– Куинна, – сказал я, уставившись на книгу. – Здесь должно быть написано «доктора Стэнли Куинна».
Я успел изучить эту книгу вдоль и поперек, знал каждую царапину на обложке – и все они были на месте, там же, где и всегда. А вот имя изменилось.
Рядом со мной Вейберн вертел в руках записку Блэка.
– Всё не так, – сказал я. – Всё. Всё не то.
– Шеф, тут стихотворение на обратной стороне.
– Что? – я посмотрел на него.
Вейберн показал мне обратную сторону записки. Тем же аккуратным почерком там были выведены строчки, которых раньше не было:
Всё шире – круг за кругом – ходит сокол,
Не слыша, как его сокольник кличет;
Всё рушится, основа расшаталась,
Мир захлестнули волны беззаконья;
Кровавый ширится прилив и топит
Стыдливости священные обряды;
У добрых сила правоты иссякла,
А злые будто бы остервенились.
– Йейтс, – сказал я.
– Оптимистичненько. Что это значит?
Страх тянул меня в пропасть, словно кит – Ахава; в глубокую, черную бездну океана, где лежат балластом кости, в глубокую топь паники. Шумно дыша, я принялся судорожно выбрасывать все вещи из сумки в поисках другой книги.
– Должно быть, вновь готово Откровенье, – продолжал читать Вейберн. – И близится Пришествие Второе. Пришествие Второе! С этим словом из Мировой Души, Spiritus Mundi, всплывает образ…
Я вытащил книгу, обернутую в пузырчатую пленку и в специальный, устойчивый к ультрафиолетовому излучению пакет, которые обычно используют, чтобы сохранить в надлежащем виде старые комиксы о Супермене, – и принялся ее разворачивать.
– …средь песков пустыни зверь с телом львиным, с ликом человечьим и взором гневным и пустым, как солнце, влачится медленно, скребя когтями, под возмущенный крик песчаных соек…
Пузырчатая пленка слетела на пол, и вот она. Книга моей матери, «Энциклопедия растений и деревьев Британии» Бротона. С огромной осторожностью я открыл листы в поисках розы.
– …Вновь тьма нисходит; но теперь я знаю, каким кошмарным скрипом колыбели разбужен мертвый сон тысячелетий, и что за...
Роза пропала.
А вместо нее – маленькая черно-белая картинка. Ультразвуковой снимок нерожденного ребенка.
Книга упала на пол с глухим стуком.
Вейберн поднял на меня взгляд и закончил стих.
– И что за чудище, дождавшись часа, ползет, чтоб вновь родиться в Вифлееме.
Я вскочил. Вскочил на ноги и ринулся через завалы. Вейберн что-то крикнул мне вслед, но я промчался мимо него и вылетел из квартиры. Побежал навстречу ветру и буре листьев. Бежал в сторону парка и не чувствовал ничего, кроме напряженных мышц, бушующего ветра и листьев, листьев, листьев…
Он стоял у церкви, прислонившись к двери.
– Ты вкусил яблоко, – сказал Морис Амбер, и из-под тени подпаленной фетровой шляпы вышло облако клубящегося дыма. – Мы оба понимаем, что это значит.
Я упал на колени, чувствуя ужасную тошноту и головокружение.
– Черное яблоко, пустая болтовня. Обещанное знание и откровение, – сказал он и поднял перед собой ладони. Края этой знаменитой белой шляпы вспыхнули пламенем, образовав огненное кольцо, – пылающий нимб вокруг головы. – Сие есть мое Евангелие и мой Завет. – Голос гремел глубоким, электронным гулом. – Евангелие Чернил и Осени, Завет о падении Гутенберга.
Часть IV. Евангелие Чернил и Осени
31. Тысячеликий герой
Макс Кливер сидел в кабинете, уставившись на настенные часы. Лампы светили тускло – как и везде в доме, и все из-за его самочувствия. Макс Кливер не помнил, как давно ему стало плохо, но точно знал, что все это как-то связано с его последней встречей с Морисом Амбером, рукописью и кукольным домиком, а еще что от яркого света ему становилось хуже.
В настенных часах надо было заменить батарейки. Кливер наблюдал, как секундная стрелка безуспешно пыталась двинуться с цифры семь на цифру восемь. Наблюдал, как маленькая красная стрелочка, терпевшая неудачу за неудачей, ритмично дрожала и тянулась к восьмерке. Мягкое колебание, импульс, который никогда, ни за что не достигнет цели, но не оставляет попыток.
В романах нет времени.
То была не мысль – эти слова пришли в голову ни с того ни с сего и, не вызвав должного интереса, исчезли. Кливер уже долго ни о чем сильно не задумывался, ни на что по-настоящему не обращал внимания, но часто смотрел на часы, а еще слышал, как жена разговаривает с кем-то по телефону в коридоре.
«Остаточный эффект и полукататоническое состояние», – сказала Олив Кливер, а затем поблагодарила собеседника, хотя голос звучал мрачно, без капли благодарности.
И вдруг жена оказалась в полутемной комнате, придвинула к нему стул и погладила его по запястью.
– Макс. Макс – это ты. Инспектор Максвелл Кливер. Помнишь? Дэн звонил. Дэн Вейберн, из полиции. Он очень волнуется с тех пор, как нашел тебя в той подвальной квартире. Звонит каждый вечер, спрашивает, вспомнил ли ты что. Надеется, что ты вновь стал самим собой. – Олив убрала длинные черные пряди с глаз за уши, и Макс взглянул на s-образный шрам на ее щеке. – Мы все этого хотим, Макс. Я, Дэн, малышка.
Голова Кливера слегка повернулась в ее сторону.
– Верно, малышка. Ты помнишь ее? Думаю, воспоминания о ней, они… – Она нежно коснулась виска Кливера. – Думаю, она может до тебя достучаться.
Максвелл Кливер уставился в пустоту.
– Знаешь, ты зовешь ее по ночам. Зовешь ее по имени. А когда просыпаешься, то все забываешь, Макс. Днем ты уходишь от нас и никак не можешь вернуться. Но во сне… – Олив медленно выдохнула. – Я правда верю, что во сне ты снова становишься папой Максом.
– Миссис Блэк, – тихо произнес Кливер, как будто повторял услышанное иностранное слово, значение которого ему неизвестно.
– Нет, дорогой, – ответила Олив словно уже в тысячный раз. – Я Олив Кливер, твоя жена. Нет никакой Изабель Блэк, нет Эндрю Блэка и нет никакого Томаса Куинна. Мы не знаем никаких Имоджен, и Софи никогда тебе не перезвонит, потому что… Потому что она ненастоящая, Макс. Пойдем. Пойдем, дорогой, уже поздно. Пойдем наверх. Тебе надо хотя бы немного поспать.
* * *
Макс Кливер встал и уставился на книжные шкафы в своем кабинете. В последнее время его самочувствие немного улучшилось и он стал больше походить на прежнего себя. В рядах книг были пробелы, но он не понимал почему. Он принялся переставлять книги, но их попросту не хватало, и какую бы расстановку он ни пробовал, всегда оставалось ровно три пробела. Кливер считал, что пропавшими книгами являлись: «Дон Кихот», «Колдун огненной горы» и «Оно». А вот откуда он знал, каких книг не хватает, инспектор Кливер никак не мог понять. Он также подозревал, что стена за книжными шкафами ненастоящая. Бывало, сидя за столом, он чувствовал сквозняк из промежутков на полках; тогда он тщательно проверял пустые места, но всегда натыкался лишь на твердый задник шкафа. И все же оттуда шел холодный воздух, даже если он передвигал книги и менял расположение пустот. Час назад он почувствовал холодное дуновение и, обернувшись, увидел, как на ковер опускается оранжево-коричневый лист белого клена. Только вот все окна были закрыты, да и на улице не росло никаких белых кленов – он проверил. Все это казалось Кливеру интересной загадкой, но он боялся, что на деле так проявляются долгосрочные симптомы его недомогания, поэтому положил лист клена в корзину, надел кардиган и изо всех сил старался не обращать внимания на сквозняки из шкафа.