— Ваша светлость, посмотрите вот эти бумаги, — я протянул Куракину папку. — Тут два проекта военных реформ.

— Ты, Миша… Кому? Павлу военные реформы? Ты понимаешь, что армия — это главная забава для Павла Петровича? — возмущался князь.

— Понимаю и там нет ни о буклях, ни о мундирах, нет ничего и о тактике сражений. Почитайте, ваша светлость! — спокойно отвечал я.

На самом деле, предлагаемая реформа, в двух вариантах ее исполнения, лишь немного переосмысленные преобразования, которые были в иной реальности принятые самим же Павлом Петровичем. Может так быть, что проект павловской военной реформы уже пылиться в ворохе иных прожектов. Но и это хороший вариант. Наследник подумает, что в лице Алексея Куракина нашел единомышленника, который мыслит такими же категориями. Моя цель — приблизиться к императору и уже после начинать более активно действовать. Пусть Павел Петрович видит в Куракине законотворца, который думает схожим образом.

Первый вариант предлагаемых реформ был тот самый «павловский». Суть его в том, что рекруты должны были служить двадцать пять лет, после должны уйти из войск с выходным пособием, сумма которого позволяла бы купить маленький домик, корову, да может еще немного домашней птицы.

И все здесь неплохо, а в моем исполнении даже подсчитано математически. Но кто эти люди, которые способны дослужиться до сорока пяти лет? Или же это калеки, или… Все… более, по сути, и никто редкий, воин дослуживается до такого возраста, это лишь исключение. И вот у меня вопрос: а зачем принимать законы, которые будет касаться только лишь горстки людей? Или это не стремление решить проблему, модернизировать армию, а демонстрация от «просвещённого монарха»?

Второй мой проект был похож на первый, но тут я предлагал срок службы в десять лет. На мой взгляд, если солдата хорошо готовить, то он станет вполне обученным через года два, ну три. Опыт приобретается на войнах, ну и не было еще десяти лет в последнее время, чтобы Россия хоть где-то не воевала.

В дальнейшем, после десяти лет, уже идет сама непосредственная служба, кто-то получает повышения и в моем законопроекте есть четкий механизм получения чинов, ну и выход в офицеры. Это я к тому, что воины, которые будут служить десять лет, не должны быть хуже, чем те, кто уже старичком отбывает службу. Нельзя же забывать и о том, что со временем в каждом человеке накапливается букет болезней, а в суровых условиях военной службы, разных хвороб только прибавляется. Так что после тридцати пяти лет многие солдаты больные.

Но что же даст России служба в десять лет? Во-первых, сотни тысяч все еще не старых, тридцатилетних, мужчин вернуться в экономику. Эти, накаченные патриотизмом, умеющие за себя постоять люди, будут производить потомство, опять же, податное. И да, я понимаю, что и сейчас солдаты могут заводить семьи, но это большое исключение из правил.

Во-вторых, такой подход позволит создать мобилизационный ресурс. Вот пойдет Наполеон на Россию, а в той же Малороссии, Причерноморье, на Волге, живут демобилизованные мужчины, которые десять лет служили до этого. И вот их же и соберут, откроют заранее приготовленный склад, экипируют, назначат офицеров, которых так же нужно иметь в резерве.

И все — готовые два-три корпуса вполне себе опытных воинов. Это можно сделать за месяц, если наладить работу. Пусть на Бородино это войско не успеет, хотя бы и должно, но вот ударить на Смоленск, как главную логистическую базу Наполеона, отрезая французов от снабжения, вполне. Корсиканец проиграет сразу же, как только такие корпуса получится организовать.

Ну и третий положительный эффект, который я бы ожидал от реформы — сотни тысяч лично свободных людей. Тот, кто уходит в рекруты, перестает быть крепостным, следовательно, когда он покидает армию, стать лично зависимым уже не может. Он жениться и семья вчерашнего воина так же выходит из крепости. Тут, я просчитываю компенсацию для помещика, которому придется распрощаться с крестьянкой, выходящей замуж. Но цена одной девки невелика, государство потянет выплату помещику.

В итоге, уже через двадцать лет может сложиться до трехсот тысяч семей, которые не обязательно будут на земле, но свободными. Они вольны решать, где работать и как жить. И такие люди могут стать ядром для решения кадрового вопроса в период промышленной революции, проспать которую Россия не имеет права, я не имею права допустить это. Ну и отдельно нужно будет продумать вопрос создания государственного земельного фонда. Ну или таких людей посылать на Восток.

Не думаю, что Павел, когда станет императором, пойдет на радикальные изменения в армии по моему второму варианту, но пусть он его увидит, мало ли. Хотя для наследника и будущего правителя Российской империи наиправейшее дело — это длинна косички, да мундир. Но Павел Петрович, насколько я знал из истории, не чурался здравого подхода, когда проявлял заботу о солдатах. Это по его указу стали выдавать валенки и тулупы. А еще ввели прямо-таки невозможное — мясо в рационе питания солдата.

Так что Павел — человек сложный, не всегда предсказуемый, может поддаться импульсу, да и принять радикальный вариант военной реформы. А может порвать листы бумаги и послать по матери Куракина с его, то есть моими, реформами.

Глава 20

Петербург

21 ноября 1795 года

Какой-то человек потребовал от меня написать донос на Куракина. Не представившись, прямо на улице, в грубой форме мне поставили ультиматум: либо я пишу на князя кляузу, да такую, чтобы того стабильно убрали из столицы, либо сам могу исчезнуть. Намек был на мое прямое физическое устранение.

Если раньше я думал, что «платоно-салтыковцы» ведут себя со мной крайне грубо и слишком напористо, то сейчас вижу их полнейшую глупость и профессиональную непригодность. Хотя где тут профессионалы? Тут бы аккуратно, через мотивацию как страха, так и выгоды, тонко нужно подходить к делу, тогда и дело сладится. Но, нет — только грубая сила. Не слабые люди живут в этом времени, редко у кого подкашиваются ноги от первой угрозы.

Но, видимо, недруги Куракина, а, следовательно, они мне друзьями быть не могут, спешили. Алексей Борисович окончательно утвердился в статусе друга наследника. Весь Петербург услышал слова Павла Петровича:

— Куракины умеют быть друзьями, чем они отличаются от многих льстецов и притворщиков.

Удружил Павел, так удружил. Эти слова были сказаны Николаю Ивановичу Салтыкову, которого наследник более не желал видеть подле себя. Прерывалась связь между Павлом и его матерью, императрицей. Салтыков же терял свою значимость, как посредник. Простить такого властолюбец Николай Иванович Салтыков не мог.

Так что я не уверен, что человек, который меня выследил на улице и подкараулил по дороге к рынку, не от Платона Зубова, о скорее от Салтыкова. Хотя они там повязаны прочной паутиной.

Меня, получается, прижали к стене. А что делает зверь, которого зажимают и не оставляют пути для отхода? Правильно, он кидается на своих обидчиков. Я не могу напрямую вызвать на дуэль Салтыкова, или еще как-то действовать в рамках дозволенного в обществе, но я могу действовать нелинейно и в рамках недозволенного. Может и того, что это самое общество еще не знало, с чем не сталкивалось.

Все мои мысли сводились к тому, что нужно убирать Зубова. Пусть Екатерина и переживет это, не случиться сердечный приступ, хотя, скорее всего он будет, но возле императрицы начнется такая толкотня, что будет не до Павла Петровича, Куракина, и уж тем более не до меня. Ну а подобрать момент для акции, так можно на год приблизить воцарение Павла.

Я хотел бы ответить на вопрос о том, почему я не делаю ставку на Александра Павловича. Отвечу. Во-первых, я пока что не хочу сильно менять ход истории. По разным причинам, главная же будет звучать, как «не навреди». Во-вторых, я убежден, что Александр пока что не способен к управлению государства, от слова «совсем». Он был не так уж и хорош в первые годы своего правления в иной истории. Много суетился, принимал романтические законы, которые никем не исполнялись. Если бы не победа над Наполеоном, историки могли бы пересмотреть свое отношение к Александру. Нет, они бы обязательно пересмотрели его, потому как экономика России и без Наполеона была не очень. Заграничные походы и вливания в Российскую империю английского серебра чуть улучшили ситуацию.