И тут важно знать и понимать, что к чему. Горе-Горецкий земледельческий институт откроют почти через полвека и тогда хоть какой-то научный метод станет приходить в помещичьи хозяйства. Но пока о многом управляющие просто не знают. Это, на самом деле, удивительно. То, что для человека в XXI веке само собой разумеющееся, тут откровение.

Крестьяне сопротивляются распространению картофеля? Не совсем так. Это еще и сами помещики толком не знают, что с картошкой делать. Ни в одном приличном доме на обед не будет картофеля, ну если только ублажить какого приверженца экзотики. И Екатерина пыталась распространять этот овощ, но он пока не прижился. А ведь картофель многофункциональная культура и порой очень даже продуктивная. Тем более, что в Европе уже есть сорта, дающие хорошие урожаи.

А кто думает о кислотности почвы? Вот я, вроде бы и не особый аграрий, но знаю, что некоторые почвы нужно добавлять известь. Ах, да, я же из будущего, где доступ к информации невообразимо больший, чем сейчас. И так, во многом. Тут же еще и конь не валялся. Помидоры — отрава. Только с середины следующего века томаты начнут свое триумфальное шествие. Так почему бы не изготовлять «русский красный соус», вместе с «русским белым соусом». А вместе, если смешать два соуса, то получится кетчинез.

Так вот, я хочу создать небольшую команду, во главе с собой, которая будет предлагать услуги по обустройству поместий. Не ландшафтного дизайна, хотя и это ниша отличная, а делать из малодоходных хозяйств, доходные, или очень доходные.

Это могло бы стать одним из стабильных моих доходов. Можно предлагать свои услуги за, ну допустим, десять процентов от дохода поместья на лет двадцать вперед. Не согласятся? Даже те, кто уже заложил и перезаложил свое имение? Да и при реальных успешных проектах? И с рекламой? То-то. Все это весьма реально.

Теперь посмотрим сколько это денег. Небольшое поместье приносит три-пять тысяч рублей, это когда оно на плаву. Мы делаем такое поместье с доходом в восемь тысяч, отнимаем разницу и получаем три тысячи, минимум. Десять процентов от трех тысяч — триста рублей в год. Всего-то. Но а когда таких поместий десять, пятьдесят, или же заниматься большими латифундиями? И это стабильный доход и еще и посредственный контроль за некоторыми направлениям, к примеру, изготовлением подсолнечного или рапсового масла.

— Хорошо, — после двух часов уговоров, условно согласился Тарасов. — Но как ты будешь искать заказчиков?

— Поищем! — уверенно сказал я и подумал сразу о церковных хозяйствах.

Нужно подумать и об этом. Церковь — нормальный такой участник экономических процессов, между тем, далеко не каждый монастырь приносит прибыль. И пусть Екатерина забрала большинство церковных земель, есть у иерархов еще землица.

— Вот для чего ты настаивал готовить кого-то в замен мне! — усмехнулся Тарасов, а потом резко посерьезнел. — Тут я зарабатываю четыреста рублей, честных рублей. И меньше иметь доход не намерен.

— Договоримся, — сказал я, выглядывая в окно.

Десяток гусар в наших палестинах — это не нормально, это аномально. И в небольшом окошке с мутноватым стеклом такие персонажи, уже спешивающиеся во дворе дома, кажутся изображением в стареньком телевизоре.

Настойчивый стук в дверь сделал бессмысленным дальнейший разговор.

— Езжай к себе! Что-то мне подсказывает, что это за мной. Я напишу позже, проследи, чтобы недоросли прилежно занимались! Я дал Карпу сто рублей на прокорм детей и их обучение. Это немало, пусть отрабатывает. Ты же, как все подготовишь, берешь старшего сына Осипа, я договорился с ним, и едешь в Петербург, — сказал я и пошел открывать дверь.

— Кто господин Сперанский? — грубым, даже хамоватым голосом спросил стоящий на крыльце дома гусар.

— А вас, сударь не учили манерам? От чего я не услышал вашего имени и причины столь грубо врываться в этот дом? — сказал я, не желая идти на обострение, но с другой стороны такие слова и тон спускать нельзя, если я сам хочу быть уважаемым.

— А вы сударь, собственно, кто будете, чтобы указывать офицеру русской армии на недостаток воспитания? — заводился товарищ грубияна. — Если дворянин, так незамедлительно последует вызов на дуэль.

— Пока я не дворянин, но чести имею, видимо, больше, чем иные, не позволяя себе грубости, — ощерился я. — Вы в доме князя Алексея Борисовича Куракина…

Мимо пытался прошмыгнуть Тарасов, он явно хотел быстрее убежать и не быть свидетелем подобного разговора.

— Николай, до встречи! Все в силе, и не думай, что-либо менять! — спокойным тоном сказал я.

Эта фраза и тон, с которым я ее произнес настолько разнилась с тем, как я говорил с гусарами, что весь разговор можно было счесть за спектакль и мое издевательство.

— Я проучу, подлеца! — взъярился самый первый гусар, судя по мундиру, подпоручик.

— Владимир Петрович, не стоит. У нас имеется приказ. Давайте его исполнять! — это подал голос третий. — Позвольте представиться! Поручик Сумского гусарского полка Лиховцев Дмитрий Николаевич.

Сказано было буднично, каблуками никто не стучал, по стойке смирно не стал. Ну хотя бы так, а то общение было уже на грани быдлячего базара.

— Префект Александро-Невской семинарии, личный секретарь его светлости князя Алексея Борисовича Куракина, воспитатель его сына, Сперанский Михаил Михайлович, — представился и я.

Само собой нужно было как-то нивелировать тот факт, что я не дворянин, потому старался с максимальным достоинством перечислять свои занятия. И да, соврал! Не префект уже. Однако, посчитал нужным акцентировать внимание на этой должности. Священники и все, кто около Церкви как бы неприкосновенные, особая каста. Негласно, конечно, но чего трогать целого префекта, особенно, что без знакомства с митрополитом такие должности не раздаются, тем более в Главной семинарии.

— Михаил Михайлович, нужно поехать. И поверьте, этот приказ — вас сопровождать, нас не радует, между тем у вас полчаса на сборы, — сказал Лиховцев, то и дело подавая знаки своим сослуживцам, чтобы те не проявляли агрессию.

— Хорошо, господа. Я поеду с вами, но соизвольте сказать, чьему приказу вы повинуетесь и склоняете меня подчиниться. В противном случае, вам придется применять силу и поверьте в подобной ситуации, я буду считать себя условно пленным и при первой вашей оплошности сбегу, — отвечал я.

— Как вам будет угодно, — сказал тот, кто представился Лиховцевым.

— Иди сюда! — сказал тот, что более всего жаждал драки. — Вот только вопреки сказанному, сам подошел ко мне, чуть подтолкнув в сторону поручика Лиховцева.

Задира из гусар схватил меня за комзол, сжал ткань в своих ручищах и притянул к себе. Вот не высокого же роста, причем все трое, что зашли в дом, а кулаки с пуд весом. Ну да такими кулаками нужно уметь управлять.

Я схватил правой рукой за тот самый кулак, что рвал ткань моей одежды, второй рукой выжал кисть хамоватому гусару. Противник скрутился и встал на колени. Что ж… колени, так колени — мое правое колено встретилось с наглым лицом сумского гусара. Один минус.

Второго, который все время молчал, а сейчас так же молча, но выдвинулся ко мне с очевидными намерениями, я встретил своим ранее любимым ударом — апперкотом в челюсть. При правильном и выверенном ударе — гарантированный нокаут. Так и вышло.

— Ай! — вскликнул я, когда лезвие шпаги Лиховцева проткнуло мне левое полупопие. — Вы не считаете сударь, что это уже вне всяких законов чести. Такие в Сумском полку гусары?

— Не смей говорить о нашем славном полку! — грозно потребовал Лиховцев, выставив саблю. — Казак?

И все-таки мне задницу продыряв… укололи. Да, вот так более благозвучно! Саблей это сделали. Сейчас и кровь саднить будет и в седле, или карете болезненно будет ехать.

— Попович, но, как ты понял, — я сделал акцент на «ты», отзеркалив обращение ко мне. — Повалять могу и славных сумских гусар, вышедших из малоросского казачества.

— Можешь, то да, но сабельки боишься. Я, знаешь, ли, чую страх другого человека, — продолжал беседу Лиховцев.