– Пуще! Шибче! Ещё шибче! Ещё! – не чуя себя, бормотала она. Рита открыла дверь на ходу и высунулась из кабины. В тот же миг влажный ветер ударил в лицо, распахнул куртку, ей с трудом удалось поймать выпавший нож-наконечник. Она рассмеялась, внутри резвился Звериный Дух, как он счастлив! Никогда в жизни он не был настолько свободен! Рита подняла нож и насадила на его кончик луну. Точки звёзд – очи предков, смотрели на свою беспутную дочь и, конечно же, всё ей прощали. Должны простить, ведь её чистое сердце распахнуто перед ними!

Броненосец дёрнулся, под капотом что-то порвалось, зашипело. Егор затормозил. Рита вернулась в кабину, хотя её по-прежнему колотило от скорости, ночного воздуха и лунного света. Кажется, крестианец тоже почувствовал колдовство дикой ночи. Он смеялся, тяжесть расставания с невегласе отстала. Рите хотелось жить, наслаждаться вскипевшей в ней кровью, но больше всего ей хотелось любви.

Она перебралась с пассажирского места на колени к Егору, положила руки к нему на затылок. Бёдра игриво зашевелились: язык тела говорил больше, чем слова на чужом языке. Егор потянулся за поцелуем, но она отвернулась. Стоит показать заточенные клыки или дать ему ощутить вкус своей крови, и счастье вмиг разобьётся.

Рита скинула куртку, задрала рубашку и подставила под губы Егора грудь. Поцелуи крестианца охватили соски, по коже пробежали мурашки. Рита помогла ему раздеться и овладеть собой. Перед ней мелькали его глаза, они зажгли вожделение и заполнили её горячей истомой. Ей хотелось вонзить в него зубы, ощутить его живую плоть – точно также, как сейчас он ощущает её. От удовольствия Рита задвигалась чаще, машина заскрипела рессорами. Невозможно насытиться, невозможно остановиться, невозможно даже представить, что она ещё хоть кого-то также сильно захочет.

Почему он крестианец? Почему придётся расстаться с его плечами, руками, с его белым телом? Почему она не может утащить его в логово и наслаждаться им каждый день, каждый час, каждый миг, когда только захочет? Священное право охотника на живую добычу – для охотницы мало что значит. Рита не может привести в логово чужака, только не простого мужчину, когда в роду нет потерь. Придётся бросить его. От этой мысли она вцепились в Егора сильнее и расцарапали ему спину. Каждой пылающей клеточкой тела Рита стремилась слиться с ним воедино. Всё равно, что ей скажет уклад, всё равно на злость старшей сестры! Ей сейчас всё равно!

– Ничего не знаю о тебе, – покрывал поцелуями Егор её шею и плечи. – Как твоё имя? Откуда ты? Где твой род, где община? Ты язычница… Китеж? Аруч? Может быть Дом или община поменьше?

– Ритою кличут, – пробормотала она через жаркую мглу. – Оведай, изведай, познай же меня!

Не желая его отпускать, она вспомнила заговоры, которые шёпотом передавали друг другу замужние весты. Пусть крестианца она не похитит, но и так ни к одной не подпустит. Она приникла к плечу Егора и зашептала.

– Кровью тебя ворожу, без меня покою не ими. Очи – к очам, уста – к устам, кошт – в кошт. Отныне да в грядь будет худо тебе – в доме, при деле, в пути, от яри моей не уйти!

Для скрепления заговора понадобился поцелуй, и Рита не удержалась. Она прильнула к губам Егора и нарушила свой же запрет. На язык крестианца попала навья кровь. Они задвигались чаще, наслаждение захлестнуло обоих, и, кажется, крестианец не заметил её кровавого обращения. Рита дрожала, крепко прижавшись к нему в приступе высшей любви, пока оба, тяжело дыша, не затихли.

Вот и всё, страсть отхлынула. Рита устало лежала на плече у любимого и ей было так хорошо, как никогда прежде. Егор крепче обнял её.

– Поедем со мной в Монастырь. Поселю тебя в Слободе. Будешь жить рядом, в сытости и достатке.

– Не хочу! – рассмеялась она, представив себя в крестианской общине.

– Почему не хочешь?

Она отстранилась, её улыбка погасла. Жаль смотреть на надземца, которого всё-таки придётся оставить.

– Ежели сможешь – найди меня. Я рядом, и в тот час, когда снова свидимся, оба освободимся.

– Как странно ты говоришь, – откинул Егор её каштановый локон за ухо. – В каждое Тепло загляну, до каждой общины доеду, но найду тебя. Только подсказку мне дай.

Рита на секунду задумалась, невольная улыбка озарила её лицо.

– Я – не Явь.

Егор удивлённо приподнял брови. Рита выскочила из машины, не успел он опомниться. Когда он всё-таки сумел выбежать следом, она уже растворилась в ночной темноте.

*************

Счастье внутри не скрыть. Рита спешила обратно к логову и с улыбкой прикасалась к своему разгорячённому телу под курткой. Ещё недавно её касались руки любимого, с которым ей хотелось греться в норе, пока не сточатся от старости зубы. Сколько славных потомков она могла бы родить от такого сильного пленника!

Многие Зимы назад одна из охотниц привела к себе мужа с поверхности. Безымянная спасла племя от мора, встала во главе Зимних Волков, и многое позволяла себе помимо уклада, даже греться в норе с обычным мужчиной. Рите такого никто не разрешит. Ведунья любого прибьёт за желание сойтись с надземцами. И всё-таки, какой же глупый уклад, если не предвидел таких очевидных вещей, как любовь!

Её сбили с ног. Жёсткий захват и подсечка – Рита вмиг догадалась, кто налетел на неё. Олеся прижала её коленом к земле и задрала куртку на голову.

– Что, наблудилась, шлёнда!

– Олеська, пусти!

– Ведунью я беспутством твоим беспокоить не стану, скажу ворожее. Сготовит тебе зелье прочистить нутро. Залоги с сего дня даёшь только матёрым, как велено! Гляди у меня, ещё раз спутаешься со щенками или с выродками крестианскими – насмерть прибью! А вот это…

Олеся выхватила из-за пояса Риты нож-наконечник и с презрением отшвырнула. Она знала об отцовском «наследстве», как знала о том, что случилось с Ритой после подрыва. Олеся приглядывала за ней, но позволила младшей самой выпутаться из плена, хотя могла в любой час ей помочь.

– Я четырнадцать Зим надрывалась, дабы почтение рода вернуть, семью накормыхать и тебя, курицу щипанную, сохранить! Наша мать нынче с гордостью смотрит в глаза сородичам. Коли каждую пролитую ради этого каплю крови из меня опять выжать, так ни единой во мне не останется! И опосля всех трудов ты хочешь блудом и старым железом счастье наше порушить? Клянись, что возьмёшься блюсти себя должно и отныне начнёшь меня слушаться! Клянись, стерва!

– Пусти, подлюка!

– Клянись! – зарычала Олеся, наседая коленом ей на затылок. Лицо Риты вдавило в мягкую землю.

– Ше-ерт! – наконец, замычала она, что в племени равнялось клятве.

– То-то же, – Олеся выпустила её и позволила перевернуться. Рита закашлялась и отплёвывалась от земли. Старшая сестра ещё злилась, но, увидев перепачканное лицо Риты, не сдержала ухмылки. Рита села, по-прежнему косясь на Олесю. Чтобы поймать её снова, пришлось исхитриться. Рита фыркала, отворачивалась и отталкивала её руку, пока Олеся чистила её рукавом куртки.

– Послали Предки сестрицу. Стреляет, как пьяная девка, бегает по лесу, как дикий кабан, любится, как стечная сук…

– Отлязь, стерва!

– Только сильный род свой продолжит, а тебя саму повязали! – выговаривала Олеся, но выпустила Риту из рук. Помолчав, она немного смягчилась. – Нешто надземец был шибко красивый?

– Ох, красивый… – вздохнула Рита и мечтательно закатила глаза. – Очи голубы-голубы, плечи могучи, волосы светлы, сам крепок. Воин! Али торговец. Улыбка така, ще всё сердце скрутило!

Олеся строго повысила голос.

– Такую науку в стае не преподашь, как похоть внутри усмирять и потомством прежде срока не обремениться – вест эта наука, но охотнице надо её прежде знать.

Она недовольно сопела, пускай перестала сердиться.

– Жрать-то хочешь, небось?

Рита, забывшись, кивнула. Перед её мечтательным взором пронеслось всё сегодняшнее приключение: и олень, которого она так и не догнала, и клетка работорговцев, и тёмные невегласе и, конечно, Егор. Имя то какое – Егор! Не забыть. Навечно оно останется в памяти, как и касания рук, поцелуи, его слова и поступки и кровавая клятва. Немало смелых охотников в племени, но ни один не рискнёт собой за инородцев.