошипел Рёпке.

— После получения этой информации я проанализировал её со всех сторон, и некоторые предположения могу озвучить уже сейчас. Конечно, звучать они, возможно, будут странно, но если задуматься, то все они будут вполне логичны.

Рёпке недовольно поморщился от столь длинного вступления, но не стал ничего говорить, посчитав, что, возможно, такая прелюдия необходима, раз столь опытный адъютант не сразу решил перейти к сути.

— Итак, сразу, как только мы слышим число тринадцать, на ум приходит сравнение с двенадцатью апостолами, где тринадцатым был Иуда. А ещё именно в пятницу 13 октября, 1307 года по приказу короля Филиппа IV был схвачен Великий магистр ордена тамплиеров Жак де Моле и еще десятки рыцарей-храмовников.

— К чёрту ваших тамплиеров, Вольфганг! — прервал его полковник, не выдержав исторического экскурса. — Причём тут рыцари⁈ Вы хотите сказать, что в занюханной и богом забытой лесопосадке русские проводят древнийкульт тамплиеров? А дальше, что вы скажите? Что раз они, эти рыцари, всегда искали чашу Грааля, то она зарыта на том холме, который перепахала наша артиллерия? К чёрту мистификацию!

— Вы думаете? — задумчиво удивился адъютант, а затем, замотав головой, восхищённо добавил: — Это будет удивительное открытие!

— Не будет никакого открытия! К чёрту открытие! К чёрту мистификацию! Какое ещё открытие может быть в дебрях цивилизации? И причём тут эти чёртовы сапоги⁉ Они-то тут каким боком?

— Э-э, я не знаю, но можно подумать и предположить, что если рыцари тоже носили сапоги, то…