— Господин барон приказал его сюда принесть, — будто оправдываясь, сказал слуга.

— Идите уже, не мешайтесь тут, — Урсула махнула рукой и наклонилась к Аску с кружкой.

Слуги быстро покинули лекарскую.

— На, выпей…

Она приподняла голову мужчины и поднесла кружку к губам. — Оно хоть и горько, а выпить надо все. Боль утихнет и сможешь заснуть.

— Лучше умереть, — обессиленно прошептал он.

— Помереть никогда не поздно, и не всегда лучше, — ответила лекарка, убирая пустую кружку. — А вот жить всегда труднее.

Сознание путалось, не позволяя понять, где бред, вызванный горячкой, а где реальность. Единственное, в чем он не сомневался, это в реальности боли, грызущей избитую спину, и кашля, рвущего легкие в клочья. Чья-то рука подносила горькое питье и боль временно отступала, тогда приходили терзающие душу кошмары. В этих кошмарах он снова был Эвианом, а не рабом, потерявшим память, жил в осажденной крепости с живым отцом и друзьями, малочисленные союзники пока ещё были союзниками. Но и в бреду, и в сознании он не хотел жить, настойчиво призывая Жницу. И она откликнулась, подошла настолько близко, что он, наследник и последний из рода, увидел её рядом с собой. Еще немного, и он уйдет за ней, не будет больше ни боли, ни стыда, ни суеты. Но появился отец, совсем такой, каким он помнил его перед отчаянной попыткой прорыва из осажденного замка. Похудевший, с седыми усами и с неизменной трубкой в руке, он стоял рядом и раздраженно смотрел на него.

— С каких это пор мой сын пугается? — голос отца гремел, он сердито хмурился и пыхтел трубкой. — Сбежать проще всего.

— Моя жизнь унизительна… — начал он.

— Унизительно смотреть на то, что ты решил сдаться и сдохнуть как собака с ошейником и на цепи! Это мне унизительно смотреть на тебя! Слабак!

Отец раздраженно выдохнул табачный дым и исчез.

— Ваша светлость, я сделала все, что смогла. Будет ли он жить, день-два и станет ясно…

Голос Урсулы пробился сквозь забытье. Пахло мятой и ландышами, так пахли мамины руки, он не помнил её лица, но тепло и запах остались в памяти навсегда.

— Тебе трудно, мой мальчик, но ты сильный… — Теплые руки обняли его. — Ты справишься…

И все снова потухло — Эвиан опять потерял сознание.

Проснулся от протяжного стона и огляделся вокруг. В комнате стояло несколько широких лавок, у дальней суетилась Урсула.

— Ну что же ты? Тужься, иначе ребенка убьешь. Немного осталось!

Эвиан отвернулся, чтобы не смотреть. От слабости снова задремал, сквозь дремоту слышал крики роженицы и плачь ребенка, через какое-то время все затихло. Теплое и мягкое животное забралось под бок, раздалось тихое мурчание. Послышались шаги, он повернул голову и открыл глаза. Рядом стояла лекарка и тревожно смотрела на него.

— Я не умру, — тихо сказал Эвиан. — Теперь не умру.

Урсула с облегчением села на ближайшую лавку.

— Ох и пришлось с тобой повозиться! — сказала лекарка. — Жница совсем рядом была.

— Я знаю, видел её.

— Что же это я! — Всплеснула руками женщина. — Ты же, поди, пить хочешь. Подожди.

Она отошла столу, стоявшему в этой же комнате, взяла кружку с травяным отваром.

— На вот, выпей. Тебе пить надо, много крови из тебя вытекло. Сейчас Эйру кликну, она бульона принесет.

Отвар был теплый и душистый, с легкой горчинкой.

— Давно я здесь? — спросил пленник.

— Почитай с месяц.

— Так долго…

— А что же ты хотел? На спине ни клочка целого не осталось, да еще и легкие застудил. Мы с её светлостью еле выходили тебя, — словоохотливо поведала женщина. — Она хотя и девчонка совсем, но лекаркой ей суждено хорошей быть, ежели муж позволит.

— А ну брысь отсюда! — Урсула хотела прогнала кошку, что лежала под боком Эвиана.

— Не надо, — попросил он. — Пусть останется…

— Она возле тебя с первого дня крутится, не уходит, — поворчала для порядка лекарка.

Следующие дни он много спал от слабости, но молодость и хороший уход делали свое дело, силы прибывали, он понемногу начал подниматься. Подолгу ходить еще не получалось, но силы постепенно восстанавливались. Урсула стала давать Эвиану небольшие поручения: убраться, растереть растения. За такой работой его и застал Кадар.

— Ты все-таки не сдох. Живучий как крыса! — приговаривал он, медленно обходя раба.

Плетью поднял ему рубашку. Кошка из лекарской, постоянно ходившая за Эвианом, выгнула спину и зашипела, но клерк, не обращая на животное внимания, продолжил:

— Отощал, соплёй перешибить можно. Что молчишь?

— Не годится рабу свободного перебивать, — ответил пленник.

— Верно, — Кадар осклабился. — Смотрю, порка тебе на пользу пошла.

— Ты куда запропастился? — воскликнула, входя, Урсула. — Я тебе что велела? Дров принести, одна нога там — другая тут. А он лясы стоит, точит.

Эвиан дёрнулся выполнять её поручение, но клерк придержал его рукоятью плети.

— Ты чего его держишь? — напустилась на клерка Урсула. — Пока он у меня находится, тут командую я.

Кадар усмехнулся и опустил плеть.

— Ничего, скоро тебе обратно. Иди.

Через несколько дней Эвиану принесли старую теплую одежду, поношенные, но крепкие башмаки, и приказали отправляться обратно на конюшню.

Весной обитатели замка были взбудоражены известием, что приедет один из сыновей графа Лисса, просить руки юной баронессы.

— Если я откажу? Я никогда не видела этого человека, как я пойму, какой он? — в сотый, если не в тысячный раз спрашивала Горлина брата.

— Ты в праве не объяснять отказа. Таким как ты, поцелованным Солнцем, разрешено выбирать супругов самим. И никто их не может заставить, даже король.

— Я это знаю, и каждый день благодарю за это. Мне не придется как Стасии жить со стариком. Но мне тревожно…

— Что тебя тревожит? — улыбнулся брат.

— Граф Лисс — правая рука герцога Остергама, не воспримет ли он отказ своему вассалу как личную обиду?

Девушка с беспокойством смотрела на брата.

— Остергам озабочен тем, чтоб сменить династию на троне, при этом остаться в живых и с положением. Ты для него слишком мелкая сошка, поверь. — Он подошел к сестре и по-отечески обнял её.

Девушка доверчиво прижалась к его груди.

— А что у тебя со Стасией?

Ивон вздохнул.

— Она объявит об отказе выйти за меня, её репутация от этого не пострадает…

— Дурак ты, — грустно констатировала сестра. — Стасия тебя любит, а ты ждешь или ищешь непонятно чего. Она в конце концов выйдет замуж, а ты только тогда поймешь, что потерял.

Ивон ничего не ответил, только крепче прижал сестру к себе. А через несколько дней прилетел вестник о скором прибытии потенциального жениха. Снова слуги сбивались с ног, чтобы гостям было удобно и сытно. Хотя все давно приготовили, но лишняя проверка не повредит. Наконец, с дозорной башни раздался крик:

— Еду-у-ут!!!

На дороге появились всадники в богатых одеждах, на сытых, лоснящихся лошадях, покрытых богатыми попонами. В середине процессии двойка лошадей везла небольшую карету, выкрашенную в коричневый, красный и золотой — цвета графа.

Вскоре гости въехали во внутренний двор замка, где сразу стало тесно и шумно. Дворовые слуги увели лошадей в конюшню, домашние проводили господ с прислугой в замок и занесли вещи в приготовленные покои.

С кандидатом в женихи Горлина впервые встретилась за обедом, накрытом в большой гостиной. Это оказался высокий, по-своему привлекательный мужчина лет двадцати пяти, одетый в темно-синий камзол с серебряным шитьем, со светлыми волосами и загорелым лицом. Одну щеку пересекал небольшой шрам, добавлявший потенциальному жениху мужественности.

— Рад знакомству с вами, сударыня, — произнес он и галантно поклонился. — Наслышан о вашей красоте. Разрешите представиться, граф Александ Лисс.

— Я тоже рада знакомству с вами, граф, — девушка приветливо улыбнулась. — Вы устали с дороги и голодны, пройдемте к столу.