Старик-утопленник.

Внезапно что-то сверкнуло на шее нечисти и протянув руку, одним махом, как щука блесну, схватил отливающий медью предмет. Рывок и зажатая в кулаке добыча остаётся у меня.

Вытянул другую руку, напитав небольшой частью своей энергии, бросил готовое плетение. Оно опутало его словно сеть, врезалось в тело и пропало. Миг и руки, державшие меня, разжались, но тут раздался такой вой, что я подумал, сейчас лопнет голова или пойдёт кровь из ушей.

Вылетев на поверхность будто пробка, я едва не побежал по воде аки посуху. Доплыл до берега и тяжело дыша растянулся на песке.

«Вот зараза, чуть не утопил старый хмырь!»

То, что нежити пришёл конец можно не сомневаться. Как я понял, это плетение разрывает межклеточные связи и тело, живое или не живое, превращается в кучу отвратительной слизи. Описано это было в книге, конечно, другими словами – откуда тут такие термины знают, но я перефразировал на более понятный мне язык.

Разжал кулак, чтобы рассмотреть сорванную с утопленника вещицу. Простой кружок, сантиметра три в диаметре, на тонком кожаном шнурке, причём полусгнившем от долгого пребывания в воде. Потому и порвался так легко. Не смог понять из какого он металла. Похоже на медь по цвету, но никаких следов окисления – возможно обработан какой-то магией.

На одной стороне непонятные руны, или иероглифы, на другой изображение паука. Вещица, несомненно, являлась магическим артефактом, но его предназначение оставалось для меня загадкой.

Что ж, подумаю над этим позже. Спрятал её в кошель и растянулся, блаженно прикрыв глаза.

Повалявшись на песочке ещё около часа, окунулся напоследок и неспешно поехал в замок. Поглядел на опускающееся к горизонту солнце и въехал под сень деревьев, укрывающих знакомую уже тропинку.

*********************

Эбигейл вир Тосвальд.

Юная баронесса Эбигейл вир Тосвальд маялась от скуки. Её единственная подруга Бренда, дочь барона вир Зеендорфа – соседа и друга её отца, часто гостившая у них, укатила к себе и должна приехать только через три дня, а надоевший до тошноты замок покидать запретил папенька. В наказание за совершенно невинную шалость, когда они пробрались тайком посмотреть на того противного раненого бродягу.

Проклятая старая Бетси – служанка, застукавшая их в самый горячий момент, всё-таки наябедничала отцу. Ну ничего, она ещё пожалеет об этом, Эби не из тех, кто забывает обиды!

Бродяга... Как его там... Закария кажется? Это он во всём виноват – из-за него же вышла такая неприятность.

Почему-то она всё чаще вспоминала о нём, и это сильно раздражало. Ведёт себя точно принц какой-то или герцог, а сам то небось вообще простолюдин. Хотя надо признать, говорит очень грамотно, словно учился, да не в какой-нибудь общей школе для голытьбы, что при храме, а в столичной академии.

Она пару раз случайно услышала его разговор с отцом и Михвальдом. Нет, она вовсе не подслушивала, просто захотелось вдруг тихонько постоять у дверей, за которыми они так громко разговаривали, что ей даже не пришлось прислушиваться. Ну, почти не пришлось...

А потом он прошёл мимо, даже её не заметив! Какая наглость! Он должен почтительно, низко поклониться, как вся прислуга. Так полагается при её статусе, а он... он... Он даже папеньке так не кланяется, будто равен самому барону! Нет, стоило бы его проучить.

Ещё, недавно она увидела его, въезжающего вечером во двор и внезапно вспомнила, что ей как раз, срочно нужно на конюшню. Уже седмицу всё забывает туда сходить.

Обходя донжон, совершенно случайно задержалась за большим кустом шиповника, откуда так хорошо видно широко распахнутые ворота, зато её не видать вовсе. Она даже не думала подглядывать – просто остановилась отдохнуть в удобном неприметном местечке.

Когда юноша появился и оглядевшись по сторонам вдруг скинул всю одежду и стал плескаться в бочке, в её красивой светловолосой и очень умненькой головке созрел план маленькой мести.

Она «случайно» пройдёт мимо него и «прихватит голышом».

Тут же представила его жалкий вид – как он, смутившись, закрывается руками и схватив в охапку одежду убежит, а потом, всякий раз при встрече будет краснеть и прятать глаза.

Она тихонько подошла и злорадно предвкушая его позорное бегство, встала в каких-то пяти шагах от ничего не замечающего парня. Тот с явным наслаждением плескал на себя воду и фыркал от удовольствия. Она невольно засмотрелась на прекрасно сложенную фигуру, молодое красивое тело, на котором уже появилось несколько шрамов.

Словно почувствовав что-то, парень резко повернулся и с лёгкой улыбкой уставился на неё. В его лице не мелькнуло и тени смущения, руки даже не дёрнулись прикрыть то самое место, он просто стоял и смотрел так нагло, с каким-то вызовом. Миг, другой, третий... Этот гад и не думал смущаться! Напротив, глянул будто на какую-то порочную девку, как ей показалось, презрительно ухмыльнулся и повернувшись задом продолжил плескаться.

Эбигейл вдруг стало невыносимо стыдно. Она, леди, баронесса вир Тосвальд, подглядывает за купающимся простолюдином, пялится на его мужское достоинство как какая-то шлюха!

Она вдруг почувствовала, что краснеет… А этот хам?! Он же её опозорил! Если кто-то увидит... Да что там увидит, этот негодяй сам всем разболтает! Вся прислуга будет шептаться у неё за спиной и мерзко хихикать.

– Наглец! – вырвалось невольно, когда, резко повернувшись, она со всех ног помчалась прочь.

Следующие несколько дней Эбигейл не находила себе места. Вслушивалась в разговоры прислуги, вглядывалась в лица служанок, ожидая увидеть в них подтверждение собственных страхов.

К её удивлению, слухи о таком позоре леди по замку не поползли. Очень странно, ведь чернь не упустит случая позубоскалить за спиной у благородных.

Неужели этот нахал считает её настолько малозначительной букашкой, о которой даже не стоит говорить? Или он снова не обратил на неё внимания, а то и вовсе не заметил? Да что он о себе возомнил!

Она одновременно на него злилась и радовалась, что эта история не вышла на свет.

Зато неожиданно прогремела другая новость. Прибежала Златана, её личная служанка, единственная кому она позволяла свободно с ней болтать почти обо всём.

Выпучив глаза, затараторила, что двое дружинников ночью хотели ограбить и убить молодого господина Закарию, а он их обоих в бараний рог скрутил, связал, и капитану отдал. Сидят теперь под замком, суда Его милости барона ждут.

– Дура, какой он тебе господин! Это бродяга, которого папенька из жалости подобрал, как шелудивого кота!

– Госпожа, что вы! Ведь за три лиги видать, что это благородный! И речь у него какая грамотная, и стать. И держится с достоинством, да и вообще... – она зажмурилась и мечтательно протянула, – тааакой красавчик...

– Такой тупице как ты, бесполезно что-то объяснять! Скажи лучше, откуда у бродяги деньги, чтоб его грабить?

– Так он же из Земель Нежити приехал, много всякого добра при нём было, вот он и продал – что-то магу нашему, что-то управляющему. Господин Крутиц про это при всех рассказывал, вот грабители и прознали. Видать соблазнились такими-то деньжищами. Но только это не всё! – служанка понизила голос, видно это был секрет, – говорят Леспин это затеял в отместку. Его господин Закария увидел, когда тот служанку ударил. Вы ж Леспина знаете, чуть что не по его, сразу руки распускает, привык, что его боятся все. А господин Зак ему как дал и два зуба выбил! Вот Леспин и подговорил своего дружка Зиница, да только не вышло у них ничего.

– А чего это вдруг он за служанку вступился? Кто такая?

– Не знаю, Ваша милость, но как узнаю, непременно расскажу!

– Вот ещё, очень надо! Плевать мне на всякую чернь… вечером, как придёшь меня ко сну готовить, тогда и расскажешь.

Не успела улечься пыль от этой новости, как грянула другая. Эбигейл как раз вышла во двор и услышала крик дружинника, дежурившего на воротах. Тот обращался к пацанёнку лет десяти, старшему сыну кого-то из прислуги, который болтался без дела неподалёку.