— Что встал, будто у мамки грудь увидел?
Меня со смешком ткнули в спину.
— На-кась, — передо мной замаячило ведро с черной водой, — напои скотинку.
Я ошалело заморгала. У меня беда вселенского масштаба, а тут «напои скотинку».
Ведро взяла на автомате: дают — бери. Зашипела — тяжелое, спину перекосило. Это внешность мне поменяли, а мышечная масса кабинетного работника осталась при мне.
«Давай помогу, болезная, — вздохнули в голове, — все равно время есть. Рано нам туда соваться».
По запястью что-то скользнуло, и ведро разом полегчало.
Рано так рано. Будем поить скотинку, авось подружимся и меня не скинут во время езды.
— Почему сама не можешь передать камни? Или найти кого-то другого?
Вода с шумом вылилась в поилку, плеснув мне на сапоги.
— Я всего лишь женщина. Не солдат.
Не зазорно признаться в том, что слабая и дура, если грозит оказаться на поле битвы. Еще и обе стороны мне не нравятся. Я себя только что полным пацифистом осознала. Можно мне домой?
«Не глупи! — недовольно рыкнули в голове. - Тебя выбрали камни».
То есть все претензии к ним. Твою же... прям демократия какая-то, когда выразить недовольство некому, и ты в итоге все равно едешь на битву.
— Пусть выберут кого-то другого, я отказываюсь.
Ну да. Сяду на землю, упрусь сапогами своими резиновыми или сдамся синим.
Впрочем, упираться сапогами у меня ни разу не получилось — скользят, собаки, а оценить уровень пыточных в тюрьме синих всегда успеется.
— Ты вернешь меня домой, если камни отдам?
Должен же быть плюс в этой истории, окромя золота?
На этот раз молчали долго. Я три ведра успела вылить.
«Если они помогут, отправлю. Лично».
Пока возилась с ведрами, пока спорила с собой, с веревкой, пока металась от «послать всех лесом» до «скинуть камни по-быстрому и свалить домой: не мой мир, не мои проблемы», стало светать. Воздух наполнился стылой сыростью, край неба начал розоветь, звезды меркнуть, а окружающая темнота сереть.
«Пора», — выдохнула веревка.
Действительно пора. Засиделись мы. У меня плечи ломит, несмотря на помощь веревки, а руки, кажется, до земли вытянулись. Да и лагерь давно опустел. Большая часть зеленых, нацепив доспехи, с оружием - копьями, мечами и щитами — свалила пешком, остались только кавалеристы, которые сейчас горделиво двигались в мою сторону, пересыпая разговор солеными шутками.
— Чтой-то я тебя тут раньше не видел.
И почему в каждой компании найдется один глазастый с хорошей памятью, еще и с маниакальной подозрительностью?
— Ну и не увидишь больше, — пожала плечами, взмывая в воздух перед вытянувшейся от удивления щекастой физиономией.
Приземлилась на горячую спину. Какого она без седла?! Повезло, на мне двое штанов — не сотру ничего. Руками судорожно вцепилась в жесткую шерсть на холке, но веревка соскользнула с запястья, проделась между рогов, изображая поводья.
«Держись крепче, убогая», — предупредили меня, и спина подо мной дернулась так резко, точно ее хорошенько стегнули. Подозреваю, так и было.
Я охнула, плюхаясь плашмя грудью вперед и вцепляясь в быка — пусть это будет бык — всем телом. Вовремя — мы понеслись, только ветер засвистел в ушах, мгновенно оставив позади возмущенные крики.
Нет, это был не бык. Это было «феррари» копытного типа. Я повернула голову — мимо проносились смазанными тенями холмы, деревья. Впереди апокалипсично алым пылал рассвет, грохотала заходящая гроза, и мы неслись в нее, обгоняя отпрыгивающих с дороги путников, перескакивая через матерящихся обозников с телегами. Веревка с наслаждением переводила, поясняя непонятные, с ее точки зрения, мне места.
«Чтоб тебе с темным сношаться, огрызок мозга. Сношаться - это...»
— Я знаю, — торопливо выстучала зубами. Рот и нос заполнил густой мускусный запах.
«Верти тебя темный на...»
— Достаточно.
И тут она отвлеклась.
«Сворачиваем здесь», — бросила не мне, а плющу, потому как следом последовала перепалка.
«Патрули пройдем насквозь».
Пауза.
«Не успеют, да и ты прикроешь, зато сбоку зайдем».
И тут к звучанию озабоченного голоса веревки в моей голове снаружи донесся дробный перестук копыт. Серьезный такой перестук, я бы сказала, угрожающий.
Веревка тут же принялась дико ругаться, и мы никуда не свернули, а понеслись по прямой, точно пущенная из лука стрела. Бодро влетели в задние ряды солдат, мелькнули выкрашенные в синий цвет доспехи: нагрудники и шлемы. С гневными криками нас настигала погоня, тоже завязая в рядах.
Дикий бег замедлился, бык кровожадно рыскал башкой — кому бы вломить, его явно будоражил дух битвы, но дураков бросаться под копыта не нашлось, как и достойных соперников, зато в спину нам неслось... Я много нового о себе узнала. На трактат хватит.
Тут выяснилось, что грохотала вовсе не гроза, а шары из жидкого пламени. Гигантскими алыми сгустками они кометами проносились по небу, сталкивались с отливающей розовым полупрозрачной сферой над головами и взрывались с диким грохотом, осыпаясь водопадами искр и ослепляя окружающих. Сфера прогибалась, точно сделанная из жидкого стекла, и явно с натугой выдерживала удар. Где-то лопнуло, пламя полилось вниз, послышались крики боли.
Я села, продолжая цепляться за веревку — пальцы уже сводило от напряжения, — и завертела головой: хоть уклониться от чего-то успею. Оглянулась — темным клином за нами шла бычья кавалерия, смешивая синие и зеленые ряды. Вот же... упорные. Подумаешь, одного быка свели. И чего так переживать, точно он у них единственный?! У меня и без них проблем достаточно.
Мир сводил с ума. Нервы оголились. Смерть не просто гуляла рядом, она дышала в спину. Я точно в миры Толкиена попала. Люди против... Мы еще не добрались до той стороны, так что я не знала, кто противостоит синим и зеленым. Кстати, белых нигде не было видно, небось лучшую часть в резерве держат. Умно.
То ли наше появление нарушило планы сражения, то ли время пришло, но артподготовка закончилась, и ряды пришли в движение. Раздался дружный боевой клич, ему не менее дружно ответили с той стороны... и понеслось. Зазвенело железо, заблестели вспышки сгустков, только мелких, и азарт битвы прорезал первый, еще далекий от меня крик боли. А над полем густым облаком взметнулись стрелы.
Черт! Черт! Черт! Мне бы доспех. Хоть маленький. Я на бронелифчик согласна. Да просто на лист железа. У нас на работе как раз подходящий во дворе уже год ржавел.
«Не зевай!»
Веревка смахнула стрелу у меня из-под носа.
— А-а-а!
Я отшатнулась, но свалиться с быка мне не дали. Плющ придержал.
Мама, верните меня обратно!
А впереди рычало, ворочалось, стонало, ухало и звенело сердце битвы, и мы неслись прямо туда.
Бык с ревом мотнул башкой, мимо меня пролетело с тонким криком чье-то тело. Следом просвистел щит.
Я сглотнула — тошнота подкатила к горлу. Стиснула зубы. Нельзя мне сейчас паниковать. Маленькой и испуганной девочкой я побуду потом, когда выживу и когда вернусь в свою квартиру. Памятью бабушки клянусь, стану самой послушной на свете. Буду переходить улицу лишь на зеленый свет и не воровать ручки из офиса. И даже о браке подумаю. Честно. Или рожу для себя. Клянусь.
Трехметровый, заросший шерстью и одетый лишь в длинную кольчугу здоровяк с гигантским мечом шагнул нам навстречу. Я зажмурилась, бык радостно взревел. Мы заложили дикий вираж, уклоняясь от удара, я чудом не сверзилась, «чудо» в своей излюбленной манере отругало меня за неуклюжесть. Над головой свистнуло, ветер скинул берет, прошелся по волосам. Я вжалась в горячее потное тело, которое резко подпрыгнуло, вздыбило зад, выстреливая копытами и напрочь снося гиганта.
Из эмоций остались только «А-а-а!» «О-о-о!», из ощущений — боль в прикушенном языке, а впереди темнела круговерть рук, тел, мечей, копий, и отсюда нельзя было разобрать, кто с кем сцепился.