Они опередили его, говоря: «И он останется на переговорах, пока к нему не вернётся здоровье, затем отплывёт в Лондон по приглашения», или «И его примет Рамси Макдональд для соглашения о независимости» и «Он вернётся, неся Египту независимость», и начали комментировать ожидаемые переговоры и рассказывать анекдоты, которые им были по душе…

Да и впрямь, обширный мир его друзей сводился к трём фигурам: Мухаммаду Иффату, Али Абдуррахиму и Ибрахиму Аль-Фару… Мог ли он представить себе, что есть мир, в которых нет их?! Неподдельная радость, сиявшая на их лицах, когда они видели его, была немеркнущим счастьем для него. Его мечтательные глаза встретились с вопросительно глядящими на него глазами Амины, и словно вспомнив что-то важное, он сказал:

— Завтра..

По лицу её расплылась улыбка и она произнесла:

— Как же я могу забыть?!

С некоторой гордостью, которую он не мог скрыть, он сказал:

— Мне сказали, что результаты бакалавратуры в этом году плохие…

Разделяя его гордость, она снова улыбнулась и ответила:

— Да подарит ему Господь удачу в его целях и да продлит нашу жизнь, чтобы мы увидели, как он получит свой диплом…

Он спросил:

— Ты сегодня ходила на улицу Суккарийя?

— Да, и всех их пригласила. Они все придут, за исключением пожилой дамы, которая извинилась за свою усталость и сказала, что сыновья заменят её во время поздравления Камаля.

Ахмад, кивнув подбородком в сторону своей джуббы, сказал:

— Сегодня ко мне заходил шейх Мутавалли Абдуссамад с амулетами для детей Хадиджы и Аиши, прочитал за меня молитву и сказал: «Иншалла, я сделаю амулеты и для твоих правнуков».

Затем он с улыбкой тряхнул головой:

— Для Аллаха нет ничего трудного. И сам шейх Мутавалли словно из железа, несмотря на свои восемьдесят!..

— Да наградит вас Господь наш здоровьем и силой!

Он задумался на некоторое время, что-то подсчитывая на пальцах, затем произнёс:

— Если бы мой отец прожил подольше — да смилуется над ним Аллах, — он был бы не намного старше шейха…

— Да смилуется Аллах над ушедшими в мир иной…

Установилась тишина, как только она упомянула слово «ушедшие», затем Ахмад серьёзным тоном, словно вспомнив что-то очень важное, сказал:

— Зейнаб засватана!

Глаза Амины расширились от удивления. Подняв голову, она спросила:

— Правда?!..

— Да. Мне сообщил это сегодня вечером Мухаммад Иффат!..

— Кем засватана?

— Это чиновник по имени Мухаммад Хасан, заведующий архивным отделом в Министерстве образования.

Она мрачно спросила:

— Кажется, он уже не молод?

— Напротив, ему четвёртый десяток, тридцать пять… тридцать шесть… самое большее — сорок лет!

Затем издевательским тоном он сказал:

— Она испытала судьбу с молодыми и потерпела неудачу: я имею в виду бесхребетных юнцов, так пусть теперь испытает её и с более мудрыми и зрелыми мужчинами!

Амина с сожалением произнесла:

— Ясин был у неё первым. Хотя бы ради их ребёнка…

Таково было и мнение Ахмада: он давно уже защищал сына перед Мухаммадом Иффатом, хотя и не объявлял, что договорился с ним, чтобы скрыть свой промах. Он злобно произнёс:

— Ясин больше не пользуется у него доверием, и по правде говоря, он и не достоин доверия. Поэтому я не настаиваю. Я не соглашусь эксплуатировать нашу дружбу с Мухаммадом Иффатом ради того, от чего всё равно нет никакой пользы…

Амина с некоторой жалостью сказала:

— Ошибку молодости можно простить!

Ахмаду было не трудно признать, что он частично допустил промах в своих усилиях, и он сказал:

— Я не ограничиваю право Ясина, но и соглашаюсь с ним без особого энтузиазма. Мухаммад Иффат сказал мне: «Первая причина моего оправдания это опасение подвергнуть нашу дружбу расколу». Он также мне сказал вот что: «Я не могу отвергнуть твою просьбу, но наша дружба для меня дороже, чем твоя просьба…», и я больше не заводил об этом речь…

Мухаммад Иффат и впрямь это говорил, но не признался только ради того, чтобы защититься от настойчивости Ахмада. На самом деле Ахмад очень хотел вновь соединить порванные узы родства с Мухаммадом Иффатом как лично для себя, так и ради высокого положения его семьи в обществе. Он совсем не жаждал найти Ясину жену лучше, чем была Зейнаб, однако ему оставалось лишь смириться с собственным поражением, особенно после того, как его друг откровенно рассказал ему, что ему известно о личной жизни Ясина: «Не говори мне, что мы сами не отличаемся от Ясина. По правде говоря, мы в некотором роде иные, для Зейнаб я хочу лучшего выбора, чем в своё время для её матери!»

Амина спросила:

— А Ясин об этом знает?

— Завтра-послезавтра он узнает. Ты думаешь, он придаст этому значение?.. Он в самую последнюю очередь ценит вопросы чести в браке…

Амина с сожалением покачала головой, а потом спросила:

— А Ридван?

Ахмад нахмурился и ответил:

— Он останется со своим дедом или будет жить с матерью, если не сможет с ней расстаться. Да затруднит Аллах жизнь тех, кто затруднил её этому мальчику..!

— О Боже, бедняжка. Мать — с одной стороны, отец — с другой. Выдержит ли Зейнаб расставание с ним..?

Подчёркнуто презрительным тоном Ахмад сказал:

— Необходимость требует своего. — Затем спросил. — Когда он станет настолько взрослым, чтобы жить с отцом?.. Ты не помнишь?

Амина ненадолго задумалась и сказала:

— Он немного моложе Наимы, дочери Аиши, и немного постарше Абдуль Мунима, сына Хадиджи. Значит, ему пять лет, господин мой. Года через два отец заберёт его к себе, не так ли?

Ахмад, зевнув, сказал:

— Со временем увидим. — Затем продолжил. — Он уже был женат, я имею в виду её нового мужа!

— А у него есть дети?

— Нет, его первая жена не рожала…

— Может быть, это и подбило Мухаммада Иффата…

Ахмад с недовольством отметил:

— Не забывай о его положении…

Амина возразила:

— Если бы всё дело было только в положении, то никто бы не сравнился с вашим сыном, по крайней мере, ради вас…

Он почувствовал негодование, так что даже про себя проклял Мухаммада Иффата, — несмотря на всю симпатию к нему, — однако, вновь подчеркнул момент, который придавал ему утешение:

— Не забывай, что если бы он не стремился сделать нашу дружбу неприступной крепостью, то без колебаний удовлетворил бы мою просьбу…

Амина высказала то же самое чувство:

— На конечно, конечно, господин мой. Это же дружба на всю жизнь, а не забава какая-то.

На него вновь напала зевота, и он процедил:

— Возьми-ка лампу да унеси её…

Амина встала, чтобы выполнить его приказание, а он ненадолго прикрыл глаза, затем поднялся, словно преодолевая лень, пошёл к кровати и улёгся на неё… Вот сейчас он чувствовал себя великолепно!! Какое же удовольствие поспать после такой усталости!! Да уж. В голове его стремительно пульсировала кровь, хотя иногда у него бывали и головные боли, но хвала Аллаху за всё!.. Полная ясность в голове было делом давно минувшего прошлого. «Мы хватаемся чего-то упущённого, только когда уходим в себя, но это не возвращается к нам, и виднеется нам из прошлого в виде бледного воспоминания, вроде того слабого света, что идёт из полукруглого окошка над дверью. Так поблагодарим же Господа за всё!! И насладимся жизнью, которой другие завидуют!! Самая большая польза для него будет в том, чтобы решить — принять или нет приглашение друзей, или же оставить проблемы завтрашнего дня на потом, за исключением Ясина… Это проблема и вчерашнего дня, и сегодняшнего, и завтрашнего. Тот, кому уже двадцать восемь, уже не ребёнок, и найти ему новую жену не составит труда, однако… Аллах не меняет положения людей, пока они не изменят самих себя. Вот только когда руководство Аллаха засияет и наполнит всю землю, так что свет его ослепит глаза? Тогда он закричит изо всех сил: „Хвалите Господа!“ Но что сказал Мухаммад Иффат? Что Ясин исходил вдоль и поперёк весь квартал развлечений в Узбакийе…» Узбакийа была вдоволь исхоженным им самим весёлым кварталом. Эта тоска многократно тянула его вернуться в питейные заведения того квартала, чтобы оживить свои воспоминания. За тем и нужно поблагодарить Господа, что он узнал тайну Ясина прежде, чем отправиться в путь. Иначе посмеялся бы шайтан-насмешник над ним от всего сердца. Они дали путь своим детям, а те выросли. «Сначала австралийцы отстранили тебя оттуда, и в конце концов, теперь помехой тебе стал твой сын…»