Глаза мужчины распахнулись, залитые чернильной темнотой.

***

Солнце ещё видело последний сон за далёким горизонтом, когда в двери городского дома Эреварда Орла Прима настойчиво постучали. Заспанный слуга, обещая беспутному гостю всевозможные кары, отворил дверь, посветил фонарём и отшатнулся, быстро бормоча извинения. За порогом стояла девица в чёрном плаще с капюшоном и держала в руках свёрток. Слуга слишком хорошо её знал, это была ведьма, с которой зачем-то спутался хозяин.

— Мне нужен твой господин, — сказала девица.

Поднятая, как по тревоге, кухарка принялась готовить хозяйское варево для поднятия бодрости, служанки разжигали свечи в малой гостиной.

Гилота по приглашению лакея уселась в резное кресло с высокой спинкой, устроила свёрток на коленях. С неудовольствием осмотрела интерьер гостиной, изобилующий узорчатыми тканями, завитушками, блестящими безделушками. Совершенно не вписывалась сюда лишь большая картина в слишком богато украшенной раме. Впрочем, это было ровно то, что она ожидала увидеть. На фоне тёмного грозового неба как яркий жемчуг блестели начищенные доспехи трёх воинов. Лица гладкие, куда глаже, чем были в жизни, не тронутые усталостью, шрамами, первыми приметами старости. В раму были инкрустированы пластинки с именами, буквы которых не удалось бы разглядеть из кресла. Неважно, ведь Гилота могла назвать их по памяти.

«Сэр Эрнальд Большой Ясень, рыцарь мёртвой земли». Художник будто забыл, что герой лишился правого глаза и носил на лице десяток рубцов.

«Сэр Рогир Колетт, носитель меча по имени Скорбь». Нынешний правитель земель имперских, вернее, того, что от них осталось. А осталось немного.

«Сэр Томас Вьятт, господин ветра». Взгляд с картины был таким, что Гилоте показалось, будто портрет сейчас откроет рот и станет её оскорблять последними словами.

— Вы?.. Простите, тёмная леди, я не ждал вас так рано.

Хозяин дома появился в гостиной, косматый со сна, закутанный в толстый халат. Вид, в котором он решался показаться очень немногим людям. Гилота видела его и в худшем состоянии.

— Доброго здоровья вам, сэр.

Эревард увидел свёрток у неё в руках, разнервничался и побыстрее присел в кресло напротив.

— Так скоро! Простите, я не знал!

— Я пришла заранее. Лучше, когда время остаётся в запасе, а не убегает в последний миг. Вы примете одну часть с первыми лучами рассвета, — сказала Гилота. — Вторую — в полночь. Сейчас я останусь здесь и помогу вам в первый раз. Второй вы должны всё выполнить сами.

Эревард быстро закивал. Гилота сжала свёрток крепче, чтобы он не заметил, как у неё дрожат пальцы. Она была измотана настолько, чтобы рухнуть в постель и не просыпаться до следующего рассвета.

А старика напротив ей было даже по-своему жаль. Он умирал очень медленно. Жизнь утекала из него крошечными каплями и то, что она держала в руках, способно было оттянуть неизбежное лишь ненадолго. По её меркам — на мгновения. Для старика это была пара лет — вечность, неисчислимое богатство. И целое богатство он отдал, чтобы вот сейчас сидеть и ждать нужных минут.

— Вас привлекла картина, тёмная леди? — спросил Эревард.

Он нервничал и явно хотел отвлечься.

— Очень талантливое творение. Кто же был художником?

— Его звали Никель, но, к сожалению, он уже покинул нас.

Гилота сделала вид, что это её огорчило.

— А кто эти двое мужчин по обе руки от нашего правителя?

Эревард добродушно усмехнулся.

— Признаться, я удивлён, что правителя вы узнали, а остальных — увы… Эти трое благородных рыцарей сделали мир таким, каков он теперь. Вернули в земли Империи свет.

— Но лицо правителя сложно не знать. Я даже видала его один раз, когда была в столице. На площади, он обращался к народу. Его речь заставила меня прослезиться от чувств. А этих благородных воинов я не видела никогда.

— Не удивительно, ведь их уже нет с нами, — сказал Эревард и с искренней грустью во взгляде снова посмотрел на картину. — Это благороднейшие из людей. Сэр Ясень и сэр Вьятт.

— Что с ними случилось?

— Неужели не знаете? Не только не видели, но и имён не слышали?

Гилота виновато пожала плечами.

— Когда всё случилось, мне было шестнадцать, и я жила в лесной глуши. Муж не приносил мне известий из города.

— У вас был муж? — изумился старик и тут же вскинул руки в извиняющемся жесте: — Простите, я не должен был задавать вам таких вопросов, тёмная леди.

Гилота лишь натянуто улыбнулась. Конечно, у неё в этой жизни был муж. Когда она перенеслась, опустошённая до дна после смертельного сражения, в ней не осталось сил, чтобы отбиться от этого «мужа». После всего он, конечно, назвал её женой и поволок в свой дом. Она стала жить с ним в лесу. Как раз там, куда Оресия загнала гнилых людей вроде её мужа — в глухую чащу, откуда они боялись даже на большак выбраться за поживой. Но боялись ещё очень не долго. После смены власти дорожные бандиты, которых некому теперь было усердно ловить и рассаживать на колья вдоль трактов, воспрянули и вновь вошли в силу. Жаль, что ей пришлось ждать целых полгода, чтобы спалить заживо всю шайку.

— Так что же с ними случилось?

— Сэр Ясень погиб от чумы в южных землях. В тот год, когда она едва не добралась до Огненного кольца, но сэр Ясень не пожелал бежать, он поддерживал порядок среди больных и ещё здоровых до последнего. Умирая, ещё раздавал указания. Сэр Вьятт отправился переговорщиком в Анхалли, но атарийцы выследили его отряд и убили почти всех, лишь одному удалось выжить. Сэра Вьятта оттеснили к реке и ранили арбалетным болтом. Он упал в воду и погиб среди камней.

— Надеюсь, выживший сумел вернуть тело в столицу?

— Нет, увы нам. Наш герой лежит в чужой земле, и нет у него, наверняка, и могильного камня. Выжить удалось лишь его оруженосцу, бедный мальчишка пережил плен у атарийцев, был жестоко искалечен и непоправимо тронулся умом.

— Чудовищно, — вполне искренне сказала Гилота.

— Лучшие из нас уходят рано, — сказал старик.

— А как же юноша?

— Простите?..

Гилота коротко взглянула на часы. Времени оставалось лишь на один вопрос и ответ.

— Оруженосец сэра Вьятта. Он ещё жив?

— Жив, но я ведь сказал — бедняга слишком изуродован. Его содержат где-то взаперти.

Гилота поднялась, и складки её одежды расправились со змеиным шелестом.

— Что такое?.. Время? — всполошился Эревард.

Она кивнула.

— Давайте готовить вас к приёму снадобья.

Домой Гилота возвращалась уже при разгорающемся свете дня. Заглянула в лавку готовой одежды и кое-как, разводя руки и поднимаясь на цыпочки, объяснила торговцу какой размер ей подобрать. Вряд ли точные мерки были важны, когда иной одежды у человека попросту нет. Из всех выложенных на прилавок рубах и штанов выбрала те, где полотно было покрепче, а швы понадёжнее. Самым дорогим здесь оказался плащ с глубоким капюшоном, чтобы можно было прикрыть лицо.

По городским улицам катился громогласный и пёстрый ярмарочный день. Гилота ощущала, как всё назойливее гудит у неё в голове усталость. Пробираясь в толпе и придерживая свёрток с покупками, чтобы не вырвали из рук шустрые воришки, она уже не разбирала круговерти товаров и лиц прохожих, но внезапно попавшийся душок, кислый запах дубления, из общего беспорядка ароматов и зловоний выловила безошибочно, и замедлила шаг перед лотком кожевника. На широком прилавке лежали десятки ошейников. Простые кожаные полосы, и расшитые металлическими бляшками, и с короткими тупыми шипами по внутренней стороне, и увешанные бубенчиками и бусинами. Последние выглядели даже как-то празднично, и Гилота подавила неуместный смешок. Вот завела бы она себе пуделя, большого, кудрявого. Совсем не то, что привести в дом больного и, может, даже тронувшегося умом мужчину. Впрочем, никаких «может». Гилота невольно вспомнила колючий страх в мгновение, когда чужая кровь заливала ей руки, а она пыталась содрать рабский ошейник, мешающий добраться до раны…