Не только медведи любили вылизывать. Претендовать на сокровище. Теплое предложение заставило его переместиться между ее ног, закинуть бедра себе на плечи, обнажая ее розовое совершенство.

На его первом круге она выгнулась дугой. На втором, вздохнула. К тому времени, когда он проводил языком по набухшему бугорку ее клитора, ее голова начала метаться.

Ее тело сопротивлялось, но он крепко держал, его руки поддерживали ее, чтобы он мог насладиться угощением.

Он ошибся, когда назвал ее милой. Ее вкус был чем-то большим, чем это. Это одурманивало его чувства, возбуждая так, как он и представить себе не мог.

Он чувствовал связь с ней и поэтому не удивился, когда среди тихих вздохов и стонов услышал ее мысли, Больше. Да. Прямо здесь. Оближи меня.

Не совсем разговор, но все равно это самая удивительная вещь, которую он когда-либо слышал.

Это воодушевляло его, делая его действия еще более безумными. Вот оно. Теперь трахни меня пальцем, пока лижешь.

Вот так? Он засунул два пальца в ее теплые ножны, и она вскрикнула. Да.

Ее бедра дернулись под его рукой, когда он потеребил ее горошинку. Ее мягкая плоть пульсировала вокруг него, и он чувствовал, как она извивается, ее удовольствие паутиной затягивалось вокруг них обоих.

Он позволил своим губам пройтись вверх по ее плоскому животу к груди, но только когда добрался до ее губ, скользнул в нее третьим пальцем.

Ее лоно сжалось вокруг него, и она ахнула ему в рот. Он толкался в нее, и ему не нужно задаваться вопросом, нравится ли ей это. Он не просто чувствовал это на своих пальцах, он чувствовал это. Почувствовал через нее. Наслаждение, волнение.

Кончила она красиво и чертовски эротично, что врезалось в него, ощутив ее разрядку на своих пальцах, он тоже кончил на простынях, его член не мог сопротивляться возбуждению после стольких лет.

Волнение, которым он мог бы наслаждаться больше, если бы кто-то не сказал: — Тебе пора заканчивать, — как раз перед тем, как они выстрелили ему в задницу!

— Ади! — Эйми выкрикнула имя своей сестры, вырываясь из-под внезапного мертвого груза своего почти супруга. Почти партнера, потому что в очередной раз ее семья, порожденная демоном злой кошки препятствовала ей.

Ей хотелось ударить кого-нибудь в грудь, и ей действительно наплевать, было ли это по-женски или нет. Этому ее научила тетя Ванда.

— Люди совершают ошибку, думая, что удар в промежность отбросит цыпочку, так как если бы это было то же самое, что удар по яйцам у мужчины. Неправильно.

Ты хорошо ударяешь ее прямо в грудь, — продемонстрированный в баре быстрым ударом, от которого посетитель с визгом падает на пол, — и ты будешь владеть этим боем.

— Разве это не грязно? — спросила она. Тетя Вайда улыбнулась, и самое страшное в этой улыбке то, что в ней нет ничего холодного или расчетливого. Тетя Вайда выглядела искренне счастливой, когда сказала: — Да. Да, это так.

— Если ты закончила играть в прятки, тогда одевайся. Мама хочет тебя видеть.

— Тогда она могла бы позвонить или написать сообщение. В то время как ты могла попробовать что-нибудь, скажем, постучать. Тебе не нужно накачивать его наркотиками. Что лучше, чем убить его.

Эйми не стала бы упускать из виду свою мать, особенно теперь, когда ее матриарх поняла, что он не совсем из первозданного рода. Ирония заключалась в том, что их семья не всегда была такой безукоризненной и безупречной.

Не один пра-пра-пра- обходил законы. Называя это облегчением выдачи товаров, на самом деле просто причудливое название для контрабанды.

Откинув тело Брэнда в сторону, Эйми заметила, что он задремал, и при этом глубоко, его разум превратился в темную дыру из ничего, тогда как всего несколько мгновений назад он был полон удивления и восторга — удивления и восторга для меня.

Связь между ними оказалась довольно крутой, по крайней мере, во время секса. В остальное время… еще предстоит выяснить. Мысль о том, чтобы быть так тесно связанной с кем-либо, не совсем приводила ее в восторг.

Ее представление о браке состояло в том, чтобы встречаться время от времени, делить постель, когда это случалось, но в остальном вести свою собственную жизнь.

Так делали ее родители, и это хорошо работало для них. Но они сошлись из-за слияния семей. С первого момента, как я встретила Брэндона, что-то почувствовала к нему. И это противоречит всякому здравому смыслу.

— Может, ты прекратишь свое нытье? По крайней мере, я позволила ему довести тебя до разрядки, прежде чем надрать его сладкую задницу.

— Не смотри на его задницу. — Нахмурившись, Эйми натянула на него одеяло. Ее сестра проявила слишком большой интерес к его обнаженному телу. Моему телу.

И хотя в семье много общего, мужчины не входят в их число и вибраторы тоже. Но когда дело доходит до последнего куска торта в холодильнике? Игра продолжается.

— Довольно трудно не заметить его задницу, учитывая, что он трахал твою ягодку как сумасшедший. И мне кажется, или кто-то отстрелялся раньше? Ты бедняжка. — Ади покачала головой.

Эйми смотрела на вещи иначе. — Он действительно пришел, чтобы доставить мне удовольствие. Поговорим о супер сексуальности и сексуальности, не говоря уже о лести, зная, что он находит меня такой желанной.

— Может быть, когда-нибудь ты найдешь кого-нибудь, кто подумает, что ты бомба. — Эйми бросила на сестру свой пастельно-розовый взгляд. — Или нет.

Удар сработал. Ади скрестила руки на груди. — Мне не нужен мужчина, чтобы сделать меня счастливой.

— Тогда, думаю, ты не хочешь знать, что он заставил меня кончить сильнее своими пальцами и языком, чем кому-либо удавалось. И это включает вибратор. Не могу дождаться, чтобы прокатиться на его члене.

Грубо, но между ней и ее сестрой не было никаких преград и границ.

— Посмотри на себя, вся киска уже вибрирует.

Эйми ухмыльнулась. — Да, это так. Ревнуешь?

— Нет, — сказала яростно надувшись. — Пока ты валяла дурака, некоторые из нас работали.

— Иметь отношения — тоже работа. Все эти поцелуи, ласки и… ты знаешь. О, подожди, ты не знаешь, потому что я нашла мужчину, а ты нет.

Да, она действительно увенчала эту насмешку тычком языком. Есть вещи, из которых девочка так и не выросла, например, приставать к своему близнецу и смотреть на Багза Банни. За исключением того, что она продолжала надеяться, что однажды этот несчастный койот поймает птицу и съест ее.

— Возможно, ты нашла мужчину, но это не значит, что ты сможешь удержать его. Ты знаешь, что он из семьи болотных аллигаторов?

Она оставит его себе, потому что он принадлежит ей. — Я уже знаю о его корнях. Он сказал мне. И, как ни странно, несмотря на то, что ее воспитывали как сноба, ей действительно все равно. Он тот, кто мне нужен.

— Тебя это не беспокоит? — спросила Ади, и от нее исходил странный вопрос, учитывая, что она всегда полна решимости делать противоположное тому, чего хотела семья. Если их мать велела вести себя хорошо, Ади разыгрывала сорванца.

Если казалось, что мальчик принадлежит не к той стороне рельсов, Ади прыгала с его костей. Эта бунтарская жилка сводила их мать с ума, и означала, что Эйми казалась хорошей дочерью.

До сих пор. Хороший вопрос, заданный ее сестрой. Беспокоили ли ее его корни? Ее мать воспитала ее так, чтобы она ценила свою родословную. С юных лет Эйми знала, что на ней лежит ответственность передать эту родословную любыми необходимыми средствами.

Она надеялась сделать это с Брэндоном, но он не прирожденный дракон. Он происходит из рода оборотней, и не просто оборотней, а из касты, считавшейся низшей по тотему власти. Но происхождение — это еще не все. Характер, честность и истинная внутренняя сила иногда были важнее.

Проведя пальцами по лбу, убирая пряди волос, уложенных на нем, мягко ответила: — Мне все равно.

И это правда.

Что беспокоило ее больше, чем гены Брэнда, так это тот факт, что ее мать и, возможно, несколько других членов семьи, потому как они любили вмешиваться, хотели обсудить его существование и, возможно, будущее. Дискуссии, сказанные в мысленных высказываниях, означали споры, в данном случае, отстаивание ее правоты, чтобы сохранить Брэнда.