— Как и твои, Ванечка, они всегда были добры ко мне, особенно Иван Иванович. Ты не представляешь, как мне жаль, что он так внезапно ушёл, очень цельный был человек.

— Да, я тоже каждый день вспоминаю отца добрым словом, он научил меня стольким вещам, практически всему, что знал сам.

— А помнишь, как вы с ним чинили мотоцикл и выпачкались в чём-то липком, а чтобы вас Мария Александровна не заругала, я помогала оттереть эти пятна какой-то вонючей жидкостью, забыла название.

— Солярка?

— Точно, она самая. Боже, как хочется вернуться в то беззаботное время и хоть что-то сделать, чтобы он остался жив. Как же мы были бы ему рады, а особенно, твоя мама.

— К сожалению, это невозможно, но я бы тоже вернулся, чтобы никогда не соглашаться на командировку в Таджикистан.

— Кто же знал, чем всё это обернётся? Знаешь, я ведь даже не оплакала его толком, настолько меня оглушило известие о твоей гибели.

— Давай не будем о грустном, Снежинка, у нас ещё будет время помянуть моего отца, мы обязательно навестим его могилу, вместе с детьми. Ты же не против?

— Это обязательно, по-другому никак.

— Надеюсь, Ваня и Маша не испугаются кладбища?

— Нет, наши дети знают, что такое смерть, мне пришлось им многое объяснить, когда они расспрашивали о тебе. Скажи, а кто был похоронен вместо тебя, уже выяснили?

— Да, личность погибшего установили, после моего чудесного воскрешения. Он тоже Иван Иванович Иванов, погиб в том самом бою, меня тогда идентифицировали по крестику, а его сочли пропавшим без вести, хотя, должно было быть наоборот.

— И что стало с его захоронением? Родственники приезжают?

— Приезжают, но не часто, в основном мы присматриваем, когда к отцу ездим, чистим там всё, мама с Никой цветы сажают.

— Понятно, грустная история, жалко парня, мог бы жениться, обзавестись потомством.

— Видно, судьба у него такая, ничего не попишешь.

— И всё-таки, мир устроен несправедливо.

— Согласен, но ведь некоторые трагедии рукотворны.

— В том-то и дело, поэтому многие женщины и боятся рожать.

— Ты же родила, не побоялась.

— Потому что я очень хотела, чтобы у меня осталась частичка тебя, а появились сразу две.

— Кстати, а двойня — это наследственное или нет?

— Да, у моей бабушки, со стороны отца, была двойня, правда, папина сестра утонула в 10 классе, нырнула в море на спор и не выплыла, ударилась головой о сваю.

— Какой кошмар.

— Увы, судьба, как ты говоришь. Так что, мне передалось это по наследству и если я вдруг снова забеременею, то есть риск, что снова будет двойня.

— Это не риск, а счастье, я очень рад, что у нас с тобой сын и дочь, а ещё, мне кажется, именно потому, что ты не скрывала информацию обо мне, наши дети так легко меня приняли.

— Да, Ваня и Маша всегда интересовались тобой и очень гордились, что ты воевал, они вообще любят, когда я им что-то рассказываю.

— И я их очень хорошо понимаю, никак не могу насладиться звуком твоего голоса, так бы слушал и слушал, всё время, без остановки.

— Ага, пока я болтаю без умолку, ты всё больше молчишь, а мне ведь тоже хочется тебя послушать.

— Так я вроде всё уже рассказал. Армия, командировка в Таджикистан, потом отправка в Афган, первый бой, плен, бегство, снова плен и, наконец, полное освобождение, затем госпиталь, а потом опять война, наконец, вывод войск, возвращение домой, учёба, работа и бестолковое прозябание без тебя.

— Ты излагаешь сухо, без подробностей, мне приходится всё вытягивать из тебя. Скажи, а что за состязание, в котором ты участвовал? Там было столько людей, они кричали что-то на незнакомом языке.

— Откуда ты знаешь? Я вроде бы ничего не говорил об этом.

— Видела во сне, после того, как твоя Васима разделась и легла к тебе голой, дальше сразу был бой.

— Снежинка, не было у меня с ней ничего.

— Да, я понимаю, но сейчас не об этом, расскажи мне про драку с угрюмым человеком-горой, рябым и страшным.

— Это был муж Васимы, он вызвал меня на поединок, на их свадьбе, я свалил его одним ударом кулака, а после убежал в горы.

— Ничего себе, прямо одним ударом?

— Да, вот только я сам не понял, как так получилось.

— Ты у меня очень сильный.

— Я самый обыкновенный, мне просто повезло тогда, попал в чувствительное место и вырубил его, а пока все над ним охали-ахали, я уже был далеко.

— Бесстрашная Васима собрала тебе мешок с припасами, век буду ей за это благодарна.

— Она и правда молодец, вряд ли бы я выжил в горах без её карты, одеяла, ножика и спичек, а так же, продуктов и воды.

— И тебе всего этого хватило?

— Нет, конечно, хоть я и экономил.

— А как же ты обходился потом?

— Несколько раз змей ловил, взрезал им брюхо и пил кровь, чтобы утолить жажду.

— Интересно, что это были за змеи? Ужи?

— Разные, в том числе, и ужи, но и гадюки попадались.

— Какой ужас, они ведь могли тебя покусать.

— Могли, да только я сам готов был всех покусать и они это чувствовали. Что-то, мне кажется, наш разговор не в то русло свернул. Давай, теперь твоя очередь рассказывать.

Беседа лилась нескончаемым потоком. В какой-то момент, разомкнув объятия, мужчина сплёл из шёлковых волос любимой два колечка, после чего произнёс сдавленным шёпотом, стараясь не разбудить детей. Он волновался, всерьёз опасаясь получить отказ:

— Я, конечно, понимаю, что безнадёжно опоздал с этим, причём, по собственной вине, но, всё же, мне бы хотелось быть уверенным, что ты согласишься выйти за меня замуж.

— Ванечка, ну конечно я согласна.

— Тогда, этим колечком нарекаю тебя своей суженой.

— А я тебя вот этим кольцом. Суженый, ряженый, приходи ко мне ужинать.

— Я уже у твоих ног, на веки вечные. Как только прибудем в Самару, куплю нам настоящие кольца и мы будем носить их, не снимая, с обручальными вместе.

— А я уж было подумала, что мне таки придётся пожертвовать несколькими прядями своих волос.

— Ни в коем случае, твои волосы — символ моего долголетия, забыла?

— Помню, конечно, но тогда ты должен согласиться на операцию.

— Так я уже согласен, с условием, что оперировать будешь ты.

— Нет, Ванечка, родным нельзя участвовать, боюсь, я не смогу совладать со своими нервами. У нас много хороших врачей, я отдам тебя в руки самому опытному. Герман Фёдорович замечательный кардио-хирург и хороший человек.

— Так-так, замечательный, говоришь? У меня есть повод для волнения?

— Ух ты, неужели ревнуешь?

— Не без этого, конечно. Просто, я тебя очень люблю и боюсь снова потерять.

— Этого никогда не случится. И вообще, не переживай, у доктора Приставкина огромный опыт и, кстати, ему 53 года, из которых 30 лет он счастливо женат.

— Отлично, тогда я спокоен.

Однако, в назначенную дату случилось непредвиденное, Герман Фёдорович попал в больницу с аппендицитом, поэтому не мог оперировать. Всё легло на хрупкие плечи Полины Григорьевны Романовой, которая тоже была опытным врачом и имела большой авторитет в медицинских кругах.

У матери появился отличный шанс помириться с дочерью, к тому же, после тяжёлого разговора с мужем, она нашла в себе силы и пересмотрела свои взгляды на жизнь, тем более, что Иван не разочаровал и выполнил все свои обещания.

Он приехал и купил четырёхкомнатную квартиру, записав её на Снежку. Не забыл навестить и будущих тестя с тёщей, привёз им много подарков. Операцию решили сделать как можно скорее, не дожидаясь свадьбы, чтобы не тянуть время. Здоровье самое главное, а регистрация брака подождёт.

После того, как стало известно, через что пришлось пройти Ивану, у Полины Григорьевны состоялся серьёзный разговор с мужем, переросший в бурное выяснение отношений. Обычно мягкий и сдержанный, Дмитрий так разозлился, что повысил на неё голос, чего за ним отродясь не водилось.

— Мне стыдно за тебя, Поля. И я тоже хорош, надо было вмешаться и не дать тебя и рта раскрыть.