— Персы! Персы идут с города! — закричали наверху Таборитского хребта.

В это время персы уже начали откатываться назад, атака Ага Мухаммад-хана так же захлебывалась в крови. Но грузинские воины оказались в замешательстве. Если враг уже в Тифлисе, то нужно бежать в город и там биться. Но приказа нет.

Персы увидели смятение картли-кахетинского войска и стали продавливать оборону защитников.

*………….*…………*

Старик, который вот прямо сейчас лишался своего царства готовился умирать и был решителен. Он не хотел никуда отходить, уж, тем более, бежать. Шел бой, уже Ага Мухаммад-хан вышел на склон Таборитского хребта и занял там позиции, развивая свое наступление на траншеи, помогая своим офицерам и ведя за собой войска, которые шли на приступ грузинских позиций по центру. Две траншеи скоро были взяты. Грузинские воины выставляли заслоны из немногочисленных пушек, стрелков и отгоняли персов, но это была агония. Где-то в тылу так же шел ожесточенный бой. Окружение почти захлопнулось.

— Нужно отходить! — кричал имеретинский царь Соломон. — Дедушка, ты должен уйти!

— Спасайтесь! Я останусь здесь! — отстраненным, обреченным голосом отвечал Ираклий.

— Ну уж нет! — решительно сказал Соломон и приказал своим людям озаботится об отце его любимой матери.

Ираклий не сопротивлялся, когда к нему подвели коня, когда подняли старика и усадили в седло, после взяли за уздцы животное и так поскакали прочь от места, где все еще продолжался бой. Позади оставался отряд арагвинцев, должных прикрыть отступление и замедлить персов, чтобы те не успели закончить окружение грузинских войск.

— Если счастье нам изменит, — кричал, перекрикивая звуки боя, командир отряда воинов, пришедших из долины Арагви.

— Если счастье нам изменит, — вторили триста арагвинских воинов.

— И мы не сумеем одолеть врага.

— И мы не сумеем одолеть врага.

— Пусть будет посрамлен тот, кто живым вернется домой. Или победим врага, или обретем смерть! [клятва приведена согласно источникам]

— Да! — гром мужских голосов перекричали все: и звуки выстрелов и стоны раненых воинов.

Они заставили старуху-смерть обратить на себя внимание, та металась по месту боя и собирала свою жатву.

Медленно, без ружей, без клинков в руках, триста воинов спускались в хребта в направлении врага, который, уже знал, что победил. Персы начинали растекаться по площадке на верху возвышенности, но там не было никого. Все оставшиеся в живых грузинские воины отправились в сторону города, или сопровождали царя Ираклия. В Тифлис уже входили персидские захватчики, ведомые Меликом Меджлумом и Джавад-ханом.

Остановивший бой, Ага Мухаммад-хан с удовлетворением взирал на то, как грузинские воины идут сдаваться. А что еще они собрались делать? Без оружия, неспешно, казалось обреченно, остатки грузинских воинов, числом, может не более трех сотен, шли предаться в милостивые руки хозяина Кавказа шаху Ага Мухаммад-хану Каджара.

Вот воины уже подошли к первым рядам персидских воинов, вот их предводитель поднял глаза и стал смотреть по сторонам. Взгляд арагвинца заострился на восседающем на новом коне персидском шахе.

— Вбрдгвнит! — прорычал-прокричал предводитель арагвинцев [Вбрдгвнит — грузинский язык терзаем/рвем на части].

Арагвинцы выхватили кинжалы и стали резать рядом стоящих персов. Они делали это столь умело, столь решительно и стремительно, что уже через тридцать минут смогли убить, или нанести тяжелые раны более чем трехстам персидским воинам.

Нехотя, но Ага Мухаммад-хан развернул своего коня. Слишком близко находились страшные воины, которые с одними кинжалами бросились на огромное войско. Увидев маневр своего шаха, отпрянули и персидские войска.

— Тыщ-ты тыщь, — раздался ружейный залп и не менее пятидесяти арагвинцев упали замертво.

Были и те, кто получил ранение и понимая, что уже не жилец, бежал на ближайшего перса, чтобы всадить ему нож, вцепиться ему в шею и не отпускать горло, сдавливая из последних сил, чтобы не происходило вокруг.

Еще пять минут продолжалась резня, арагвинцев взяли в полукольцо, периодически в них стреляли, но они все равно шли и резали персов, уже получая и отпор от персидских воинов.

Когда же, оставшийся в живых, предводитель арагвинцев, весь в крови и своей и чужой, скомандовал отход, персы не стали преследовать их, а провожали испуганными взглядами. Ага Мухаммад-хан, осуждая себя за то, что смалодушничал, запоздало отдал приказ догнать и уничтожить дерзких неверных.

В это время царь Ираклий II, миновав Метехский мост, поднялся на гору Махата. Оттуда он наблюдал ужасающую картину. Через Гянджинские ворота в Тифлис входили персидские войска. Очаги сопротивления на территории города были, но разрозненные, небольшие отряды ничего не могли сделать с более организованными персами. Кое-где среди городских застроек уже начали алеть пожары.

Слезы наворачивались на лице царя, а, может, это слезились глаза из-за сильного ветра, который господствовал на возвышенности. Нет, он не видел смерти своей державы. Теперь уже не видел, понимал, сколь много сделано и как с честью бились его воины. Есть еще город Телави. Еще должны прийти отряды. России нужно будет сохранить лицо, и они пришлют войска. Картли-Кахетия будет жить.

— Дедушка, мы не проиграли, мы отступили, — подбадривал имеретинский царь своего царственного родственника. — Посмотри на Крцанискую долину! Она вся усеяна трупами наших врагов. С нами сто пятьдесят воинов, иные отошли и позже присоединятся к нам [автор склонен думать, что в реальности в живых защитников после битвы осталось более, чем сто пятьдесят человек, как это указано в некоторых источниках и книгах. Все грузинские командиры по итогам битвы выжили].

— Только не осталось арагвинцев, — сказал Захарий Андроникашвили, командир одного из самых ранее многочисленных отрядов грузинского войска.

* * *

Ага Мухаммад-хан мылся в бане царя Ираклия и рассматривал царские регалии. Более всего внимания шаха удостоился скипетр, присланный из Петербурга. Также рядом стояли сундуки, набитые монетами и иными золотыми и серебряными предметами. Засмотревшись на скипетр, пребывавший в собственных думах, шах облокотился локтем на раскаленные камни. Его кожа на локте моментально покрылась белыми волдырями, которые тут же лопались, оголяя уже частью сваренное мясо.

— Спалить здесь все! Сжечь эту баню! — кричал шах, быстро выходя из ставшего вдруг ненавистного помещения.

Город уже пылал, мужчин уже резали, женщин насиловали. Персы мстили грузинскому населению Тифлиса, и за собственные страхи, и за то, что персидская армия в трехдневном сражении с почти в семеро раз уступавшему по численности противнику потеряла более пятнадцати тысяч собственных воинов.

Особенно зверствовали гянджинские отряды. Эти воины мстили за то, что ранее проигрывали картли-кахетинскому царству во всем. Именно они поджигали и разрушали большинство зданий в Тифлисе.

Еще до сообщений о результатах сражения, персидский шах Ага Мухаммад-хан Каджара, послал два отряда на разведку в сторону Гори и Телави. Шах еще размышлял над тем, чтобы продолжить войну и преследовать картли-кахетинского царя. Когда же ему сообщили о реальных потерях, шах на сутки закрылся в царском дворце в Тифлисе и велел никого к себе не пускать. Продолжать войну было нельзя. Еще одно такое сражение — и нужно будет возвращаться в Персию, чтобы набрать новое войско.

Глава 16

Белокуракино

13 октября 1795 года.

Без князя получалось передвигаться быстрее. И даже не понимаю в чем дело. Вроде бы останавливались на ночевки в тех же местах, нередко останавливались и в дороге, чтобы отдохнуть и приготовить еду на костре. Но все равно добрались до Белокуракино быстрее, несмотря на то, что в телегах ехали подростки и за ними тоже нужен был уход и контроль. Семь эпизодов воровства за дорогу! Вот такой я везу контингент. Ну да выбьем эту дурь.