Он ощутил неясный холодок в груди. Перед ним женщина, восседавшая на престоле семьдесят лет. На вид ей и теперь не больше, чем на первом парадном портрете, который захватчики дворца сожгли в тот памятный день… Задумавшись, он тяжело вздохнул. Потерял счёт годам и уже не знает, сколько времени прошло, сколько на троне новый Император. Но это не имеет значения. Важно, что сейчас ведьма своими словами косвенно подтвердила — и до правления у неё была долгая жизнь.

— Кто ты такая?

— Ведунья.

— Это ничего не объясняет. Если ты хочешь, чтобы я выполнял твои приказы… Мне нужно знать больше.

— Какая жалость, что я не собираюсь тешить твоё любопытство. Всё, что нужно знать, расскажу в своё время. Ты ужинать будешь?

Прислушавшись к себе, он невольно потянул носом воздух, и от витающего на кухне аромата нутро болезненно сжалось. Глупо было бы отрицать очевидное.

— Да.

Зазвенела посуда. Такой простой домашний звук.

— Уж прости, девчонка добирается до кухонных завалов не чаще, чем раз в седмицу. Так что…

Он был готов к чему угодно. Что ему сейчас выдадут заплесневелый сухарь с пожеланием приятного аппетита, или заставят перемыть всю посуду, чтобы отработать грядущую кормёжку, раз уж ему уже заявили, что он должен стать помощником.

— Держи-ка.

Ведьма подала ему в руки сложенное полотенце, а сверху поставила миску, до краёв наполненную мясным варевом.

— Пока Иса не разгребёт баррикаду на столе, кушать выходит где придётся. Осторожно, не разлей.

Предупреждение было излишним, потому что посудину он от удивления сжал так, будто она могла вырваться. Ведьма, тем временем, подхватила поднос с ещё одной миской и скрылась в коридоре. Простучали по скрипучим половицам шаги, хлопнула дверь, и стало очень тихо.

Одиночество оказалось очень кстати, потому что внезапно обнаружилось — он разучился кушать аккуратно.

***

Мужчина вскинулся, мгновенно стряхивая сон, потому что в этом сне ему почудился громкий панический стук, и он уже готов был услышать, как трещат ломающиеся двери и визжат служанки, а посторонние вооружённые люди ломятся в дом, чтобы арестовать сэра Томаса Вьятта по обвинению в применении запрещённого колдовства и государственной измене. Кубарем скатился он с непривычной узкой лавки на пол и только тогда, ударившись боком об пол, внезапно понял — стучат на самом деле. Дверь внизу сотрясается и лязгает. А ещё вопят во весь голос:

— Открывай, Ведунья!

Простучали по коридору лёгкие быстрые шаги, заскрипела лестница, лязгнул внизу засов. Крики стали громче, бубнили за стенкой перепуганные голоса.

Дверь кухни распахнулась, на пороге появилась ведьма, в длиннополой нижней рубахе, прикрытая только вязаным платком, со стеклянным фонарём и заплечным мешком в руках. Кинулась вдоль полок, сгребая какие-то свёртки и склянки. Метнулась обратно, но внезапно запнулась о его ноги.

— Чего пол задом натираешь?! Пропусти! — приказала она и тут же заорала куда-то в коридор: — Марко, бери угля, придётся воду греть!

— Что происходит?

Хотя, ответ был очевиден — какая-то беда. В кухню вломился вонючий мужик в лохмотьях, схватил за печкой вёдра, бросился обратно в коридор. Ведьма лишь отмахнулась от вопроса.

— Быстрее! Быстрее! — кричали перепуганные голоса.

— Что случилось? Я могу помочь!

Ведьма обернулась уже на пороге, смерила его странным взглядом.

— Помочь? — переспросила она. — Ну так идём, поможешь…

Не понимая, что происходит и кто все эти люди, он всё равно бросился за ними, забыв накинуть на плечи плащ. Вниз по лестнице, в двери. Ледяной воздух хлестнул в лицо, мостовая обожгла босые ступни. Он не мог вспомнить, была ли у него теперь обувь, и радовался тому, что долго без неё обходился и успел привыкнуть. Впереди метался огонь фонаря, чтобы поспевать за ним, надо было бежать, и он нёсся, не разбирая дороги. Мелькали тёмные подворотни и закрытые ставнями окна. Потом все свернули, и он свернул.

Узкая подворотня, дверь подвала. В нос ударила чудовищная вонь.

— Сюда!

Послышался грохот и страшная ругань.

— Пустите, псы! Пустите, больно! Ай, бо-о-ольно, подохну щас же! А-а-а-а!

Женщина кричала так, будто её избивали.

Подвал оказался большой и тёмный, с крошечными грязными окошками и остывшей печью в углу. Перед печью в куче разворошённого и вымазанного кровью тряпья валялась женщина. Она кричала и отчаянно отбивалась от мужчины и женщины, держащих её за руки. Между раздвинутых ног пристроилась ведьма и задумчиво принялась наминать безобразно огромный живот.

Он замер в ужасе: никогда раньше не видел, чтобы к роженице допускали мужчин. Одна мысль об этом казалась святотатством. Ведьма обернулась, в полумраке глянув прямо на него:

— Давай, топи, воду греть ставь! — приказала она и тут же закричала: — Марко, сыпь уголь и тащи воду!

Не понимая, что происходит, мужчина всё равно кинулся к печке. Марко сунул ему стёсанное огниво, но оно чуть не выскочило из трясущихся рук, а ветошка не желала заниматься. Он услышал, как ведьма выругалась на него и щёлкнула пальцами. Мужчина вскрикнул от неожиданности и боли, когда пламя сорвалось с его пальцев и набросилось на угли.

— Поднимите её!

— Не надова! Не-е-ет!

— Поднимите, простынь суну!

Снова визг и вопли.

Марко обрушил вёдра на печку, едва не залив огонь.

— Вперекор встало! — заявила ведьма, пытаясь перекричать бьющуюся в истерике роженицу. — Доставать надо!

— Нена-а-а!.. — взвизгнула женщина, но один из мужиков зажал ей рот рукавом куртки. Она вцепилась в грязную ткань зубами, принялась трепать, как собака, и отчаянно сучить ногами.

— Лохань неси! Эй, ты что, оглох?! Томас!

Мужчина встрепенулся, принялся шарить по сваленному вокруг печки хламу в поисках посудины. Следом снова появился Марко, выдернул лоханку из-под скамьи и ринулся к роженице.

— Томас! Томас! — нетерпеливо кричала ведьма.

Он бросился на зов, поскользнулся босиком и едва не упал — на полу оказалось натоптано чем-то красным и липким.

— Ногу держи!

Роженица лягнула его в голову, потом в плечо. Силищи в ней оказалось немерено. Мужчина наконец-то поймал её за щиколотку, навалился, тяжело дыша, и с ужасом увидел, как прямо у него перед глазами ведьма сунула роженице руку… Она тут же навалилась сверху, закрыв обзор и вонзив локоть в живот, но даже мгновения этого зрелища хватило. Он отвернулся, чувствуя, как к горлу подкатил липкий тошнотный ком. Свет фонарей перед глазами покачнулся, развернулся…

А следом мир содрогнулся мощным ударом. От пощёчины зазвенело в ухе.

— Томас!

Мужчина с удивлением понял, что это его имя, и сейчас его зовут, но будто издалека. Он сидел на грязном полу в каком-то подвале. Рядом пронзительно плакал младенец. Второго, тихого и какого-то скукоженного, ведьма держала кверху ножками и ритмично встряхивала так, будто собиралась ударить об каменный пол, да всё не решалась. Наконец, тряхнула особо сильно и отвесила шлепок по спине. Ребёнок издал жуткий глухой звук, харкнул на пол липкую слизь и тут же заорал.

Вокруг охали и ругались.

— Двойня у тебя, — сказала ведьма скорчившейся на полу женщине.

Та завыла, размазывая слёзы по раскрасневшемуся чумазому лицу.

— Ну всё, хватит. Давай теперь займёмся твоим кровотечением.

— Не… надова… — простонала женщина.

Лишь бы не смотреть на это, мужчина стал украдкой озираться и только теперь понял, что гостят они в явно нехорошем месте. Тусклый свет выхватывал из мрака грубо сколоченные полати, заваленные тряпьём и переплетёнными телами, закутанными в лохмотья. Кто-то спал, кто-то с интересом поглядывал на развернувшееся у печки действо. Огонь нагрел воздух в подвале, и, казалось, вонь немытых тел сделалась ещё гуще.

— Не хочу-у-у-у… — выла женщина на полу.

Мужик, которого ведьма называла Марко, пытался её утешить.

— Ку-у-у-уда…

Ведьма, обернув ребёнка в принесённую с собой чистую тряпку, склонилась и положила ей руку на плечо.