Естественно, что для описания грандиозных эпических подвигов своих героев Гюго мобилизует все ресурсы своего языка, с которым не мог соперничать ни один из современных ему поэтов. А. В. Луначарский в своей работе о Гюго говорит о «необычайной, мощнотрубной музыкальности» и «изумительно нарядной парчовой красочности» «Легенды…», почти «сплошной поэтичности ее образов и ее оборотов, живущего в ней вулканического пафоса»[64]. Обращаясь к эпическому жанру, Гюго обновляет традиционные эпитеты, изобретает новые грандиозные образы, широко вовлекает в свой рассказ силы природы. Фигуры Роланда, Сида или Карла Великого вырастают не только из-за их героических деяний, но и благодаря бесконечным горизонтам, величественным горам, морям и пустыням, которые их окружают. Даже животный мир оказывается активным участником эпического повествования. Лев Андрокла, конь маленького короля Галисии так же, как и упрямая гора Момотомбо, активно помогают или противятся устремлениям людей.
Романтическое искусство Гюго в «Легенде веков» покорило даже тех его современников, которые были далеки от него по своим идейно-художественным взглядам. «Что за человек папаша Гюго! Что за поэт, черт возьми! Проглотил залпом оба тома!.. Мне необходимо прогорланить три тысячи строк, каких еще никто не создавал… Папаша Гюго вскружил мне голову»[65], — писал после прочтения «Легенды…» такой принципиальный приверженец сдержанного, строго объективного реалистического повествования и мастер точного слова, как Флобер.
3. Роман «Отверженные»
Второй период творчества Гюго ознаменовался не только дальнейшим развитием его поэтического гения, но и созданием наиболее значительных его романов. Среди них на первом месте стоит роман «Отверженные», которому писатель отдал около двадцати лет жизни.
Мысль о создании большого социального романа, посвященного обездоленным, возникла у Гюго еще до изгнания. Он начал писать его под первоначальным названием «Бедняки» («Mis*res») в середине 40-х годов, но прервал свою работу в связи с событиями, начало которым положила февральская революция 1848 г. Уже тогда — в первом варианте — автором были задуманы и созданы центральные образы отверженных обществом бедняков: каторжника, чье преступление состояло в том, что он украл хлеб, чтобы накормить голодных детей своей сестры, и матери, вынужденной продать свои зубы, волосы и тело, чтобы платить за содержание своего ребенка.
В изгнание Гюго взял с собой неоконченную рукопись «Отверженных». Однако после бурных событий политической жизни, которой писатель был захвачен на протяжении следующего десятилетия, когда он так горячо протестовал против преступлений Луи Бонапарта, создавая пламенные памфлеты и стихотворения «Возмездия», первая редакция романа уже не могла удовлетворить его. Возобновив работу над «Отверженными» в 1860 г., он стремится воплотить в романе философские и нравственные идеи, сложившиеся у него за последние годы. Теперь «Отверженные» становятся не только обличительным произведением, которое, как некогда повесть «Клод Гё», свидетельствует о преступлении общества по отношению к неимущим классам, но и романом, поставившим важнейший для Гюго того времени вопрос о значении добра и милосердия для социального и нравственного возрождения человечества (в этом плане «Отверженные» близки «Легенде веков»). Вместе с тем Гюго вводит в свой новый роман обширные исторические, публицистические и философские главы, придающие ему эпические масштабы.
Тенденция к универсальному видению целой эпохи, наметившаяся уже в «Соборе Парижской богоматери» по отношению к средневековью, полностью развернулась в «Отверженных» — романе, посвященном современной жизни. «Отверженные» — настоящий полифонический роман со многими темами, мотивами, идейными и эстетическими планами, где дана обширная картина народной жизни и где Париж бедноты, Париж жалких и мрачных трущоб возникает перед читателем на фоне крупнейших политических событий французской истории первой половины XIX в.: катастрофы при Ватерлоо, падения режимов Реставрации и Июльской монархии, народно-революционных боев 30-х и 40-х годов.
Роман Гюго необъятен по охвату жизненных проблем [(«Эта книга — гора!» — воскликнул по ее окончании сам автор). Изображение нищеты и бесправия народных масс, воплощенных в судьбах главных героев — Жана Вальжана, Фантины и обездоленных детишек Гавроша и Козетты, сочетается здесь с критикой неправедного государственного строя, буржуазной «законности» и судопроизводства (особенно ярко выраженных в зловещей фигуре полицейского инспектора Жавера) и с постановкой важной проблемы духовной эволюции поколения Гюго (история Мариуса); увлекательный детектив (погоня Жавера за беглым каторжником Жаном Вальжаном) чередуется с нежнейшей лирикой (любовь Мариуса и Козетты) и патетическим изображением баррикадных боев (подвиг Анжольраса и героическая смерть Гавроша на июньской баррикаде 1832 г.).
Именно с появлением «Отверженных» связаны бесконечные споры об изменении художественного метода Гюго второго периода. Многие ученые настаивают на том, что «Отверженные» — реалистический роман. И надо признать, что элементы реализма в романе действительно присутствуют.
Реалистична прежде всего подчеркнуто-социальная задача книги, о которой автор предупреждает читателя в предисловии: «До тех пор, пока силой законов и нравов будет существовать социальное проклятие…до тех пор, пока будут существовать три основные проблемы нашего века — принижение мужчины вследствие принадлежности его к классу пролетариата, падение женщины вследствие голода, увядание ребенка вследствие мрака невежества…. пока будут царить на Земле нужда и невежество, книги, подобные этой, окажутся, быть может, не бесполезными» (б, 5)говорит он. Эту же мысль Гюго развивает и в письме к издателю итальянского перевода «Отверженных»: «Всюду, где мужчина невежествен и охвачен отчаянием, всюду, где женщина продает себя за кусок хлеба, где ребенок страдает оттого, что лишен книги, которая учит его, и очага, который его обогревает, мои «Отверженные» стучатся в дверь со словами: «Откройте, мы пришли к вам!.. Итальянцы мы или французы, всех нас касается нужда людская» (8, 321, 324).
Из реальной действительности родилась и история главных героев романа. Образ Жана Вальжана возник у писателя в связи с процессом некоего Пьера Морена, который, так же как и герой Гюго, был отправлен на каторжные работы за кражу хлеба. Изучая этот процесс, знакомясь с существующим уголовным кодексом, посещая парижские тюрьмы, Гюго отмечает два момента в этом, остро интересующем его вопросе: во-первых, состав преступления — кражу хлеба, которая подтвердила твердое убеждение писателя в том, что причина преступности коренится не в испорченности, а в нищете народа; во-вторых, судьба человека, вернувшегося с каторги и гонимого отовсюду, а следовательно, не имеющего возможности вернуться к честной трудовой жизни. Все это Гюго и внес в биографию своего главного героя, придав этим проблемам художественно-убедительную форму.
Что же касается прообраза Фантины, то в записях Гюго, в которых он имел обыкновение регистрировать «увиденное», имеется небольшой рассказ о том, как зимой 1841 г., возвращаясь со званого обеда, он оказался случайным свидетелем столкновения между уличной женщиной и молодым хлыщом, который шутки ради бросил ей за пазуху горсть снега. Гюго пошел вслед за несчастной в полицейский участок и был свидетелем грубого и несправедливого обращения с ней полицейского чиновника. Так родилась история Фантины, как об этом свидетельствует и подзаголовок записанного отрывка[66]. Сцена романа, где полицейский чиновник Жавер без рассуждения бросает бедную женщину в тюрьму за то, что она осмелилась поднять руку на оскорбившего ее буржуа — «избирателя и домовладельца», совершенно реалистично раскрывает классовый характер французского правосудия.