— Очевидно, моя дочь претендует на мужчину, и я последняя, кто знает и знакомиться с ним.

— Я еще не предъявила на него права.

— Конечно, ты этого не сделала, потому что всегда откладываешь все на последнюю минуту

— Мы только что встретились. Конечно, у нас есть несколько минут, прежде чем мы свяжем себя на всю жизнь.

— Возможно, мне следовало дать тебе несколько минут. Может быть, тогда вся кровь была бы у тебя в голове вместо этого.

— Можешь ли ты винить меня? Мужчина красивый.

Красивый? Брэндон так бы не сказал.

Глаза изучали его с клинической отстраненностью, которая взвешивала его, оценивала и сжимала его яйца. — Он продуктивный.

— Мама! — воскликнула она в шоке. Обращаясь к нему, Эйми одними губами произнесла: — У нее нет границ.

— Я твоя мать. Ко мне это не относится. И прежде чем ты спросишь, я всегда знаю, когда ты дерзишь. Ты уже должна была это знать.

— Скажи своему кавалеру, чтобы он немедленно оделся, и ты могла представить его мне и объяснить, что происходит в «тринадцати цветах». - мать Эйми выкрикнула свои пожелания, но Брэндон привык к тактике запугивания.

Она хотела, чтобы он был одет. К черту это. Брэнд выпрямился и оттолкнулся от стены. Он вышел из душа, весь мокрый, проигнорировал висевшее там полотенце и направился прямо к маме Эйми. Он стоял над ней, заставляя ее поднять глаза или уставиться на его грудь.

Как только их взгляды встретились, он злобно улыбнулся. В его голосе звучало веселье, когда он сказал: — Вы, мама Эйми.

— Я Зара Сильвергрейс, графиня Серебряной Септы и матриарх семьи Сильвергрейс.

— Приятно познакомиться с вами. Как насчет объятий? — Весь мокрый после душа он обнял ее и на ней был шелк.

Это стоило визга Зары, чтобы услышать звонкий смех Эйми.

Что ему нравилось меньше, так это то, что пожилая женщина несколькими молниеносными движениями уложила его плашмя на задницу и придавила каблуком. С прищуренными глазами, отливающими зеленым, она заявила: — Если бы ты уже не был почти женат на моей дочери…

— Ты бы женила его на ком-нибудь из другой семьи. Мы обе знаем, что ты не позволила бы своему достоинству убить подходящего мужчину. — Эйми толкнула свою мать. — А теперь слезь с него.

Зара сверкнула глазами. — Он начал это.

— И ты полностью заслужила это. Врываться сюда вот так. Ты бы не поступила так с сыном Евгении.

— Сын Евгении не пытался бы заманить тебя в душ вместе с ним.

— Я хотел сделать больше, чем просто принять душ, — почувствовал он необходимость вмешаться.

Эйми удержала свою мать, которая прорычала: — Не заставляй меня снова учить тебя.

— Попробуй. Но, может быть, в следующий раз я забуду, что ты женщина.

На самом деле, сам факт, что Зара женщина и мама Эйми, означал, что ему придется выдержать любое наказание, которое она назначит. Все меньшее чем уничтожение его дружка.

— Ты думаешь, что сможешь победить меня, грязное создание?

— Это болото. И, возможно, незаконнорожденный. Мы так и не нашли разрешение на брак для моих родителей.

Он поднялся с пола и, наконец, решил обернуть полотенце вокруг своих бедер, чтобы Зара не отреагировала как кошка и не пошла за болтающимися частями.

— Он ублюдок? Ты приводишь ублюдка в свой круг? — Ее мать выглядела совершенно потрясенной.

— Но он золотой.

Мать Эйми посмотрела на него холодным, расчетливым взглядом, который он уже видел в глазах тети Тани, когда она отмеряла что-то, чтобы положить в кастрюлю. Это заставляло других прихожан нервничать.

— Возможно золотой. Который не вознесен и связан с этим идиотом Паркером. С чего ты взяла, что я одобрю это?

— Потому что мы с тобой обе знаем, что у меня закончился выбор. Кроме того, только представь, если он действительно вознесется. Ни один другой Септ не сможет претендовать на воспроизводство с золотым.

Куда бы он ни пошел, люди хотели его использовать. Забавно, но потребность Эйми использовать его в качестве партнера и отца ребенка, не беспокоила.

Скорее, это наполнило его теплым, собственническим чувством. И все же он не мог просто позволить ей говорить о нем так, как будто он был предметом. — Твоя меркантильная сторона снова проявляется, лунный луч, — упрекнул он.

— Спасибо тебе. Я сделала все возможное, чтобы воспитать ее правильно. Но лесть не заставит меня передумать. Не думаю, что ты приемлем. Еще нет. — Ответила мать.

— Слишком поздно для этого, мама. Он мой.

— Если это правда, то почему ты не отметила его?

— Потому что мы заключили сделку. — На лице Эйми появилась гримаса. — Он хочет, чтобы его сестра присутствовала на церемонии.

— Еще болотные люди в нашем доме? Может быть, ты хочешь, чтобы они разбили палатки на лужайке?

— Черт возьми, может быть, натянем несколько бельевых веревок и постираем белье в том большом старом фонтане перед входом. — Брэндон перенял свой лучший деревенский голос, который не понравился бы его дорогой старой маме.

— Вижу, кому-то нужно немного касторового масла.

— Тетя Ксилия уже дала ему немного.

— Очевидно, этого недостаточно.

— Он выпил залпом всю бутылку.

— И это сразу должно говорить тебе, что он не один из нас. — Мать развернулась на каблуках. — Настоящий дракон терпеть не может этот вкус.

— Папа полоскал им горло, — сказала Эйми, практически пропев это утверждение.

— Аргх. — Мать выбежала из комнаты с нечленораздельным криком.

— Что ж, все прошло хорошо.

Она пожала плечами. — Могло быть и хуже. Ты все еще жив.

— И ты все еще голая.

Она посмотрела вниз. — Я. — Ее губы изогнулись. — Ты все еще грязный?

Да, на самом деле так оно и есть. Он притянул ее ближе, наслаждаясь ощущением ее тела рядом с собой. Шелковисто-мягкая кожа. Еще более мягкие волосы.

Последние два года он думал, что подобраться так близко к женщине, которая не будет кричать и сопротивляться, будет невозможном. Кто хочет прикоснуться к монстру?

Но он больше не монстр. Не будь так уверен.

— Я все еще здесь, — напомнила его холодная часть, впервые заговорив с момента пробуждения.

Его вторая половина, мутировавшая часть его, все еще существовала, но он контролировал ситуацию.

Словно желая утвердить слабую хватку над своей человечностью, он обхватил ее затылок и приподнял на цыпочках достаточно близко, чтобы прижаться к ее губам.

Безумие этого поступка не ускользнуло от него. Эйми использовала его. С какой именно целью, он не уверен. Возможно, она действительно хочет, чтобы он стал ее супругом и отцом ее детей, но дело ведь не только в этом.

Ее губы, мягкие и податливые под его губами, гибкое тело, прижимающееся к нему, ему действительно наплевать, какова эта причина. Этого достаточно, чтобы снова почувствовать.

Прикоснуться.

Попробовать.

Повалить ее на кровать, а не на крышу или травянистую поляну. Достаточно, чтобы ее жадные руки вцепились в него, острые края ее ногтей впились в его плоть, когда она притянула его ближе и пососала его рот, а затем и язык.

Твердость его эрекции прижималась к ней, полотенце всего лишь тонкая преграда, которую легко снять. Он пошевелился, оттягивая влажную махровую ткань от кожи, позволяя своей головке подтолкнуть ее.

Нетерпелив. Он знал, что ему не терпится. Ему придется притормозить. Но как?

Что, если проклятие вернется? Что, если это единственный шанс, который у него когда-либо был? Тогда мне лучше сделать это хорошо.

Он сдвинулся в сторону, удерживая вес на кровати, чтобы освободить руку, скользя по гладкой коже ее тела, поглаживая ребра и плоский животик. Провел пальцами по шелковистым завиткам ее холмика.

Розовые вершинки ее груди манили, и он обхватил одну губами, жадно посасывал сосок, не в силах сдерживать урчание от удовольствия, особенно когда она обхватила его голову и притянула ближе, выдыхая: — Да.

Да, в самом деле.

Его пальцы скользнули между ее бедер и погладили ее бархатистую влажность. Ее лоно затрепетало от его прикосновения, пропитывая его пальцы своим медом.