Хорошо, когда дома ждут. Хуже, когда поджидают.

Такие похожие слова и такие разные.

Когда тебя дома подстерегают родственники (а мне кажется это слово наиболее точно передаёт ситуацию), которые знают тебя, хотя ты не знаешь их, то это совсем не здорово.

Ещё более «не здорово» то, что у них наготове какие-то обоснованные с их точки зрения претензии ко мне, тем более материальные и что совсем пугает, так это их размер.

— Сколько, ты говоришь? — голос предательски дрогнул.

— Один миллион двести двадцать три тысячи, — повторил отец.

— И в какой момент я так крупно задолжал, стесняюсь спросить?

В комнате висела какая-то настороженная тишина. Все прочие: одна девушка-подросток, две девушки постарше, полноватый мужчина, женщина, единственная из всех смотревшая на меня с любовью и двое разных, но в то же время неуловимо похожих друг на друга парня старше меня — молчали и даже, как мне кажется, старались не дышать.

— Когда родился в клане Филиновых, — сурово нахмурившись, вкладывая нотки важности в каждое слово, ответил отец. — Когда в день своего восемнадцатилетия, предварительно испив сидра и дыша на меня перегаром, пришёл за семейным перстнем… и получил его!

Отец всё это время сидел на диване возле журнального столика. После этих слов он развернул правую руку ладонью вверх и постучал своим перстнем о деревянную поверхность журнального столика.

Родовым перстнем патриарха…

— Субсидиарная ответственность члена клана по долгам клана, а если точнее, патриарха клана? — предположил я.

— Браво, значит, пару лекций по гражданскому праву ты не пропустил, — кивнул отец. — Да, всё верно, классическое право «патерфамилиа».

— И все же было бы не кисло получить какие-то пояснения.

— Тебе не надо об этом знать. Но нам всем вместе надо подумать над планом «А», это погашение долга. И планом «Б», тем, что мы остаёмся в Кустовом жить.

— Нет, стоп. Что значит — не надо?

Я встал, скрестив руки на груди и прямо уставился на отца, который тоже встал и хмуро, как пожилой бык, растоптавший на своём веку десяток тореадоров, смотрел на очередного.

— Вы припёрлись в мой город, в мою квартиру, которая, кстати, не моя. Откуда вы вообще знали, где я живу?

— Филипп сказал, конечно. А Иона дала ключ, консьерж пропустил, мы вежливо всё объяснили, — вклинилась в разговор мать. — Ты же должен был получить телеграмму!

Ах да, комплект ключей у Ионы…

— Допустим, — кивнул я. — Вы буквально врываетесь в мою жизнь, как тайфун, и я слышу — «тебе не надо это знать». Очень даже надо. Я прямо-таки требую объяснений.

— Ты же помнишь тот наш разговор накануне отъезда в Кустовой? — не переставая хмуриться, мрачно выдал отец.

Я промолчал.

Подловил. Прежний Аркадий, может и помнил, а вот мне такая деталь не известна.

Убедившись, что я молчу, отец понемногу увеличил нажим.

— Ты должен был создать в Кустовом запасную базу для семьи, чтобы если у нас возникнут проблемы, мы могли в любой момент к тебе нагрянуть. Поэтому все твои претензии по поводу нашего вынужденного приезда, а мы, уж поверь, и сами не рады — отметаются…

Я всё ещё молчал, не знаю, что тут сказать.

— А что касается случившегося… Это секрет, который остаётся в пределах семьи.

При этих словах девушка-подросток поёжилась, видимо слова предназначались для неё.

— Наш клан ещё до твоего отъезда взялся за дело графа Дмитрия Федоровича Медведева, на минуточку, начальника службы имперской безопасности. Имущественный спор с одним из номинальных бенефициаров князя Льва Мышкина. Спор о землях размером почти с волость. В этом споре ставки были очень высоки, и мы со своей стороны даже давали личные гарантии, в том числе, поручительство за успех.

— И теперь встряли в миллион? Потому что дело было загублено? — съязвил я.

— В этом весь ты, Аркаша. Сам ничего не умеешь, а отца критикуешь, — бросил один из парней. Кажется, это мои старшие братья. Девушка-подросток, младшая сестра, а ещё две девушки, вероятно — двоюродные сёстры.

— Кое-что умею, — огрызнулся я. — Сделать по спору что-то ещё можно?

— Мы проиграли первую инстанцию… Это было допустимо. А вот проигрыш второй стал громом среди ясного дела. Апелляция вынесла заведомо неправосудное постановление, идущее вразрез с многолетней судебной практикой…. Медведев нанял наших конкурентов Крапивиных, и они дали мзду в Верховном суде, отменив все решения и поменяв результат на нужный.

— И теперь сумму судебных расходов и взятки граф возложил на нас?

— Долг был больше, мне удалось уговорами его уменьшить. Дмитрий Федорович неплохой человек, но характер у него тяжёлый, при его-то работе. Он позволил нам беспрепятственно покинуть империю, но держит под контролем наш дом и всё активы, на случай, если мы побежим дальше и не вернём долг.

— Я понял, — вздохнул и услышал, как в дверь настойчиво стучат. Никак не могу привыкнуть к тому, что технологии домофона здесь нет, а звонок вообще на макрах и что-то в нём разрядилось, так что он теперь не работает.

Поскольку «хозяин» квартиры я, то пошёл открывать.

Это был почтальон, который улыбался в усы, дал мне расписаться и вручил телеграмму.

«ЭТО ОТЕЦ ТЧК МЫ СРОЧНО ПРИЕЗЖАЕМ В КУСТОВОЙ ЗПТ ВСТРЕЧАЙ ТЧК ПОДРОБНОСТИ ПРИ ВСТРЕЧЕ ТЧК».

Ну да, почта совсем чуть-чуть опоздала. Или просто ранее не поймала меня, с моим-то количеством дел, я же все выходные на ногах, дома практически не бывал.

А так хотелось после тяжелейшего дня просто помыться и отдохнуть.

Я молча зашёл в зал, положил телеграмму на столик, чтобы все видели, что получил её только что.

— Теперь нам надо поговорить, — отец уселся поудобнее и жестом предложил стул мне.

— Уясним важный момент. Деньги, отпущенные на «покупку» должности судьи, я должен немедленно вернуть?

— Да. Надо было с этим делом не тянуть, был бы уже судьёй, — усмехнувшись, кивнул отец.

— А как же Лёщев? Он ждёт от меня денег.

— Да пошёл он, старый коррупционер, — влез в разговор один из братьев.

Я вопрошающе повернулся к отцу, но не увидел в его глазах возражений этой реплике.

— То есть, мы обманем человека? Мне надо понимать действия семьи.

— Ну, Аркаша, это не твоего ума дело. Ну, пообижается немножко. Он же не сможет официально что-то предъявить, все договорённости устные.

— Так дела не делаются, — несогласно поджал губы я. — Ладно. Я вас услышал. Сегодня был трудный день. Располагайтесь, но я пошёл спать.

— Сын⁈ — вскрикнула мать.

— Да, мама?

— Ты уж прости нас.

Я сделал шаг и искренне обнял её. Несмотря на то, что я был не настоящим Аркадием, душой испытывал некие сыновьи чувства. А может, дело в том, что только она рада меня видеть, а остальные смотрели со злостью и пренебрежением, словно это я виноват в их бедах?

…

Вошёл в комнату покойного деда. Ну, то есть, мне-то он определённо дедом не был, просто я его так про себя называл.

Когда я некоторое время назад занял огромную квартиру, находящуюся в процессе оформления наследства моей клиентки, то большую часть мешающих мне вещей переместил в большую кладовку.

Раньше здесь жили пожилые бездетные супруги. Муж, пожилой отставной военный, умер много лет назад. Его вдова превратила одну из комнат в некий вариант музей покойного супруга на минималках. Тут стояли его награды, несколько фотографий разного возраста, висела одежда и личные вещи.

Я эту комнату трогать не стал, разве что подметал и мыл тут полы.

Тут даже была кровать, на которую я, раздевшись, поместил чистое постельное бельё, заботливо оставленное мне Натальей Романовной, спешно застелил и, несмотря на сравнительно ранний час, завалился спать.

…

Шелест крыльев, перестукивание клювом.

Я сидел в тёмном тихом лесу, на какой-то торчащей из земли коряге и с неудовольствием смотрел на предка-покровителя, на Филина.