— Князь Жевахов с супругой. У Анатолия Петровича Жевахова высший предел Сапфирового ранга, и он хороший эфирник. Граф и графиня Каменские. Он — Изумруд, супруга — Рубин, у их детей Сапфир. Сапфир и у графа Фредерикса и его сына…

— Фредериксы — потомственные боевики-стихийники, — отозвалась матушка. — С эфиром у них всегда было хуже. Они с настолько тонкой манипуляцией бы не справились. Да и мы не воевали…

— Не думаю, что сейчас фактор конфликтов в прошлом имеет значение, — заметил я. — Пока нас не было в столице, все слишком изменилось. Если слухи верны и готовится новый переворот, то вне зависимости от того, что было в прошлом, семьи выбирают стороны, опираясь лишь на выгоду.

— Согласен, — кивнул князь. — Жевахов или Каменский. Из всех, кто там был, лишь они способны на столь тонкие манипуляции. С обоими мы знакомы, но крепких связей у нас никогда не было.

Князья Жеваховы — темные лошадки. Происходят от древнего кавказского рода Джаваховых, и при дворе бывали редко — несли службу на южных границах империи, а места там горячие. В роду в основном стихийные боевики, но среди женщин встречались талантливые психики и лекари.

Каменские — род более известный и тоже древний. Прославились еще при Казанском походе Иоанна Грозного, но титул графов получили уже при новой Империи. Изначально были известны как сильные боевики с упором на стихии огня и ветра, но многочисленные браки смешали гены и привнесли в род мощные способности к магии эфира.

В отличие от Жеваховых, Каменские обитали в Петербурге. Имея родовое поместье и заводы под Тверью, они предпочитали проводить большую часть года в столице.

И если выбирать между двумя родами, я бы поставил на графов Каменских. Больше заинтересованности и вовлеченности в политику.

— Что ж, я разузнаю как можно больше обо всех замешанных, — сказала мать, наливая отцу новую чашку кофе. — Не зря я велела подготовить нашу резиденцию в столице.

Светлейший князь покачал головой.

— Мне все еще не нравится эта затея.

Светлейшая княгиня резко переменилась в лице. Благородные черты заострились, глаза сверкнули льдом, и радужная оболочка вспыхнула ярко-зеленым пламенем Изумрудного ранга.

— Нам объявили войну, Иоанн. И мы на это ответим.

Прощание вышло теплее, чем я ожидал. План врагов, кем бы они ни были, провалился: вместо того, чтобы разъединить, они еще больше сплотили нашу семью.

Отец и Виктор отбыли днем ранее: их ждало заседание очередного комитета в Гельсингфорсе. Но перед отъездом мы обсудили наш ответный план действий, и звучал он просто.

Сделаем вид, что врагу все удалось.

Что Виктор себя дискредитировал, и это вызвало раскол в семье. Что отец увез наследника подальше, запретил использовать магию и будет держаться с ним отстраненно. И сам светлейший князь нет-нет, да позволит себе продемонстрировать слабость и разочарование.

А мать, поддавшись эмоциям, заберет остальных детей в Петербург и будет искать там поддержки. Ведь именно этого ждут от бывшей великой княжны Романовой. Мать пытается защитить детей. Ничего необычного.

Все это — наживка, которую мы забросим как можно дальше. Посмотрим, какая рыбка клюнет. Что предложат и что потребуют. И кто.

— Желаете ли еще чаю, ваша светлость? — одетая с иголочки проводница заглянула к нам в купе.

Матушка оторвалась от ежедневника.

— Да, будьте любезны на всех. Благодарю.

Мы путешествовали налегке — весь багаж и прочие вещи, которые понадобятся в Петербурге, мы отправили несколькими днями ранее вместе с Аграфеной и штатом слуг. Сама поездка из Выборга в столицу занимала два-четыре часа в зависимости от транспортной компании. «Частники», тот же «Томашевский экспресс», ехали быстрее.

И все равно мы решили взять купе-экстра в вагоне Первого класса. Статус обязывал. Когда аристократ ступает на перрон, смотрят не только на его знаки отличия, но и на то, как он путешествовал. Поэтому наша недолгая поездка проходила в атмосфере дороговизны и комфорта.

Это нувориши предпочитали сверхскоростные поезда с сидячими вагонами. Аристократы оставались верны традициям: только расширенные купе, только Первый класс, только «Гельсингфорс — Санкт-Петербург» Императорской транспортной компании.

Разве что Чуфте привилегий не досталось. Впрочем, чайка превосходно себя чувствовала, устроившись в одном из тамбуров. Пару раз ее гоняли проводники, но она просто перелетала в другое место.

— Комплимент от начальника поезда и ресторана!

Проводница вернулась с подносом, на котором дымились три стакана в серебристых с позолотой подстаканниках с гербами Императорской железной дороги и тарелка с небольшими пирожными.

— Принимать семью Николаевых для нас большая честь! — Любезно улыбнулась проводница и поставила ношу на столик. — Пожалуйста, обратитесь ко мне, если что-нибудь понадобится.

— Благодарю, — улыбнулась матушка. — И прошу передать мою благодарность начальнику поезда.

Когда за проводницей закрылась дверь, я потянулся к тарелке с пирожными — проверить, не было ли там следов инородной силы. Чисто. И уж точно обошлось без энергии Искажения. Может я излишний параноик, но спокойнее, когда все под контролем.

Таня все это время пялилась в окно с перерывом на чтение. Разглядывала проносящиеся мимо деревни, постройки, леса… Она ведь родилась уже в ссылке и была в Петербурге всего лишь раз, в раннем детстве. Сейчас ей была интересна каждая мелочь. Она и города-то больше Выборга никогда не видела.

Я обожал горячий чай — вот чтобы прямо кипяток! Этот оказался крепким, терпким, ароматным. Хороший у них поставщик.

Таня остудила свой и потянулась за печеньем. Это было что-то вроде орешка с начинкой. Но, надкусив его, сестра поморщилась.

— Ой. Кажется, там что-то есть…

Я мгновенно выхватил орешек у нее из рук.

— Леша!

— Извини. Погорячился.

Нет, это было не то, что я подумал. Но не менее интересно. Внутри орешка оказалась свернутая в малюсенькую трубочку записка!

— Кажется, кто-то хочет связаться с нами тайно, — сказал я, передавая записку матери.

Светлейшая княгиня осторожно ее развернула.

«Не садитесь в автомобиль! Енот-потаскун»

Мы с матерью переглянулись. Я совершенно ничего не понял из второго предложения, однако первую мысль уяснил. Но светлейшей княгине эта записка явно сказала гораздо больше.

— Леша, ты не сопроводишь меня? — попросила мать, и я понял, что она хотела поговорить без сестры.

— Конечно, матушка. Таня, посиди пока здесь, пожалуйста.

Сестра удивленно на меня взглянула, но ей было так интересно разглядывать пригород Петербурга, что она не стала спорить. А могла. Подростковый возраст — вещь не всегда приятная.

Мы вышли в коридор, и едва я плотно задвинул дверцу купе, мать вцепилась мне в руку.

— Второй телефон у тебя с собой? — шепнула она. — Тот, о котором, как ты думал, я не знаю.

Подловила! Я не стал отпираться и молча кивнул.

— Кажется, у меня еще остались друзья в этом городе, — сказала мать. — Нужно послушаться совета из записки. Нельзя ехать на собственном автомобиле.

— Боюсь спросить, что за енот-постаскун, которому ты так доверяешь.

— Прозвище одного старого товарища, который служил под началом твоего отца. Женя Черкасов. Он наш друг.

— Уверена, что все еще друг? Может, это ловушка.

— Нет, Леша. Только не Черкасов. У него долг жизни перед твоим отцом. Он не посмеет.

Она не сомневалась. Видимо, в этом прозвище был некий скрытый смысл, понятный только ей. Светлейшей княгине я доверял — она бы не стала рисковать нашими жизнями, и уж особенно Таней. В том, что я смогу себя защитить, она не сомневалась.

— Вызови такси со второго номера. Ты же зарегистрировал его на егеря?

— Да, на дядю Мишу.

— Отлично. Машину отправим пустой, доедем сами. С Черкасовым я потом свяжусь отдельно. Веди себя как ни в чем не бывало. Я все придумаю.