Склонности к задушевным беседам комендант не питал, что меня более чем устраивало.

Придерживаясь за луку седла и предоставив кобыле просто следовать за головной клячей, я просматривал карту, выбирая, откуда начать. Все значимые места для меня услужливо обозначили загодя: обвели кружочками места, где пропадал скот, крестами с цифрами разметили останки вампиров и последовательность их обнаружения.

Заприметив мой вдумчивый вид, провожатый сказал:

— Лучше начать с мельницы у запруды. Пересечём речку, а оттуда до места гибели моих ребят рукой подать.

— Хорошо, значит, туда и направимся, — безразлично согласился я. — Вы тоже полагаете, что ваших растерзал волк?

— Не могу знать, — сухо ответил военный. — Ветцель не велел с вами языком трепать, уж извините, ваше благородие — или как вас там правильно величать.

— Сойдёт и без величаний, — сказал я. — А вот пара советов бы не помешала.

— Советов хотите? — он резко повернулся, бородатое лицо исказилось гневом. — Тогда слушайте: садитесь на свой корабль и валите, куда вас паруса несут, ясно? Уж не знаю, с какого рожона барону приспичило именно вас на эту невидаль послать. Не ваше это дело, а наше, моё. Это моих ребят покрошили в фарш, так что мне за этой тварью гоняться, ясно?

— Как полнолунная ночь, — согласился я. — Но не могли бы вы в таком разе повторить те же слова его милости?

Командир гарнизона отвернулся и впредь до растраты слов не снизошёл.

На дорожку меня снарядили бригантиной из стальных пластин, наклёпанных под чёрное сукно. Более тяжёлый доспех в лес одевать непрактично. На голове теперь сидел шлем с застёгнутым под подбородком ремешком, на предплечьях — наручи, а на голенях — поножи. Никакой кольчуги: когда идёшь на зверя лучше не бряцать. Ну, что б ни спугнуть… или не привлечь.

На опушке мы спешились, я отдал поводья и направился в лес.

— Вас ждать? — с толикой неприязни, чисто для протокола, вопросил вампир.

— Нет, я наверняка не здесь из леса выйду, поезжайте к своему господину, — я тоже позволил себе каплю яда во вроде как безобидных словесах.

Едва различимо скривившись, латник бросил мне рогатину. Я перехватил оружие за окованное древко и стянул чехол. Блеснуло посеребрённое лезвие с травлёным узором.

С небрежным насвистыванием я направился сквозь заросли бересклета. Да, привлекать зверя мне не хотелось, но выказывать страх перед сородичем — тем более.

Представим, что это просто прогулка.

Вечерняя прохлада наполняла лёгкие. Подток рогатины пронзал перегной на манер костыля. Высоко поднятые кроны быстро сжирали остатки блёклого света звезд. В ответ моё зрение изменялось, наполнялось холодными оттенками серебра, а тени углублялись, приобретали рельефность. Ветерок гулял в дубовых ветвях, заставлял шелестеть выямчатые листья. Жёлуди сидели по плюскам, тихо зрея в ожидании осени. Сырые туманы дали обильный урожай грибов.

Развернув карту, я взял курс норд-вест.

Поляны и прогалины встречали мои сапоги бурьяном, во все стороны прыгали по-северному невзрачные кобылки, которых простой народ так часто принимает за мелких кузнечиков.

Я вышел к месту, которое было отмечено на карте, как последнее убийство. Вот здесь, посреди сухой палой листвы, ещё недавно валялись два изуродованных вампирских трупа. Точный участочек я нашёл по запаху. Поднял с земли листок, покрытый чёрными брызгами запёкшейся крови. Поднёс к носу — да, вампирская.

Крови самой твари не нашёл. Значит, ей удалось покрошить двух бессмертных разом, даже не поранившись.

Чрезвычайно обнадёживает.

Возникла предательская мыслишка всё бросить и свалить. В конце концов, обидно прожить сотню лет и умереть из-за беды, которая тебя даже не касается. Но не станем ссать раньше времени, тем более что вампиры этой физиологической потребности вовсе лишены.

Неподалёку располагалось место ещё одного убийства — ничего нового.

Я снова развернул карту и решил двинуться в сторону первого креста, где нашли обгоревшие останки. По дороге присматривался, выискивая признаки звериных троп и удобных мест для лёжки. Двигаться старался бесшумно, зато обострил слух и обоняние, улавливая мельчайшие нотки в потоках воздуха и почвенных испарениях. Да, вампирское чутьё не такое мощное, как у оборотней или настоящих волков, но всё же значительно превосходит людское.

Я активно втягивал воздух ноздрями, хотя не нуждался в нём для поддержания жизни, и бродил по лесу. В какой-то момент остановился, что-то уловив. Посмотрел под ноги. Земля была недавно перерыта, а под сапогом обнаружился жухлый букетик полевых цветов.

Очаровательно, кто-то здесь кого-то прикопал, да ещё удосужился могилку цветочками пометить. Умно, нечего сказать.

Я опустился на колено и стал быстро разгребать землю затянутыми в перчатки руками. Поработал не хуже, чем лопатой. Тонкий аромат разложения усиливался, становясь раздражающим.

Обнажился свёрток из шерстяного плаща, я не стал откапывать полностью. Контуры головы свидетельствовали, что раскопки и так произведены с правильной стороны — цветочки пособили. Сжав челюсти, убрал ткань. В нос ударил смрад гниющей плоти, велев немедленно отказаться от дыхания, как от крайне вредной привычки. Но я пересилил себя и продолжил дышать, просто в меру.

Лицо девушки было синюшным, чуть приоткрытые губы великолепно гармонировали с этим оттенком. Но глаза не смотрели на меня рыбьей безжизненностью, их кто-то закрыл. В спутавшихся тёмных волосах застряли хвоинки — хоронили наспех. Шея девушки была грубо сломана. Запах старой крови кольнул обоняние. Я убрал волосы, обнажив пару дырочек над ярёмной веной.

Кто-то её укусил, свернул шею и сокрыл следы преступления?

На миг вместо лица незнакомки возникла конопатая мордашка в обрамлении рыжих волос. Я отвернулся и сглотнул. Совесть — ненавижу, когда эта гадина просыпается.

Да, я действительно мог обойтись с Ярочкой точно так же, как другой вампир обошёлся с этой несчастной. Но даже без укусов девчонка имеет неплохие шансы оказаться под землёй, ведь я устроил ей купание и самую холодную, страшную ночь в жизни. Я злился на неё и хотел проучить достаточно жёстко, чтобы отбить охоту когда-либо впредь противоборствовать вампирам — для её же сохранности, — но забыл, насколько смертные уязвимы.

Так, не отвлекаемся, поздно себя укорять. Нужно сосредоточиться на деле.

Совершенно невозможно, чтобы вассалы Ветцеля прочесали лес и не наткнулись на эту симпатичную могилку. Уж если я в одиночку нашёл её почти сразу. Выходит, наткнулись, но не придали значения. Почему?

Скорее всего, потому что девицу здесь прикопал один из них.

Бьюсь об заклад, если поискать в этих лесочках тщательнее, сыщется немало таких же неглубоких могилок с обескровленными трупами разной степени свежести. Поскольку молодой вампир не в состоянии ослушаться прямого приказания хозяина, получается, барон попускает эти безобразия, а может и сам не брезгует периодически развлечься.

Разве новость, что те, кто устанавливают законы, не считают себя обязанными их соблюдать?

Так, что-то в этом запахе… Очень специфические, знакомые нотки…

Развернув тело сильнее, я обнаружил, что одежда на девице разорвана. Под мёртвой кожей груди проступали тёмные вены с остывшей, мерзостной кровью. Рядом с потемневшим сосочком нашёлся ещё один укус.

Похоже, перед смертью с ней позабавились.

В определённом смысле покойнице повезло. В доимперскую эпоху жертвы вампирского насилия имели несчастье воскресать под властью своих убийц. Однако на излёте Тёмных веков обнаружилось снижение контагиозности вампиризма, а проще говоря — мы становились всё менее заразными.

Во-первых, ещё в Тиблирии стало ясно, что дети заражённых рождаются с высокой устойчивостью к укусам. Их получалось обратить только через кровь. Во-вторых, в варварских землях, вроде современной Радимии или моей родной Варнахары, миссионеры с удивлением отмечали хорошую устойчивость практически поголовно. Выяснилось, что причина в местной обрядности.