Откуда виден жалкий горизонт

Молчания и одиночества.

Мне было б слишком грустно,

Потому что — ты видишь — я один. Вся Жизнь

Зовет меня еще к прошедшему, которое кричит, смеется

Тысячами красноречивых уст:

Там сзади меня она стоит нагая,

Протягивая руки.

А я лежу на глыбистой земле, ломая ногти:

Ибо нет ничего, чтоб изваять мою мечту

И сделать вечной в хрупкой форме,

Кроме немного праха —

Нет больше ничего, чтоб вылепить певучие медали...

А я умею создать в охряной глине

Лицо из сумрака и профиль из лучей,

Заставить улыбаться Печаль и плакать Красоту...

А в глубине души любовь рокочет и гудит,

Как там за соснами гудит и ропщет море.

ВИДЕНИЕ

Галоп зыбей опенил овидь моря.

Смотри: они несутся. Волны

Свирепы. Ветер хлещет

И гонит их яростный табун.

Смотри: одна обрушилась, другая сзади —

Предательская, более высокая —

Вскочила ей на круп и смяла под себя...

Сама разбилась. Между тем, как шпоры

Невидимые бесят третью. С ржанием

Взвивается она и рушится при кликах ветра,

Задохнувшегося, и вод, дымящихся в поту и в мыле.

Грудь урагана! Гривы пены!

Стоя в горьком ветре, я смотрел

На бесконечный бег морских коней и ждал,

Что вот — один из них из вод текучих

Покажется, расправит вдруг струящиеся крылья,

И я рукой за гриву ухвачу

Морского, неукротимого Пегаса.

НОЧЬ БОГОВНОЧЬ БОГОВ

О человек!

Я долго шла вслед за тобой, но ты меня

Не слышал: эхо повторяло твои шаги,

Тебе ж казалось, что ты идешь один в рассветных сумерках,

И ты бы продолжал идти, меня не замечая,

Быть может, всегда один, ища меня напрасно,

Быть может, если бы сегодня вечером, я на пути твоем —

Знакомая во сне, неведомая взору —

Не встала вдруг — нежданной и таинственной —

Перед тобой — глядящим на меня

Без страха и без удивленья, ибо

Благочестивая надежда, которой ты отдал жизнь,

Тебя оставила без родины, без алтарей, без таинств

На этой пустой земле, где ты искал богов.

Я долго шла вслед за тобой, невидимая оку,

О прохожий, я видела тебя трепещущим от радости,

Когда тебе казалось, что ты готов настичь добычу,

Охотник на богов без стрел и без сетей...

Я шла вслед за тобой по лесу, где ты мечтал

Сильвана подстеречь или застичь Дриаду,

Когда на утренней заре она скользнет

Из-под седой коры узлистого ствола.

Напрасно топор твой рубит дерево. Там пусто. Напрасно

Склонялся ты подолгу над ключами,

Чтобы увидеть в водах бегущих и напрасных

Нимфу, что там живет и не покажет больше

В ручье прозрачном тело нагое и текучее,

Которое по выгибам и сжатьям берегов

Скользит, убегая с пугливою волной.

Напрасно, о пастух, среди родимых стад,

Млеком их вскормленный и их руном одетый,

Близ пчелиных ульев, с флейтою в руках,

Под летнею луной ты выжидал Сатира

И дробь копыт танцующей походки.

Напрасно все! я часто заставала тебя склоненным

В сумерках у родника, в песке упорно ищущим

Святую накопыть крылатого коня.

Море перед твоим благочестивым взглядом

Не разверзало волны ликами божеств.

Никто из тех, кто населял поляны и пещеры,

Желаньям грез твоих не выявлял лица;

Ни даже те, кто некогда, всечасно и повсюду

Выходили из рощ, из гор, с нагорий, с побережий

И смешивались с жизнью человека.

Пройди по лугу цветущему, взойди на одинокую вершину,

Войди в плодовый сад, в питомник, в виноградник,

Исследуй лес, холмы и поросли, и рощи —

Нет никого. Пройди, о путник, в ворота Города,

Который свободная работа и рабский труд

С утра до ночи переполняют двояким говором:

Там поют, смеются, говорят, спешат, живут и умирают;

Горит очаг, костер пылает, печь дымится,

Свирепый молот бьет по наковальне;

Один кует косу, другой чеканит латы;

В единой бронзе сплавляются различные металлы.

Для арены, где льется кровь, для пашни, политой пóтом —

Вот выгнутый сошник, а вот короткий меч.

Вот якорь корабельный, вот морской трезубец.

Вот золотой орел, вот медная волчица:

Он клювом бьет, она кусает пастью

Немых рабов, вертящих жернова;

Ибо Город в единый день и каждый день съедает

Целый посев, сжигает целый лес,

И тлеет, как заря, в глубинах вечеров.

Но средь различных дымов,

Над ним клубящихся, его чернящих небо,

Нет ни единой струйки ладана, взносящейся к богам!

И ни один из молотков, звенящих в кузнях,

Направленный рукой благочестивой, не чеканит

Ни в ковком серебре, ни в золоте верховном

Ни лика вещего, ни профиля богов.

Так почему же ты, подобно прочим людям

Забывчивым, не позабыл имен, которыми нас звали?

Зачем ты ищешь нас, упрямец милый,

Всегда привязанный к невидимым следам?

Разве без нас земля не плодоносна, не прекрасна?

Разве она не та без колесниц Кибелы,

Благочестивый друг? И разве море

Волною, как прежде горькой, не поет

Своих усталых жалоб и звонкой радости,

Хотя сквозь ветер, доносящий их, не слышны

Голоса Сирен, зовущих в свои объятия?

Что ж хочешь ты? Ты разве недоволен,

Что стадо безраздельно принадлежит тебе,

Что ты не должен отдавать Богиням-Охранительницам

Ни белой кобылицы, ни черного барана?

Для одного тебя не слишком много ль плодов

От виноградника, от дерева, от сада,

И тайный долг неволит, как дар богам отдать,

Гроздь тяжелейшую и самый полный колос?

Разве тебе не жаль пролить в честь бога, в его кратер,

На алтаре избыток своей амфоры?

Ступай. Жни свой ячмень и сей свою пшеницу.

Не все ль равно, куда исчез божественный Изгнанник,

Который подымал в разгар осенних оргий

Корзину с гроздьями и обагренный серп!

Будь человеком! Ешь, пей и плачь и смейся.

Желанье короче, чем кажется. Любовь

Не длится долее, чем облетает роза.

Сорви цветок! Вкуси плода. Живи вещами,

Не думая о том, что было божественным когда-то.

Но чувствую, мой сын, что речь моя напрасна.

Так слушай: я одна из тех,

Которых звали бессмертными.

Одна живу я полгода на земле и вижу Солнце.

Другие, сошедшие в Аид, забыли

Хода и выходы; одна я знаю,

Каким путем извилистым восходят

К сиянью дня, к лазури, потому что

Я — земная и подземная —

Царица дважды в моем двояком царстве.

Ты так хотел. Прими в уста зерно

Плода таинственного, что я держу в руке,

Закрой глаза: их ночь багровая еще полна

Отсветов золотистых земного вечера.

Следуй за мной. Молчи. Будь осторожней.

Спустись еще. Открой глаза. Смотри!

Ты видишь — там внизу, катя слепые воды,

Сквозь зыбкий мрак и призрачные светы

Черная река кольцом струящимся замкнула

Обрывистый, песчаный, молчаливый остров,

Последнее убежище богов.

Время не пощадило их. Они дряхлеют,

Седы их бороды, и волосы их белы.

Ты видишь: охмелевший Вакх берет и наклоняет

Амфору без вина, а тирс его —

Сухая ветвь без виноградных гроздий и без плюща,

Меркурий беспокойно сравнивает с ней нагую трость — когда-то кадуцей —