— Алекс, — задыхаюсь я, сдерживая слезы. Он борется с невозможностью что-то сказать, отчаяние пронизывает каждую линию его тела.

— Ах, Амелия, — снова говорит незнакомый голос, привлекая наше внимание к его источнику. В стороне стоит мужчина, наблюдая за нами с хищной ухмылкой. Его лицо представляет собой гротескное лоскутное одеяло из шрамов от ожогов, как будто он был сшит из раздробленных фрагментов самого себя.

— Кто ты? — говорю я, и мой голос дрожит, несмотря на мою самую смелую попытку поверить в себя.

— Терпение, — упрекает он, на его губах играет извращенная улыбка. — Всему свое время.

— Отпусти Алекса, — говорю я, не в силах сдержать отчаяние в голосе.

— Ах, но это же не весело? — от смеха этого мужчины в моих венах стынет кровь. — Нет, моя дорогая. Сначала тебе придется сыграть в игру.

— Алекс! — кричу я, мое сердце разрывается при виде его связанного и раненого. Мужчина со шрамом усмехается, насмехаясь над моими страданиями.

— Как трогательно. — выплевывает он, и в его голосе сочится презрение.

Николай прищуривается, изучая лицо мужчины.

— Ты кажешься мне знакомым, — осторожно говорит он. — Но этого не может быть…

— Конечно, может, — зловещим тоном возражает мужчина со шрамом. — Мы играли вместе, когда были детьми, Николай. Ты должен меня помнить.

Глаза Николая расширяются от недоверия, и он задыхается.

— Нет. Это невозможно. Ты мертв.

— Кто он? — шепчу я.

— Сюрприз! Отец прятал меня на этом складе. Я был в коме до десяти лет, а потом, когда каким-то чудом я очнулся, вместо того, чтобы принять меня обратно в семью, он спрятал меня. Последние шестнадцать лет со мной обращались как с заключенным.

— Это невозможно, — задыхается Николай.

Мужчина делает паузу, на его лице расплывается кривая ухмылка.

— Нет, как раз наоборот. На самом деле Лука знал обо мне все. Он навещал меня чаще, чем мой собственный отец.

Я сжимаю кулаки, гнев и страх накатывают на меня, словно неистовые волны.

— Лев, то, что с тобой произошло, ужасно, но Алексей ничего не знал. Он не виноват, — умоляет Николай, и вдруг все становится ясно. Мужчина, стоящий передо мной, — мертвый брат Алекса, только он очень даже жив.

Глаза Льва сужаются, на его губах играет холодная улыбка.

— Алексей никогда не должен был управлять семьей, — говорит он, расхаживая по комнате, как хищник, выслеживающий добычу. — Но отец решил, что лучше оставить меня «мертвым», потому что ему было так стыдно за своего сына со шрамами. — Его взгляд задерживается на Алексе, который извивается на стуле, его глаза пылают гневом. — А ты, Алекс... Настолько высокомерный, ты запретил Луке взять Амелию в качестве платы за ошибки нашей семьи. Все, что мне нужно было сделать, это сидеть сложа руки и ждать, пока эта семья развалится на части сама по себе.

Сердце колотится в груди, кровь хлещет по венам, когда я набираюсь смелости заговорить.

— Мой отец не трогал Луку, — возражаю я дрожащим, но твердым голосом. Мужчина со шрамом обращает свое внимание на меня, и я заставляю себя встретиться с его леденящим взглядом. — Беременность наступила до того, как мать Максима стала жить с Лукой. Она никогда не рассказывала об этом моему отцу.

— Ах, маленькая Амелия, — насмехается он, подходя ближе. — Ты всегда так яростно защищаешь свою драгоценную семью, верно? Но ты многого не знаешь, что происходит за закрытыми дверями.

— Твои извращенные игры ничего не изменят. — говорю я ему едва громче шепота. Его смех эхом разносится по складу. Я стою на своем, глядя на него с таким вызовом, насколько это возможно.

— Смелые слова, Амелия. — мужчина со шрамом ухмыляется. — Но скоро ты поймешь, что храбрость может помочь только до определенного момента.

Я прикусываю губу, заставляя себя сдерживать дальнейшие вспышки гнева. Я уверена, что Лев злится, и спорить с ним будет бесполезно. Вместо этого я сосредотачиваюсь на том, чтобы найти способ безопасно вытащить Алекса отсюда.

Мои мысли мечутся, пока я наблюдаю, как Алекс борется со скотчем, закрывающий рот, и его приглушенные протесты наполняют воздух. Николай, кажется, чувствует мое растущее беспокойство и обращает свое внимание на человека со шрамами, спрашивая:

— Что случилось с твоим отцом?

Лев ухмыляется, его искаженные черты лица искривляются от улыбки.

Гнев, исходящий от Льва, ощутим, когда он ходит взад и вперед, его голос кипит от злости.

— Мой отец обвинил меня в убийстве Луки. Можешь в это поверить? Я не видел его почти год, а потом он появился у моей двери, назвав меня убийцей. Я спросил его, подумал ли он о том, что его драгоценный Алексей мог быть в этом замешан, но он никогда не мог видеть моего брата таким, какой он есть на самом деле. Я решил, что настало время взять под контроль свое право, данное мне при рождении.

— Однако ты оставил его в живых? — спрашивает Николай, глядя на мужчину, устроившегося на больничной койке.

Лев ухмыляется.

— Я отравил его. Но вместо того, чтобы позволить ему умереть, я выбрал более изысканный путь: сохранить ему жизнь, подсоединив к аппаратам, точно так же, как он поступал со мной в течение всего моего детства.

Когда он приближается ко мне, я не могу не вздрогнуть. Его прикосновение к моей щеке холодное и грубое, заставляет меня тосковать по теплу и безопасности в объятиях Алекса.

— Именно тогда меня осенило, — шепчет он, его дыхание обжигает мою кожу. — Лука поступил правильно, запросив Амелию в качестве цены, просто идеальное решение.

— Что это значит? — требую я, отстраняясь от него.

— Это семья Кинг ввела меня в кому. — Лев щурится на меня. — Твоя семья наградила меня шрамами, которые я ношу каждый день. Шрамы, которые заставили моего отца спрятать меня от лиц, которых я никогда не встречал.

— А твоя семья в отместку убила мою мать. — огрызаюсь я. — Чего ты еще хочешь?

Лев усмехается, и я вижу, что он получает удовольствие от происходящего.

— Я хочу сказать, моя дорогая Амелия, что когда мы с тобой поженимся, мы будем контролировать обе семьи. Вместе мы будем непобедимы.

Алекс начинает подпрыгивать на стуле, дергаясь, а приглушенные протесты эхом разносятся по комнате. Лев разворачивается, останавливая взгляд на брате.

— Господи, какого черта ты хочешь? — рявкает он, выдергивая скотч изо рта Алекса.

Алекс задыхается, его лицо покраснело и исказилось от ярости. Хотя я знаю, что не должна этого делать, я не могу не почувствовать проблеск надежды при виде его несломленного духа.

— Не трогай ее, черт возьми! — кричит Алекс хриплым голосом. Его глаза дикие, наполненные яростью, которую я никогда раньше не видела.

—Расслабься, — отвечает Лев, ухмыляясь, как будто наслаждаясь представлением. Но под этой ухмылкой я вижу проблеск неуверенности. Он знает, что пробудил в Алексе что-то жестокое и опасное.

— Тебе лучше убить меня, — рычит Алекс, — потому что, если ты этого не сделаешь, как только я выйду отсюда, я приду за твоей головой.

Его слова повисли в воздухе, обещание столь же мрачное и неизбежное, как сама ночь. Но его брата, похоже, не смущает угроза. Вместо этого он прислоняется спиной к больничной койке, его покрытое шрамами лицо искажается выражением жестокого веселья.

— Ах, братишка, — драматично вздыхает он, — ты всегда так стремился быть героем. А ты никогда не задумывался, что на самом деле я заслуживаю всего, что у тебя есть? Особенно Амелию.

Кажется, комната вокруг меня сжимается, воздух наполнен напряжением и невысказанной злобой. Я вздрагиваю от того, как он произносит мое имя, как будто я приз, который нужно забрать, трофей, который нужно выставить напоказ. Это мерзко и отвратительно, и я не могу не чувствовать, как меня захлестывает волна ненависти.

— Только через мой труп, — шепчу я низким и ровным голосом.

— Амелия, — он мрачно посмеивается, — ты всегда такая упрямая?

— Упрямая? — повторяю я, в моих глазах вызов. — Нет. Я решительна. Если Алекс не убьет тебя, это сделаю я. — вызывающе заявляю я.