Тут раздался примирительный голос Аль-Хамзави:
— Господин Ахмад мудрейший человек. Разве он не знает, что Ясин уже мужчина? И что он, как и все остальные мужчины, свободен в своих действиях и в распоряжении имуществом?.. Это нельзя отрицать, и господин Ахмад просто должен дать ему совет, а остальное уже за Аллахом…
Весь остаток дня Ахмад Абд Аль-Джавад провёл в печали и размышлениях. Он сказал себе: «Ясин, одним словом, это потерянная надежда. Нет ничего ужаснее, чем иметь сына, надежда на которого потеряна. К сожалению, направление, в котором он движется, слишком ясно! И не надо обладать дальнозоркостью, чтобы распознать это. Да, он идёт от плохого к худшему, и помилует его Аллах». Джамиль Аль-Хамзави просил его отложить разговор с Ясином до следующего дня, и он уступил его просьбе больше из отчаяния, чем потому, что ценил важность советов.
Вечером следующего дня он позвал к себе Ясина, и тот откликнулся и пришёл рано утром, как и следует поступать послушного сыну. На самом деле Ясин не разорвал связей с семьёй. Старый дом был единственным местом, куда он не осмеливался вернуться, несмотря на сильную тоску по нему. Не раз уже, когда он встречался с отцом, Хадиджей или Аишей, он просил их передать привет мачехе. Сердце его не забыло её гнева на него, или, как он называл это — её упрямства, но также отказывалось забыть старые времена, когда считал её своей единственной матерью. Он не перестал посещать своих сестёр, иногда встречал Камаля в кофейне Ахмада Абдо или звал его к себе домой, поскольку юноша изначально был знаком с Мариам, а позже также познакомился и с Занубой. Лавку своего отца он посещал по крайней мере раз в неделю. Там Ясин имел возможность узнать другую личность отца — ту, которая очаровывала людей. Между ними обоими возникла крепкая дружба и глубокая любовь, подпитываемая узами кровного родства с одной стороны, и радостью сына узнать истинного отца — с другой.
Но в тот день, пристально вглядываясь в лицо отца, Ясин заметил на нём выражение, напомнившее ему о его прежнем облике, которого он когда-то так боялся. Он не стал расспрашивать отца, что с ним стряслось, так как был уверен, что рано или поздно всё равно узнает эту тайну. Он также не сомневался, что его уже давно ожидает настоящая буря гнева с тех пор, как он так необдуманно поступил.
Отец заговорил первым:
— Мне грустно от того, что меня так унизили. Почему я узнаю новости о своём сыне от других людей?
Ясин склонил голову и не проронил ни слова. Отец возмутился этой притворной личине смирения, которую тот набросил на себя, и закричал:
— Сними эту маску. Прекрати лицемерить и дай мне услышать твой голос. Естественно, ты знаешь, о чём я!
Едва слышным голосом Ясин произнёс:
— Я не находил смелости, чтобы сообщить вам…
— Это происходит тогда, когда скрывают грех или скандал!
Инстинкт предупреждал Ясина, что он должен хоть как-то сопротивляться. Он с покорностью ответил:
— Да…
Ошеломлённый отец спросил:
— Если ты так на самом деле считаешь, то почему так поступил?!
Ясин снова прибег к молчанию, и отцу показалось, что этим своим молчанием он говорит ему: «Я знал, что это будет скандал, но я повиновался своей любви!», и ему вспомнилась собственная позорная сцена с той женщиной. «Какой позор! Ты смыл своё унижение в порыве сильнейшего гнева, но потом ты снова начал преследовать её! Но до чего же потерян этот бычок!»
— Ты принял этот позор, не оценив последствий, чтобы помучить всех нас?!..
Ясин наивно воскликнул:
— Всех вас?!.. Упаси Боже…
Гнев снова вернулся к отцу, и он закричал:
— Не притворяйся невинным агнцем. Ты знаешь, что ради своей похоти не обращаешь внимание на ущерб, что несёшь репутации собственного отца, брата и сестёр. Ты ввёл в нашу семью лютнистку, и потом она и её дети станут одними из нас. И не думаю, что ты этого не знал раньше. Однако ты игнорируешь всё и всех, и ради своей похоти опозорил честь семьи. Ты сам рушишь всё камень за камнем, и в конце концов обнаружишь, что низко пал…
Ясин молча опустил глаза; и вид его говорил о вине и признании её.
«Этот скандал будет стоить тебе лишь небольшого спектакля, насколько я вижу. Но с тебя довольно и того. Завтра я получу благословение в виде внука, матерью которого будет Зануба, а двоюродной бабкой — Зубайда. Оригинальные родственные узы между господином Ахмадом, известным купцом, и знаменитой Зубайдой-лютнисткой. Возможно, мы искупим свои грехи, сами того не зная?!»
— Я содрогаюсь всякий раз, как думаю о твоём будущем. Я говорил тебе, что ты низко падаешь, и ты будешь падать всё больше и больше. Скажи мне, что ты сделал с лавкой в Аль-Хамзави?
Ясин поднял на него удручённые глаза и на мгновение заколебался. Наконец он сказал:
— У меня была неотложная потребность в деньгах…
Снова потупив глаза, он сказал:
— Если бы то были обычные обстоятельства, я бы попросил у вас взаймы, но было неловко…
Отец разозлился:
— Какой же ты лицемер!.. Ты не стыдно за себя? Бьюсь об заклад, что ты не обнаружил ничего странного или предосудительного в том, что сделал. Я тебя знаю и понимаю тебя, но не пытайся меня обмануть. Я прикажу сказать тебе только одно слово, хотя заранее знаю, что это бесполезно: ты губишь себя сам, и конец твой будет мрачным…
Ясин снова молчал, притворяясь опечаленным.
«Бычок! Она, конечно, привлекательная чертовка, но что заставило тебя на ней жениться?.. Я полагал, что она просила тебя жениться на себе из-за твоего возраста, однако она заарканила бычка, несмотря на его молодость».
От этой мысли Ахмад почувствовал некое облегчение и утешение.
«Её преднамеренный план состоял в том, чтобы выйти замуж любой ценой, но она предпочла мне другого, и ей попался этот дурак».
— Разведись с ней!.. Разведись прежде, чем она станет матерью, а мы опозоримся на веки вечные!..
Ясин некоторое время колебался, но потом произнёс:
— Грешно мне разводиться с ней без всякой причины!..
«Что за сукин сын!.. Ты мне подарил замечательный анекдот, который можно рассказать на сегодняшней посиделке в кофейне!. Но ты разведёшься с ней рано или поздно, но до того, как она родит тебе ребёнка, который станет проблемой для тебя и для нас»…
Ясин звучно вздохнул, обходясь тем самым без слов. А отец тем временем принялся внимательно изучать его взглядом с каким-то замешательством. Фахми умер, Камаль дурак или сумасшедший, а на этого Ясина никакой надежды. Самое грустное в том, что он ему дороже всех. Но предоставим всё Аллаху, Господу нашему! Но как бы обстояли дела, если бы я сам поскользнулся и совершил ошибку — женился?…
— За сколько ты продал лавку?
— За двести гиней…
— Она стоит трёхсот. Это было отличнейшее место, олух! Кому ты продал её?
— Али Тулуну, продавцу галантерейных товаров.
— Поздравляю, поздравляю. И вся сумма ушла на новую мебель?
— У меня осталась сотня…
Отец язвительно заметил:
— Отлично сделано! Новобрачному не нужны деньги…
Затем уже серьёзным и грустным тоном:
— Ясин, послушай, что я скажу. Я твой отец. Берегись, измени своё поведение. Ты сам отец. Разве ты не думаешь о своём сыне и его будущем?!
Ясин воодушевлённо принялся защищать себя:
— Его ежемесячное содержание выплачивается до последнего миллима!..
— Это разве вопрос торговли? Я говорю о его будущем, даже о будущем других, которые ещё не родились!
Ясин уверенно произнёс:
— Господь наш создаёт и даёт пропитание…
Отец неодобрительно воскликнул:
— Господь наш создаёт и даёт пропитание, а ваше сиятельство расточает! Скажи мне…
Он выпрямился, и изо всех сил сосредоточил взгляд на Ясине:
— Ридвану почти семь лет. Что ты будешь с ним делать? Возьмёшь его к себе, чтобы он рос под опекой твоей жены?
На полном лице Ясина показалось смущение. Он в свою очередь спросил:
— А что мне делать?.. Я ещё не думал над этим…
Отец с саркастическим сожалением покачал головой и сказал: