В сознании девушки забрезжила догадка. Окончательно же она сформировалась, когда к обелиску подошла очередная литанка. Приблизив изображение, Ярослава хорошо разглядела изборождённое морщинами лицо пожилой женщины. А женщина меж тем на несколько секунд замерла перед статуей, будто стараясь навсегда запечатлеть её образ в памяти. Постояла так, вглядываясь в черты лица мечника. И вдруг… извлекла из специального тубуса на поясе три алых цветка. Каплями крови они легли к ногам героя. Посетительница была настолько стара, что ей было тяжело наклоняться, но, преодолевая слабость, всё равно склонилась, чтобы принести свой памятный дар. Этот фрагмент окончательно добил принцессу.

Разумеется, в Литании правила бал пропаганда. Она есть везде. Но далеко не везде едва стоящая на ногах старушка принесёт к обелиску живые цветы. На Аллее Королей Древности цветы казались скорее исключением… здесь же они явно были обыденностью. Их поток никогда не иссякал. Их просто приносили, и всё. Не ради того, чтобы прогнуться перед властью, подтвердить лояльность пропагандистской картинке, пройти через общественную систему опознавания «свой-чужой». Их приносили ради себя. Ради своих собственных убеждений.

Это означало лишь то, что в сознании многих подданных расцветает цветок эпохального смысла, ассоциируемый с конкретным символом нового мира. В Литании таким смыслом стал Меч Республики. И если этому странному мечнику удалось завоевать искреннюю любовь целого Планетарного образования… Ультиматум матери уже не казался таким уж странным. Получилось единожды — получится снова. Но теперь уже для другого звёздного государства. Ведь в Галактике почти не осталось королевских династий. Не с кем мешать кровь. Королеве всегда приходится выбирать, с кем разделить трон. И вариант Меча Республики казался поистине идеальным. Особенно, если правильно подать их отношения подданным…

Королевская Резиденция, гостевая зона покоев Милославы Ясеньской, поздний вечер

Милослава Ясеньская ступала на порог собственной гостиной, и впервые ощущала себя, будто не дома. Слишком людно здесь было. Нет, места тоже хватало, но девять молодых женщин как-то умудрялись занимать всё свободное пространство — уже одним тем, что не довольствовались креслами и диванчиками, а расположились прямо на полу, на мягчайшем ковре. Гостьи раскованно общались, шутили, обсуждали какие-то нюансы собственных впечатлений, словно находились не в королевском дворце, а до того — в его застенках, а в гостях у давней подруги. Или дома. Да, точно, королеве вдруг показалось, что девочки ощущают себя дома. На своём месте. Это было внове для неё самой. Ни один придворный не позволял себе такого, да и гости обычно вели себя куда сдержанней, а уж чтобы они ещё и распространяли вокруг атмосферу домашнего уюта… Валькирии воистину были для Милославы особым миром — миром непознанным, а потому вдвойне притягательным.

Королева прошла на середину комнаты. Разговоры чуть поутихли, но девочки всё равно не ощущали даже толики пиетета. Однако!.. Они ещё и улыбаются!.. Причём улыбались валькирии немного даже сочувственно, а кто-то иронично или с грустинкой. И Милославе неожиданно сделалось хорошо под этими тёплыми, прямыми взглядами. Она почувствовала себя… среди своих. Нереальное, редко испытываемое ею доселе чувство выбило из серьёзной собранной женщины ответную улыбку.

— Девочки! Я пригласила вас, чтобы извиниться. Я признаю: была несправедлива к вам и вашему мечнику, — ещё она планировала сказать, что пригласила их именно в свои покои в качестве жеста доверия, но поняла, что это будет сейчас неуместно. Валькирии её попросту не поймут, слишком далеки от всех этих придворных политесов. Тогда Королева продолжила совсем не о том, о чём хотела сказать раньше. — Мне больно сознавать, что из-за моей… гордыни и предубеждённости к гражданам Республики… вы вместо положенных вам почестей получили… казематы.

— Не надо, королева, не оправдывайся. Мы на тебя не в обиде, — перебила её чувственная белокожая женщина, с чёрными густыми волосами, словно кокон укутывающими её плечи. — Ты — мать. Это тебя полностью оправдывает в наших глазах. Если бы ты тогда вела себя иначе — более сдержанно, торжественно, пафосно, — мы бы не смогли прочувствовать тебя так. Теперь же мы видим перед собой достойную Высшую, по праву управляющую своим народом… Так что, королева, не надо лишних слов. Наш ответ: мы не держим зла и никогда его не держали.

Милослава выдохнула уже готовые сорваться с губ слова в виде вздоха. Ну вот как прикажешь вести себя с ними торжественно и сообразно обстановке? С такими беспардонными… но, надо отдать должное, проницательными и прямолинейными особами.

— Ты назвала меня Высшей. В Конфедерации очень сложное к ним отношение… Почему ты это сделала? Что это значит?

— Высшая — это ранг кондиций и компетенций в Республике. Не статус, но именно ранг личностных возможностей. Я близко знала многих Высших, под руководством многих сражалась. Я их чувствую. Как нашего Кошака, как мою ныне покойную подругу Валери. Тебя я тоже почувствовала, ты такая же, как они.

— А ты…

— Нет, я Старшая стаи, Милена. Старшие… рангом не вышли, но уже пытаются, — девчонки в комнате зафыркали, смешками подтверждая долю шутки в изречении брюнетки.

— Милена, а ваш мечник… он… я думала, он вами командует. Там… вы его слушались.

— Это была его операция, — пожала плечами валькирия. — Мы с девочками дали ему покомандовать — до того он в бой валькирий не водил. Решили, что это полезно для его личностного развития. Заодно это был своего рода экзамен. Свой по линии Дальней разведки он уже давно сдал, а наш мы ему устроили только что.

— Так он из разведки?

— Я не уверена, что могу рассказывать тебе такие вещи. Он сам должен рассказать, если сочтёт нужным. Здесь и сейчас он был частью стаи.

— Скажи, Милена, давно хотела спросить. Вы правда прибыли просто посмотреть на мою планету? Она настолько необычна, даже для республиканок?

— Её прибыл посмотреть наш Кошак. Он последние недели почему-то бредил ею, даже нас немного заразил.

— Кошак — это?..

— Наш мечник, Леон. Мы его так называем, — фыркнула рыжая подвижная девчонка в кресле. За время разговора она умудрилась облазать его всё, а теперь и вовсе возлежала на седушке, закинув ноги на спинку. — Такой милый, когда его коготками на татами дерёшь!

В подтверждение собственных слов, дама выпустила свои жуткие импланты, от которых у королевы непроизвольно пробежали по коже мурашки. Девчонка же, будто силясь добить правительницу ещё больше, принялась их… облизывать!

— Не шокируй королеву, Сайна, — делано возмутилась Старшая стаи, но по улыбке было заметно, что она это говорит больше для галочки, в порядке продолжения шутливой пикировки. — Да, мы так называем Леона. Это его прозвище… внутри Республики. Такие прозвища дают обычно ближайшие сёстры. И мы дали. Оно как-то само так получается. Валери, например, звали Тёмной Матерью. Меня называют… впрочем, неважно. Ваши потом перенимают наши прозвища или дают свои. Вон, Леону в Литании дали прозвище «Меч Республики». Но не станем же мы его в постели так величать? Это пошло.

Девчонки уже не улыбались, комната на несколько мгновений утонула во взрыве звенящего женского смеха.

— А Кошак, значит, не пошло? — Милослава тоже улыбалась. Подобное ощущение единения с подругами она последний раз испытывала в далёком детстве, когда ещё живы были наивные романтические надежды и чаяния.

— Ну… ему — в самый раз! — опять влезла рыжая.

— Королева, может, присядешь? Тебе какое кресло уступить? Хочешь, эту рыжую сгоним? — не на шутку разошлась Милена, стреляя в сестру недовольными взглядами.

— Не надо, — отрезала хозяйка дворца и бесцеремонно плюхнулась на пол, прямо на мягкий пушистый ковёр. Прислонилась спиной к стене, чтобы видеть всех валькирий, удобно вытянула ноги. — Вот так бы с вами и сидела, хоть до самой ночи…