Дашутка задрожала под тёплыми одеялами. В её зелёных глазах вспыхнул испуг.

– Пастырь что, Нави служит? – решилась и спросила она.

– Может и служит, о том не известно. Нора та оказалась пустой, всего пару пещер неглубоких. По всему видно, что это только перемётная нора, для набега. Давно ведь оседлым людом подмечено: где волки плодятся, там вскорости жди и Навь. Ну, тут мы с Сергеем и призадумались, взрывать эту нору, или пусть оседлые сами закапывают. Решили, что…

– Да ты мне не про норы глупые рассказывай, а про Волчьего Пастыря! – застонала Дашутка.

– А-а, интересно! – обрадовался Егор, что смог отвлечь племянницу. – Что рассказывать, тот ещё бес. Носится рядом с сёлами со своей чёрной стаей волков, чуть ли не верхом на них скачет. У Вороньей Горы ему устроили капище, требы клали, чтобы он общину не трогал. Чего говорить, невегласе – тёмные люди. Сказывали, будто Пастыря видели не один раз. Волки у него огромного роста, гораздо злее и хитрее обычного хищника, шкура чёрная словно ночь, глаза цвета луны, а зубы янтарные. Человека такой волк надвое перекусит и не подавится; и пожирают они не одну плоть, но и саму бессмертную душу в ад прямиком отправляют!

Дашутка осторожно отодвинула от себя край волчьей шкуры. Давно ободранный на меха зверь теперь казался ей тем самым чудищем с глазами лунного цвета. Егор наклонился к самому её лицу и прошептал.

– Но не это самое страшное в Пастыре, а, знаешь, что?

– Что?

– Он ведь молод, красив и любую девушку околдует. Как только посмотрит девица в его ледяные глаза, так сразу от него понесёт! И всё потому, что он сам от волчьего взгляда рождён. Не человек он, а дух из тёмного мира!

Дарья судорожно вдохнула и отвела взгляд от Егора. Женя хлопнула его по спине возмущённо.

– Ащеул ты недалёкий, Егор! Чего ерундой всякой пугаешь? От взгляда, пускай даже волчьего, дети не появляются.

– А отчего же дети появляются? – с напускной наивностью обернулся Егор. Женя вспыхнула, как кумач.

– От природы, когда половые клетки сливаются.

– Чего-о?! – вытаращился он. – Ты это в книжках своих начиталась?

Он подмигнул старшей племяннице и снова повернулся к Дашутке.

– Ну, не пугайся, дурёха! Сколько выдумок всяких ходит по свету. Не скиталец – всех не запомнишь и не перескажешь. А я вот…

Он полез во внутренний карман тулупа и достал туго перевязанный тесёмкой мешочек, развязал его и показал племяннице янтарное колечко с серебряными серёжками.

– Нравится?

– Очень нравится! Спасибо! – взяла украшения Дашутка.

– Носи на здоровье. Видишь, настоящий янтарь, из волчьих зубов. Так что нету у них теперь силы, – Егор погладил её по волосам и не заметил даже, как позади него в дверях показался Сергей в распахнутом настежь пальто. Лицо Сергея заросло бородой, брови над крепкой переносицей недовольно сошлись, словно он вечно был недоволен. В Монастыре его звали не иначе как «Настоятель», но в собственном доме он больше привык к обращению «Отец».

Хмуро глянув на дочерей, Сергей вошёл в комнату. Голубые словно льдинки глаза его задержались на Дарье.

– Отче! – заторопилась она привстать в постели. Но отец не ответил.

– Егор, опять лясы точишь? Великовозрастный детина, а всё девок стращаешь. Найди-ка мне эконома и ключника тут же. Пусть пересчитают добро: шкуры на склад, мясо на лёд. И поторапливайся, слышишь!

Сергей повернулся и, так ничего и не сказав дочерям, вышел из комнаты. Дашутка с онемевшим лицом легла под одеяла и медленно отвернулась.

– Ну что, ещё свидимся. Я скоро, – Егор поднялся и поманил Женю за собой. Когда дверь в светлицу закрылась, он вынул из кармана тулупа истёртую упаковку лекарства.

– На вот, выменял у Вороньей Горы. Но пробовать не советую: лекарство старое, от таких вещей нынче больше умирают, чем лечатся.

– Потому что верно рассчитывать не умеют, – торопливо взяла Женя упаковку и вытащила инструкцию.

– Скорее, читать, – подметил Егор. – Но не в том дело. За семьдесят Зим любое лекарство испортится. Ты хочешь Дашутке помочь, а можешь её вовсе сгубить.

Женя вскинула строгие и холодные, как у Сергея, глаза.

– Нет уж, лучше надеяться на яды из прошлого, чем только на одни отвары. И Серафим говорил, что это лекарство поможет. Рано ещё Дашутке на том свете с мамой встречаться. И ради неё я ничего не боюсь.

*************

Тамара вышла проводить Егора на крыльцо, по пути охая и вздыхая.

– Как ты вырос, ой вырос! Настоящим помощником Настоятелю стал! – со слезами причитала она. В своё время Тамара очень многое сделала для их семьи, ведь жила по соседству. Ещё маленьким Егор прибегал к ней за помощью, если в родном тепле что-то не ладилось. Своих детей Тамаре Бог не дал и помогать Настоятелю она почитала за честь, хотя была простоватой и по бабьи болтливой, но любила Егора, Дашутку и Женю. И теперь Егор догадался, что глаза нянечки покраснели от слёз не только от радости за его возвращение.

– Дашеньку жалко! – призналась она. – Не встаёт нынче, совсем хвори её источили. А Настоятель всё в делах, всё в разъездах. Часа с дочками не пробудет, и в Обитель, по палатам и кельям пойдёт. У доброго хозяина всё на местах, все дела под приглядом. А про кровиночку-то свою позабыл! Ей глазоньки утром открыть и то счастье, а отца-то она вовсе не видит!

– Сергей Дарью любит! – уверенно сказал Егор. – Просто...

Он только махнул рукой и поскорее сбежал с крыльца на подтаявший снег. Пора было браться за поручения Сергея. Каждый день весны и короткого лета помогал выжить в Долгую Зиму, а ждать первых заморозков оставалось недолго, всего каких-то три месяца.

Монастырь был великой общиной, центром всего христианства. Много веков он стоял между Кривдой рекой и северным лесом, но только сейчас обрёл свою наивысшую ценность. Стены защищали христиан от внешнего зла, а врагов у богомольных людей всегда было достаточно. Среди недругов находились и те, кто нарочно обосновались рядом с общиной, но говорить о них, даже лишний раз упоминать, христиане боялись. Не дай Бог накликать беду, ведь ещё жила память о ночной резне пятнадцатизимней давности.

«Наказал Господь, не сказал, за что», – так поговаривали в Монастыре после убийства прежнего Настоятеля. И всё же, с той страшной ночи в общину подземники больше не пробирались, благодаря заключённому Сергеем договору. Но, где-то там, среди северных зарослей, в непроходимой чащобе спряталось хищное племя. Выходить за стены христиане по-прежнему опасались, ведь дороги между общинами проходили через охотничьи угодья подземных волков.

В самом же Монастыре всё из году в год текло по уставу. Община росла и не по дням богатела.

На звоннице гулко и раскатисто грянул благовест. Не сходя с крыльца, Тамара перекрестилась на серые маковки храма Николая чудотворца. Она с тоской вспомнила об их недавнем золотом блеске. В общине многое изменилось с приходом Сергея. На Обитель и раньше нападали враги, Монастырь строился на века, но теперь совсем ощетинился кольями, опоясался рвами и укрылся под надёжной бронёй. Трудно вообразить себе того недруга, который смог бы взять столь защищённую крепость.

– Бог в помощь, Тамарочка! – за приоткрытыми воротами выжидающе смотрела на Тамару знакомая, но во двор без приглашения не входила. Голову её укрывал тёмный платок, поверх серого монастырского платья отороченная мехом жилетка. Тамара сразу узнала Марину: они часто виделись в Слободе; хорошая женщина, и выслушает, и поймёт, и дельным советом поможет. Пусть болтают про неё всякое, сплетничают, но добра Марина людям делала много. За травами и настоями обращались к ней и жёны трудников, и ратников, и даже высоких чинов.

Тамара спустилась с крыльца и подошла к воротам.

– Смотрю, Настоятель вернулся. А куда ездил? – начала Марина расспрашивать. Перед домом Сергея, накренившись в проталинах, стоял внедорожник. Казалось, машина могла передвигаться одними молитвами. На корпусе грубые швы, краска с боков облупилась, все стёкла прикрыты решётками из арматуры. Защита помогала в дороге от нападенья диких зверей, да и против диких людей могла пригодиться.