Недавно я узнал, что в Рязани тоже открылось рекламное агентство. Что интересно, открыл его один из сотрудников, который до этого работал на меня в Москве. Владислав навёл справки и уверенно сообщил:

— Это был шпион. Молотов понял, что наш с тобой Смолин подставное лицо, и на самом деле предприятием управляешь ты.

— Следовало ожидать, — сказал я.

— Да, конечно. Он не тупой. К тому же, твоё дело действительно очень перспективное, не только Молотов это видит. В Москве уже открылось два агентства, кроме нашего. Правда, Молотов ухитрился узнать, как работает дело изнутри.

— Тоже следовало ожидать.

— Угу. Никита лично вливает деньги в своё агентство и захватывает рынок в Рязани. Так что теперь наше соперничество выходит в область коммерции.

— Что ж, потягаемся, — я улыбнулся телевоксу. — Посмотрим, кто кого.

Мы обсудили ещё кое-что и закончили разговор.

После него я снова всерьёз задумался о том, чтобы найти для своего рода новое место.

Дальнегранск стал нам тесен. Кроме того, я был здесь, по сути, на птичьих правах. В том смысле, что я не обладал никакой собственностью — дом числился за родом Тарковских, поскольку ранее принадлежал моему деду и потом был куплен Владом. Земля, на которой стояли казармы, была в аренде.

Я не мог купить её, поскольку для этого необходимо было стать вассалом Тарковских. А Владислав ни за что бы не согласился принять меня. Хотя бы по причине того, чтобы не раскрывать факт нашего союза князю Молотову.

Да и вообще, мне надоела Сибирь с её куполами, опасными дорогами и отсутствием светской жизни. Я мечтал вернуться в княжества, о чём и сообщил Владу при очередной беседе.

— В московском я тебя точно не приму, — сказал он. — Есть другие варианты?

— Да. Смоленское.

— Думаешь, если князь однажды передал тебе привет, то будет рад сделать своим вассалом? — с сомнением хмыкнул Владислав.

— Это можно узнать, — равнодушно ответил я. — От тебя мне нужно, чтобы ты официально отменил изгнание. Или выдал послабление, не знаю.

— Это можно сделать, конечно. Повод подыщем, — задумчиво сказал Влад. — Но ты же понимаешь, что, если я отменю изгнание, Молотов тут же набросится на тебя?

— С чего бы?

— С того, что пока мы делаем вид, будто на самом деле не очень дружим. Он-то уже наверняка раскусил, что это не так, но всё ещё может сомневаться. Но вот если ты вернёшься в княжества…

— Да, понимаю. Плевать. Мне надоело сидеть в Сибири, мне нужен простор. Так я смогу быстрее набирать силу и помогать тебе, в том числе.

— Хорошо, хорошо, — с улыбкой в голосе сказал Влад. — Договорились. Можешь попробовать встретиться со смоленским князем.

Илья Романович Грушецкий, князь Смоленска, не сразу согласился на встречу со мной. Первый официальный запрос был отклонён, ответа на второй пришлось ждать неделю. Полагаю, князь прощупывал почву и выяснял, насколько опасна для него может быть такая встреча.

В том плане, что он ведь знал о конфликте между Москвой и Рязанью. Наверняка понимал, что я в нём участвую, и также понимал, что, если встретиться со мной на официальном уровне, это будет сигналом князю Молотову. Мол, Смоленск на стороне Москвы.

Но на встречу Илья Романович всё же согласился. А от Влада я получил официальное разрешение посетить большую Россию. Правда, ко мне приставили конвой, но я-то понимал, что на самом деле это охрана, а не надзиратели.

Поместье смоленского князя располагалось за городом, но меня он решил принять в конторе в центре Смоленска. Богатый кабинет, отделанный золотом, так и кричал о достатке владельца.

Бедных князей в России не было, но не все из них стремились выставлять богатство напоказ. Илья Романович не стеснялся. Он и сам был одет в дорогущий бархатный костюм, а на пальцах блистали перстни с бриллиантами.

— Эспер Александрович, — таким же бархатным, как костюм, голосом приветствовал он меня. — Рад встрече.

— Взаимно, ваше высочество, — я коротко поклонился и пожал князю руку.

Мы уселись за стол, выпили чаю со сладостями и какое-то время поговорили о разных пустяках. Грушецкий живо интересовался, как живут люди в Сибири, и удивлялся тому, насколько там на самом деле опасно.

— Да уж. Не представляю, как вы смогли так возвыситься в столь неблагодатном месте, — покачал он головой.

— Разве я сильно возвысился? — спросил я.

— Конечно. Из нищего изгоя за год превратились в весьма могущественного дворянина. По меркам баронов, конечно же, — улыбнулся Илья Романович. — Не сочтите за оскорбление.

— Что вы, я прекрасно осознаю своё положение. Именно поэтому хочу его улучшить.

— Похвально, похвально! — князь постучал пальцами по столешнице. — Насколько я полагаю, именно свои перспективы вы и хотели со мной обсудить?

— Вы проницательны, княже, — улыбнулся я.

— Слушаю, — Грушецкий принял деловитый вид.

— Всё очень просто, ваше высочество, и одновременно очень сложно. Я хочу вернуться в большую Россию. Мой брат-князь готов отменить изгнание, но не готов сделать своим вассалом. Понимаете, это будет слишком явным сигналом для наших недругов.

— Вы говорите о князе Молотове, — сказал Илья, и это был не вопрос.

— Да, — кивнул я. — Вы, конечно же, в курсе, что между ним и моим братом…

— Я знаю гораздо больше, чем вы думаете, Эспер, — как-то зловеще произнёс князь.

— Что вы имеете в виду?

— Вы слышали о похождениях вашего деда? Который был вашим тёзкой?

— Да, — кивнул я. — И о настоящих причинах конфликта я тоже знаю. А вы?

— Я тоже. Никита Молотов гораздо ближе к вам, чем вы считали раньше, правда?

— Это так.

— Но я вынужден рассказать вам кое-что ещё, Эспер, — сказал Грушецкий, глядя мне в глаза. — То, что вам не понравится. Кое-что о вашем брате.

— О Владиславе?

— Да. Дело в том, что всё случившееся — смерть вашего отца и старшего брата, начало конфликта с Рязанью… Да и вообще то, что князь Молотов решился покуситься на Москву — это вина Владислава.

— Что вы имеете в виду? — нахмурился я.

— То, что и сказал. Если бы не ваш брат, всего этого бы никогда не случилось.

— Говорите прямо, ваше высочество.

— Вы точно хотите знать? — поигрывая перстнями, спросил Илья.

— Сначала говорите такое, а потом спрашиваете, хочу ли я знать⁈ — я не удержался и повысил голос. — Конечно!

— Хорошо. Тогда слушайте…

— О конфликте между вашими родами мне известно давно, — начал князь Грушецкий. — Я был свидетелем того, как ваш дед пошёл на Рязань войной.

— Сколько вам лет? — не удержался я от вопроса.

— Сто четыре года. Мне было двадцать три, когда началась та война. Мой отец и ваш дед, Эспер Григорьевич, были весьма дружны. Поэтому отец без сомнений поддержал его в походе против Рязани.

Я молча кивнул, хотя и сомневался, что дело было только в дружбе. В политике ни у кого нет друзей. Тогдашний князь Смоленска наверняка преследовал какие-то свои интересы.

В конце концов, мой дедушка был неправ по всем фронтам. Мало того что обрюхатил чужую жену, так после этого ещё прикончил её мужа и пошёл на род войной…

А теперь нам с Владом приходится разгребать последствия всего этого.

Гордиться таким предком было сложно. Да я и не пытался.

Меня гораздо больше интересовало, что Илья Романович имел в виду насчёт Влада. Что значит, он виновен во всём, что случилось?

— Но война, как вы знаете, не увенчалась для Москвы успехом, — продолжил князь. — Поэтому ваш дед оказался в опале и был сослан в Сибирь.

— Эта часть истории мне знакома, — сказал я. — Кстати, вы не знаете, что он делал в Сибири?

— Ну как же. Основал Дальнегранск, а затем отправился на Дальний Восток.

— Это я тоже знаю. А потом?

— Судя по всему, сгинул где-то в глуши.

У меня были другие сведения. Судя по тому, что сумели нарыть Милослава и отдел разведки Тарковских, дедушка вернулся в княжества под чужим именем. Но здесь след потерялся. Я думал, Грушецкий знает больше, однако увы.