Мама никогда не ссорится, ни с продавщицами, ни с сантехниками. Она улыбнулась и сказала:

— Спасибо за предупреждение. Но сегодня моей дочери пять лет одиннадцать месяцев и двадцать девять дней. Она в последний раз едет законным «зайцем».

Все пассажиры посмотрели на Полю, все ей улыбнулись.

А на следующий день Поля разглядывала свой первый автобусный билет.

Она теперь большая, и столько тайн кругом, хоть зажмурься.

Под окном Полиного дома — воробьиное дерево. Дерево как дерево. Ясень. Рядом такие же деревья, но воробьи почему-то слетаются на Полино. Вечером, перед сном, в птичьем доме уж такой гам, такая ссора, будто все воробьи друг на друга обиделись.

Кричат, кричат да и смолкнут разом.

— Мама, почему воробьи живут вместе, а не дружат? — погоревала Поля.

— Кто тебе сказал, что не дружат? Послушала бы ты, как они пробуждаются.

— Мамочка, разбуди!

— Так ведь они до света встают. Ты не проснёшься.

— Мамочка, а ты не жалей меня. Растолкай. Да хоть водой облей.

— Ну смотри! — засмеялась мама.

Легли спать пораньше, вместе с воробьями. Утром мама только тронула Полю за плечико, у нее глазки тотчас и открылись.

— Пора?

За окном небо серое, не проснувшееся. Дома дремлют, деревья дремлют. Поля даже носом клюнула от такой дремоты.

— По-ля! — сказала ей мама.

— Я не сплю! — вздохнула Поля, склонив голову на бочок.

И вдруг во всё воробьиное горлышко закричал самый ранний воробей. И тотчас, тотчас, будто никто и не спал, взорвалось птичье дерево звонкими голосами. Голоса те же, да в голосах не крик, не ссора — любовь и радость. Приветствуя Господа Бога, небо, землю, новый день, ликовало воробьиное дерево.

Спохватясь, как в трубу, басом, гулькнул ранний голубь.

Ласточка мелькнула в небе.

— С добрым утром! — сказала мама.

— С добрым утром! — прошептала Поля.

Подушка сама нашла ее головку, и Поля заснула, радуясь воробьиной дружбе.

Вообще-то Поля знает, что девочка она — не-о-бык-но-ве-н-н-а-я.

Во-первых: папа.

На стене в рамочках два папиных корабля. Один корабль поднимается из морских глубин. Корабль как ракета, но с башней посредине. Это военный, очень грозный корабль. Папа был командиром подводной лодки. Плавал под водами всех четырёх океанов и даже подо льдами.

Другой папин корабль — огромный плавучий дом. Океанский. Лайнер называется. На этом лайнере папа несколько раз обошёл земной шар, был во всех самых расчудесных городах мира. Не у многих такие папы.

Во-вторых, бабушки и прабабушки. У Поли их четыре. И ещё один дедушка.

Со стороны папы бабушка с прабабушкой живут в Крыму, со стороны мамы — бабушка, прабабушка и дедушка — в русской деревне.

Из Крыма Полю увезли маленькой. И всё-таки в их школе никто в Крыму не рождался. Так что это в-третьих. В деревне, конечно, многие ребята жили летом, а Поля целый год была деревенской. Правда, давно, совсем малышкой.

В-четвертых!

А если уж по всей правде, то есть и в-пятых. У Поли — мамины глаза. Папа говорит: самые необыкновенные в мире. А папа-то везде был, в Африке, в Америке, в Австралии. Уж он-то знает…

Ладно, пусть будет в-четвертых. В-пятых можно на потом оставить.

Поля так ничего и не придумала, как ей увидеть свой десятый год. Она шла домой и вздыхала: ума не хватает. А все говорят — умница!

Уже во дворе дома услышала звонок: мальчишка на велосипеде требовал уступить дорогу. И тут Полю осенило. Это же так просто! Нужно завести будильник на двенадцать часов ночи, будильник зазвонит, она откроет глаза и увидит свой десятый год.

Мама в дверях обняла Полю: заждалась.

— У нас был гость. Привёз от папы письма и подарки.

На столе сияющая сказка из «Аладдина и волшебной лампы»: серебряный поднос, на подносе загадочные сосуды. И — неведомый аромат.

— Папа тебе духи прислал?

— Это не духи, — мама подняла крышку курильницы. — Мускус. Пахнет древним Магрибом — страной великих чародеев.

— А что такое Магриб?

— Так арабы называют страны Арабской Африки — Тунис, Ливию, Марокко. Папа прислал мне вызов в Касабланку, в удивительный город Магриба.

— Ура! — прошептала Поля. — Ты тоже будешь бороздить океаны.

Мама включила звуковое письмо.

— Лена и Поля! — сказал папа и улыбнулся: по голосу было понятно — улыбнулся. — Смотрю в иллюминатор на Атлантический океан. Так много воды! Господи, какой простор! И в небе здесь простор изумительный. Но мне чересчур много всей этой красоты. Красотой нужно делиться. Ах, если бы мы могли втроем видеть всё это. Ослепительно белый город Касабланка. Дома издали, как кусочки сахара. Земля изумрудная. Рощи мандаринов в золоте плодов. А какие письмена выводят на небесах океанские ветры! Знать бы их грамоту!

Поля, тебе девять лет. Когда только успела стать такой большой?.. Хоть и говорят: не загадывай в год, а заглядывай в рот, — мой подарок с загадкой. Пусть только загаданное сбудется. А теперь серьёзная просьба. Твоя бабушка Евфросинья Калинниковна, моя мама, сделала мне выговор: «Увёз внучку за тридевять земель и не показываешь, а ведь мы с Анной Порфирьевной старимся…» Поля, поживи у бабушки, у прабабушки, пока мама будет в Касабланке. А я обещаю: если не будущим летом, то через год обязательно добьюсь разрешения пригласить тебя и маму на корабль, вместе совершим кругосветное плаванье. Мне ведь очень тоскливо и одиноко смотреть на удивительные города, на вулканы, на пальмы… Помолись, Поленька, о своём отце, о рабе Божьем Богдане. С днем рождения, дочь!

И дальше только шорохи и удары, удары.

— Что это?! — удивилась Поля.

— Думаю, папа записал голос океана. Океанский прибой.

Они долго сидели молча, разглядывая диковинные чашечки, тонкогорлые кувшинчики.

— Мы почти в Магрибе. Мама, я вспомнила! Волшебник, который бросил Аладдина, в подземелье, был из Магриба, — и сердито махнула рукой. — Ну их, этих волшебников! Папа просил помолиться о нём, только мы ведь каждый день молимся.

— К вечерне сходим, додадим записку о здравии, поставим свечу Николаю Угоднику, заступнику моряков.

— Мама, а святой Богдан есть?

— Есть святые отцы Феодоты. Имя Феодот на русский язык переводится как «Богом данный».

— Бог — дан! Богом дан! — воскликнула Поля. — Наш папа Богом дан!

И они обе посмотрели на икону Богородицы.

Когда Поля была маленькой, с папиным кораблём случилась беда. По вине лоцмана огромный лайнер налетел на подводный риф. Папа тогда не был капитаном. Ужасная буря грозила гибелью и кораблю, и тысяче иностранных туристов, и морякам, и папе. Капитан был человек пожилой, у него открылась тяжёлая болезнь сердца. И тогда командовать кораблём стал папа.

О кораблекрушении сообщило телевидение, радио. Мама, как услышала страшную весть, обняла Полю, прижала к себе:

— Доченька, молись Богородице о спасении папы. Детскую молитву на небе услышат.

— Как мне молиться? — спросила Поля.

— Как сумеешь, так и молись.

И Поля ушла в свою комнату, опустилась на колени и говорила, глядя в окно:

— Боженька! Мама Господа Иисуса Христа! Пусть мой папа останется жив! Пусть море с ними подружится.

И море подружилось с её папой.

Он сделал всё правильно. Поджидал огромные волны и командовал: «Полный вперёд!» Течь становилась все страшнее, но корабль освободился из плена. Радио говорило: если бы капитан дал задний ход — подводные камни распороли бы днище корабля и гибель стала бы неминуемой.

Папа вернулся домой из того плаванья капитаном.

Они втроём ездили в Троице-Сергиеву Лавру, целовали раку преподобного Сергия Радонежского, молились, ставили свечи.