Томас,
ты хотел знать, что я думаю о твоем романе.
Эндрю Блэк
3. Откуда в Вифлееме?..
Книги стоят безмолвными пыльными рядами.
Все стоят, и стоят, и стоят.
Ничего не происходит. Ничего не меняется.
С таким описанием сложно понять, что за день.
Книги – это книги. А пыль – это просто… пыль.
Вы знаете, что такое пыль? Когда-нибудь по-настоящему задумывались над этим?
Пыль – это все, и в то же время ничего.
Пыль есть дым и выхлопные газы дышащего города; Великий лондонский пожар и «Блиц», Елизаветинская линия метро и печи в Лондонском Митреуме. Пыль – это жизнь и эпоха Томаса и Имоджен Куинн, волокна ткани их одежды, штанов и рождественских свитеров, это частички кожи, летящие во все стороны от чесания голов, трения глаз и резких объятий, от хлопков ладоней, от рукоделия, глупых танцев и мастурбации, от спущенных трусов и натянутых носков, от размахивания руками, криков, плача и зуда, которых все больше, и больше, и больше. Пыль – смешение всего, событий и людей, которыми мы были, когда вместе существовали в пространстве; все смешивается, чтобы создать ничто.
Обычную пыль.
«Представь, о скольком она может нам поведать», – сказала мне как-то тетя, сбивая с ковра огромные облака пыли ударами, от которых натягивалась бельевая веревка. Я много думал об этом, и мой ответ таков – не может пыль ничего поведать. Ведь пыль не знает где, как и что. Для нее не существует «итак», «следовательно» или «потому что». Даже если бы она и могла говорить, в ее историях не было бы ни начала, ни конца, ни последовательности событий – только середина, сплошная бессмысленная, односложная какофония.
Пыль – всего лишь носитель информации.
Иногда видя, как она собирается на книжной полке, я думаю о первых млекопитающих, крошечных доисторических протомышах, которые, должно быть, глядели на динозавров, ожидая, когда придет их время.
– Черт.
А вот теперь день можно вполне конкретно определить.
Теперь это сейчас.
«Черт» вырвалось у меня в коридоре, когда я увидел, что айпад, как и – приготовьтесь…
– Твою мать.
…как и айфон, начали обновляться, когда мне очень захотелось в туалет, и я искал, что мне взять с собой, чтобы не заскучать.
Я толкнул дверь спальни и быстро прошагал через комнату, схватил большой, потрепанный экземпляр «Двигателя Купидона» с середины полки и направился в уборную.
Две минуты спустя я сидел в крошечной уборной со спущенными штанами и впервые за много лет просматривал информацию об издательстве и пожелтевший титульный лист.
Как тут затрезвонил городской телефон.
Я беспомощно посмотрел в сторону гостиной в конце коридора. Я никак не мог встать и взять трубку.
«А если это Имоджен? – подумал я. – Что же, сейчас включится автоответчик. А через несколько минут ты спокойно ей перезвонишь. Не велика беда».
Вернувшись к книге, я почти не заметил, как звон прекратился и автоответчик издал громкий сигнал.
После этого я постепенно начал прислушиваться к голосу из динамика.
Думаю, я узнал его сразу, бессознательно понял, что слишком уж он мне знаком, потому и отвлекся от чтения. Слова доносились приглушенно, и сначала я отстраненно подумал, что по радио снова крутят одну из его старых записей – интервью или старый репортаж с мест сражений. Я не особо старался разобрать, что он говорил, и в результате не уловил ничего, кроме последних слов.
– …откуда в Вифлееме полый ангел?
Последовала короткая пауза, а затем голос сказал:
– Том, ты тут?
Я резко поднял голову. Что?
Я отбросил «Двигатель Купидона», оторванные страницы рассыпались по полу.
Что?
Щелк. Жжжж.
Не утруждаясь натянуть штаны обратно, я помчался по коридору в гостиную.
Абонент отсоединился.
Абонент отсоединился.
Абонент отсоединился.
Я толкнул дверь и с колотящимся сердцем остановился в дверном проеме, уставившись на телефон.
Абонент отсоединился.
Мой отец умер почти семь лет назад.
4. Аналоговый телефон
У вас нет новых сообщений.
У вас нет новых сообщений.
У вас нет новы…
У вас не…
У вас. Одно. Новое сообщение. Получено. Одиннадцатого. Мая…
«Привет, это я. Имоджен. Твоя жена. Ты дома?.. Ты тут?.. Нет? Ладно, ничего. Надеюсь, ты не забыл поесть и не умер от голода. Люблю тебя. Позвоню позже. Любл…»
Сообщение сохранено.
Вам звонили вчера в. Два. Часа. Тридца…
– Здравствуйте, оператор на связи.
– Да, здравствуйте. Подскажите, пожалуйста, когда в последний раз звонили по этому номеру?
– Секунду. Последний звонок по этой линии был сделан вчера в четырнадцать тридцать шесть. Вам нужен номер звонившего?
– Нет, спасибо. Наверное, какой-то мошенник. После него никто больше не звонил?
– Никто.
– Но я только что слышал, как звонил телефон.
– Эм… В системе ничего нет.
– Ладно. Тогда…
– Вероятно, провода скрестились.
– Скрестились?
– Да. Иногда такое случается. Могу перевести вас на службу поддержки. Они протестируют ваше соеди…
– Нет, спасибо, не нужно.
– Хорошо. До свидания.
Щелк.
У вас нет новых сообщений.
У вас нет новых сообщений.
* * *
Виски покачивалось в бокале, а я смотрел на шпиль старой церкви, высившейся над оранжевыми и желтыми кронами деревьев на дальней стороне парка.
Странно вот так резко погрузиться в себя, на краткий миг достать на свет все упрятанное в дальний ящик из-за какого-то внезапного события.
Несколько часов назад я услышал приглушенный голос, доносившийся из автоответчика в другой комнате, и не только сразу осознал, что тот принадлежал покойному отцу, но и понял, что он пытался мне что-то сказать. Такой вывод я сделал из одного-единственного слова. «Том». Полууслышанное через две стены и дверь гостиной слово, которое, скорее всего, я вовсе расслышал неверно. И все же в тот самый момент я не чувствовал ни тени сомнения и помчался за голосом через всю квартиру со спущенными до лодыжек штанами.
Если так подумать, что мы на самом деле о себе знаем? Я столько лет не общался с отцом, провел годы в молчании, обидах и отчуждении, пропустил похороны в Испании и ни разу не навестил могилу, но продолжал уверять себя, что однажды все-таки съезжу, хоть и знал, что никогда не соберусь. Много с той поры воды утекло, и прошлое уплывает только дальше, прочь, и его никак не вернуть, но далекая, темная часть разума ждала, надеялась, что однажды отец провернет свой старый фокус: соберет себя из россыпи слов и аудиозаписей и вернется домой – точно так же, как тогда, когда я был ребенком.
Гугл подтвердил слова оператора: старые аналоговые кабели, которые еще не заменили на новые, действительно иногда провисают и скрещиваются друг с другом. Они истончаются от сильного ветра, или трескаются от солнечного света, или загнивают из-за негерметичных кабельных коробок. Вот и получается: сидишь дома, звонит телефон, поднимаешь трубку, и вдруг слышишь, как два незнакомца болтают про гаражные двери, ремонт машины или о новом парне какой-то Элисон. Такие звонки – на самом деле псевдозвонки, и они здорово путают автоответчики и системы, записывающие данные о входящих вызовах. Да, феномен странный, необычный, но ничего поразительного в нем нет. В каждой системе неизбежно происходят сбои, потому что все системы разлагаются в той или иной мере. Как выразился Макс Кливер, герой детектива «Двигатель Купидона»: «Для торжества хаоса достаточно бездействия ремонтников».
