Мать подошла к окну и устремила взгляд вдаль, на мерцающие на воде сигнальные буйки фарватера.
— Вот почему я хотела, чтобы ваша дуэль состоялась, — тихо сказала она. — Смотреть нужно не только на сам поединок и на силу противников, но и на то, как люди принимают свои победы и поражения. Виктор очень меня разочаровал.
Нет, люди все же слепы, особенно любящие родители. Я давно приметил эту гнильцу в старшем брате. Любитель обойти запреты, извернуться, вечно себе на уме. Правда, я считал эти качества полезными для будущего законотворца, ведь он пошел по стопам отца и метил в парламент. А для политика, как ни прискорбно, в этом мире беспринципность не просто иногда позволительна. Она необходима.
— Что ж, я в какой-то степени рад, что у тебя открылись глаза.
Мать обернулась ко мне, и ее взгляд обдал меня холодом.
— Мои глаза давно открыты, Алексей. Нужно было, чтобы они открылись и у твоего отца. Не знаю, в кого именно из наших предков-интриганов и самодуров пошел твой брат, но он не заслуживает носить имя преемника.
Вот это поворот!
Нет, я всегда считал светлейшую княгиню дамой решительной и порой даже резкой. Но обычно она держала свои планы и размышления при себе. А сейчас так откровенно поделилась… Не очень на нее похоже.
— И какое будущее ты видишь для Виктора? — осторожно спросил я.
— Это зависит от него. — Она поставила так и не тронутый бокал на стол и кивнула на дверь. — Идем, Алексей. Поговорим с ним и твоим отцом.
В эту ночь дом долго не мог успокоиться. Как ни пытался Порфирий Михайлович угомонить слуг, но возле дверей покоев светлейшей княгини уже сновала излишне любопытная служанка.
— Что ты здесь делаешь, Ника? — Холодно спросила мать, наткнувшись за засланного казачка.
— Простите, ваша светлость. Я подумала, раз вы не спите, вам может что-нибудь понадобиться…
Светлейшая княгиня сдержанно улыбнулась.
— Да, ты, пожалуй, права. Мне нужно, чтобы ты нашла в гардеробной и подготовила к завтрашнему утру мои дорожные костюмы. Лиловый и темно-фиолетовый. И обувь к ним. Займись этим прямо сейчас, я хочу взглянуть на них перед сном.
— Да-да, конечно, ваша светлость.
Только что излишне любопытная служанка получила наказание за то, что посмела сунуть нос не в свое дело. Я был уверен, что матушке совершенно не сдались те костюмы.
— Изящно, — заметил я, когда служанка засеменила дальше по коридору.
— С этим тоже придется разобраться. И с костюмами, и с болтовней. Пока же я не хочу, чтобы слуги путались под ногами.
Мы прошли на половину отца. Там, в кабинете, нас дожидались светлейший князь и Виктор. Я пропустил мать вперед и плотно закрыл за нами дверь.
Иоанн Карлович сидел за письменным столом спиной к окну, хмуро склонившись над какой-то старой книгой. Виктор с понурой головой сидел в кресле перед ним, но оба явно очень долго молчали. Словно в издевку, в окне над акваторией вспыхнули фейерверки, пущенные кем-то из туристов, и вся комната на миг окрасилась красным.
Когда вошла мать, лицо Виктора на миг просияло от надежды на благополучный исход, но он совсем поник, увидев меня. Нет, дражайший братец. Никто тебе не поможет. Я мог бы списать использование сюрикэна на твою глупость, ибо тебе наверняка наплели, что этот артефакт обладает мощными обезвреживающими врагов свойствами.
Но потом ты перешел черту, и теперь пощады тебе не видать. Ты не просто глупец. Ты испорченный продукт.
— Матушка, я…
— Тебе не давали слова, — жестко пресек Виктора отец.
В кругу семьи он предпочитал показывать мягкую сторону своего характера. Но было бы слишком опрометчиво забыть, где и кем он служил до ссылки. Виктор закрыл рот и вытянулся по струнке.
Мы с матерью расположились на диванчике так, чтобы видеть отца и брата. Матушка не сказала ни слова, предоставляя отцу вести беседу. Я тоже помалкивал — главное я уже сделал. Предотвратил самое страшное и обеспечил правосудие. Теперь можно расслабиться и получать удовольствие.
— Имей в виду, что я говорила с Аграфеной и твоим братом, — только и сказала княгиня. — Тебе нет смысла отпираться и лгать. Ты совершил непоправимое.
— Я… Я сорвался! — всхлипнул брат. — Простите меня! Это была влюбленность, а она так на меня посмотрела, что я решил, что она…
— Бред сивой кобылы, — перебил я под укоризненным взглядом матери. — Ложь. Наглая ложь. Аграфена сказала, что уже не раз тебе отказывала.
Пытался прикинуться бедненьким и несчастненьким влюбленным дурачком. Витя, я ожидал от тебя большего.
— Не утруждай себя оправданиями, сын, — отрезал отец. — Мне они не нужны. Что более всего меня разочаровывает… Ты ведь прекрасно знаешь цену запятнанной репутации, Виктор. Оказавшись в ссылке, мы начинали многое с нуля. Многие двери оказались для нас закрыты. И мы пятнадцать лет упорно работали над тем, чтобы исправить свое положение. И ты, ты, кто как никто другой знает, какой катастрофой может обернуться всего один шаг… Ты совершил настолько грязный поступок!
Виктор замотал головой.
— Я… Я сам не понимаю, что на меня нашло… Отец, ты же знаешь, в Гельсингфорсе я никогда не позволял себе ничего подобного! Хотя там были и женщины, и клубы…
Мать наградила старшего сына презрительным взглядом. И в этот момент я понял, что он действительно перестал играть для нее главную роль.
— Что ж, Иоанн. Придется нам признать, что в вопросе воспитания мы совершили огромную ошибку. И единственное, что мы можем сейчас сделать, помимо попытки замять это дело, дабы оно не испортило репутацию другим нашим детям…
— Матушка! — Виктор вскочил было с кресла, но резкий и хирургически точный порыв ветра вернул его задницу на место. Матушка даже пальцем не пошевелила.
— Молчать! — прогремел князь. — Ты сказал и сделал достаточно. Теперь покорно принимай последствия. И не смей перебивать мать.
— Теперь я обращаюсь к тебе, Иоанн, — продолжила княгиня. — Ты глава семьи и тебе принимать итоговое решение. Тебе решать, что делать дальше в сложившихся обстоятельствах. Но я требую, чтобы Виктор понес наказание. Аграфена не станет подавать жалобу в дворянский суд, и это ее решение. Она не хочет, чтобы репутация всей нашей семьи пострадала из-за одного… человека. Но я хочу убедиться, что кара будет.
Виктор побледнел, а затем его лицо начало стремительно багроветь. Все, контроль потерян. Сейчас все маски будут сорваны.
— Господи, да она всего лишь служанка! — крикнул он. — Просто служивая девка! Сколько аристократов до меня развлекались с горничными и крестьянками!
Вот ты и явил свое истинное лицо, братец. И вот теперь тебе действительно конец.
Матушка медленно поднялась с диванчика и так же неспешно, плавно, подошла к брату. А затем влепила ему такую звонкую пощечину, что мы с отцом одновременно скривились.
— Что вы сказали, Виктор Иоаннович? — тихо проговорила она. — Просто служанка? Да будет вам известно, что я, как Светлейшая княгиня, имею право держать собственный двор. Что я имею права назначать фрейлин и наделять их властными полномочиями в рамках своих владений. И что вы, Виктор Иоаннович, посягнули на честь не простой сенной девки, а дворянки с зарегистрированным рангом Потенциала! Аграфена принадлежит роду Турениных! Но даже если бы она была безродной замарашкой, я бы не простила вам подобного поведения. Вы не просто наследник рода Николаевых, вы, Виктор, двоюродный брат самого императора!
— Рожденный в морганатическом браке, — зло прошипел брат. — Для них, в Петербурге, я никто.
— Теперь будешь никем, — сказал отец.
Мы все повернули к нему головы. Глава семьи наконец-то нашел в себе силы признать очевидное.
— Алексей отправится на Испытания, а затем, в чем я не сомневаюсь, поступит в Специальный корпус и будет представлять наш род в его рядах.
Я молча кивнул, принимая волю. Свершилось неизбежное и то, что было мне так необходимо. Чем ближе я легально подберусь к Искажениям, тем лучше.
— Татьяна останется при матери. Я наслышан о ее успехах и проблемах. Мне нужно, чтобы ты, Анна, сконцентрировала все свое внимание на прогрессе дочери. Если Алексей преуспеет, а это выяснится довольно быстро, Татьяну могут вызвать ко двору на церемонию представления. И она должна быть готова к новой для нее жизни.
