Низкий, протяжный звук ворвался к нам с улицы. Причем несся он, казалось, со всех сторон. Сначала не придала ему значения, лишь потом сообразила, что он напоминает мне сигнал тревоги. Зато остальные знали его очень хорошо. Старуха шустро выскочила из-под стола, дернула меня за рукав и поволокла к запертым воротам.

Выносить их не пришлось. Вынесли меня. Буквально. Просто ухватили за шиворот и перетащили через ограду. Я только успела придушенно пискнуть: «Бабуля!» Удивительно, но плющ послушался. Над воротами взмыла массивная туша, перехваченная поперек туловища плющом. Взмыла молча, лишь вытаращила глаза, придерживая платок на голове, а потом нас поволокли по стремительно пустеющей улице прочь. Я только и успевала, что перебирать ногами. Через препятствия меня переносили за шиворот, словно котенка, либо сносили препятствие мной же. Я даже ругаться не успевала. Плющ пер диверсант, организующий отход особо ценного агента.

Сворачивая в очередной проулок, оглянулась: напарник на манер дирижабля плыл над низкими крышами трущоб. На лице все так же выделялись круглые от впечатлений глаза и открытый в беззвучном крике рот, а звуки погони приближались, окружали, теснили. Казалось, еще немного и нас схватят.

На краю улицы я их даже увидела: серые мундиры с красным, — но мы завернули за угол, а бабулю спустили пониже. Я услышала, как сердито она бухтит, не успев разминуться со стеной. Мы вынеслись за город, нырнули в овраг, промчались по нему — я лишь перебирала ногами в воздухе, временами отталкиваясь сапогами от булыжников, усыпавших русло ручья. Сверху гневно — в ее-то возрасте так летать, никакого почтения к старости — пыхтела бабуля.

А потом все закончилось. Меня поставили на землю в каком-то лесу. Тыгдлар опустили рядом. Она постояла, покачиваясь, на четвереньках и жалуясь гневным басом. Потом поднялась, посмотрела на меня так, что я ощутила себя закоренелой преступницей. Я виновато развела руками. Закатала рукав, демонстрируя настоящего виновника. Бабуля недоверчиво скривилась и явно мне не поверила. Бессильно махнула рукой, не найдя больше ни слов, ни выражений, и зашагала в сторону подмостовья. Я поплелась следом.

* * *

— Господин начальник.

Шольц оторвался от бумаг, окинул подчиненного суровым взглядом. Кто же врывается в кабинет начальства без стука? Непорядок. Но глянул на красное от пота лицо посыльного, перепуганные глаза и милостиво разрешил:

— Говори.

— В серой зоне был всплеск.

— И что? — начал раздражаться Шольц.

Подумаешь — всплеск. Кто-то из магов решил свои проблемы не совсем законным образом. Подобное, конечно, порицалось, но в серой зоне творилось и не такое. Правильнее было назвать это не частью города, а сборищем душегубов и кровопийц. Будь его воля — давно бы выжег эту заразу, как предлагал недавно его высочество после нападения на князя Робурского. Но его величество был настроен милостиво даже к таким подданным, которые не колеблясь ему глотку перережут.

— Всплеск был седьмого уровня. Сработала сигналка на воротах, хотя всплеск был ближе к окраине.

А вот это уже плохо. Нет, отвратительно. Довести до того, чтобы всплеск был зафиксирован?! Это кому жить надоело?

— Кто? — обронил тяжело.

— Не могу знать, — побелел посыльный.

— Так узнай! — рявкнул он.

Откинулся на спинку стула, прикрыл глаза, собираясь с мыслями, и схватил переговорный кристалл.

Через пару часов он знал, что никто из магов соответствующего уровня в серой зоне сегодня не находился, и это была отвратительная новость.

Еще через час у него был доклад и двое трясущихся свидетелей, из которых буквально пинками удалось выбить сведения.

— Девчонка, — пожевал губу Шольц, — и старуха.

Но последняя — местная. Живет где-то за городом, в районе старого тракта. Где именно, позарившиеся на магиню не знали. Сама же девчонка была скрытной: магию не афишировала, отреагировала только на принуждение, однако ударила так, что дом частично развалился. Занятно.

Он покрутил в руках карандаш, прикидывая, что написать в докладе. Вряд ли девчонка здесь случайно, маг не станет жить в трущобах. Значит, шпионка. Еще это странное нападение на князя... Укладывается в картинку. Девчонку надо брать.

— Собирай отряд, — приказал он помощнику, — подбери тройку крепких магов. Выдвигаемся на рассвете.

Старуха ушла, даже есть не стала, оставив меня в растрепанных чувствах. Тревога кислотой разъедала душу, а собственное поведение казалось верхом дурости.

— Не могла отшить так, чтобы не привлечь внимания? — шипела себе под нос.

И не служило оправданием то, что не знала языка. Надо было сказаться больной, дурой, полоумной.

Мало ли способов отвадить от себя мужчину?

Того, кто хочет на тебе заработать?

Мало.

Больная — вылечат. Дура — не разговоры вести станут. Полоумная... сложнее, но подход и к такой найти можно. Непросто остановить человека, которому при взгляде на тебя слышится звон монет.

Черт!

Еще и эта непонятная сила, которая реагирует на эмоции. Самый большой вопрос: что мне со всем этим делать? Понятно, что если попробую выжить в одиночку, нарвусь на второго Чиполлино и меня тупо используют или, еще хуже, попытаются забрать мои странные способности. Могут же здесь быть энергетические вампиры? Почему бы и нет. Еще и этот камень в нагрузку...

Решено — от бабули ни ногой.

Я металась под мостом, больше мешая, чем помогая. Детвора сосредоточенно и хладнокровно собирала вещи, явно делая это не в первый раз. Откуда-то взялись объемные мешки, куда укладывались одежда, посуда.

Детское спокойствие подействовало точно ушат холодной воды. Запретила себе паниковать и начала помогать собираться, но прислушиваться, не раздастся ли сигнал тревоги, не перестала.

Бабуля вернулась через пару часов, когда стемнело, а мы были готовы бежать. Окинула нас полным недовольства взглядом, пожевала губу, почесала кончик носа и шагнула к тюкам. Выбрала самые большие. Я попыталась отобрать, все-таки возраст, но меня отпихнули, прошипев что-то уничижительное. Мне явно не простили полет воздушным шариком над крышами... Оставшиеся пожитки подхватили мы с ребятами и караваном контрабандистов поползли вдоль ручья.

Трущобы сменились настоящими домами – мы вошли в город. Улицы тут были вымощены камнем, лавки, закрытые ставнями в такой час, чередовались с заборами и разнообразными домами: каменными, деревянными, попадались даже двухэтажные. Но главное — воздух! Едва заметная вонь мешалась с запахами еды, цветов и свежестью опускающейся на город ночи. Некоторые улицы были освещены фонарями, но таких мы избегали, передвигаясь темными закоулками. Шли, скрываясь аки тати в нощи. Еще и с мешками на спине.

Временами бабуля замирала, прислушиваясь к чему-то. В эти моменты я тоже останавливалась, но слышала лишь испуганный стук собственного сердца. Все же татем быть весьма нервозатратно.

Наконец бабуля толкнула незаметную калитку, и мы ввалились в чей-то двор. Вспыхнул фонарь, и, подслеповато щурясь, к нам вышла пожилая пара. Старик почти сразу ушел обратно, а старуха повела нас вглубь двора. Завела в пристройку, проговорила какие-то наставления и ушла, оставив фонарь.

Я медленно, отмечая про себя подробности, огляделась. Комната была одна, но большая, еще и с окном. В углу стояла металлическая печка, рядом притулился стол, который обступили рассохшиеся табуретки, на полу у стены свалены тюфяки, на стене прибита пара полок, а справа от двери гвозди вместо вешалок. И все же это был дом. Сухой, теплый и даже уютный.

Опустила тюки на пол, неверяще посмотрела на бабулю, всхлипнула:

— Тыгдлар! — Ощутила, как защипало глаза, а в груди сдавило.

Мне позволили себя обнять, но почти тут же оттолкнули, пробормотав что-то язвительное. Однако я успела заметить, как заблестели глаза у бабули, моей любимой бабули. А ведь могла бросить или сдать властям, но не стала. Кажется, в этом мире у меня появилась первая точка опоры.