Октябрьским днем я отправился в хозяйское крыло. Расположение кабинета я помнил смутно, по наитию выбирая коридор. Вдруг из-за угла вышла тонкая женская фигура, затем разглядел знакомое лицо, напомнившее о жизни, что осталась в прошлом. Навстречу мне шла Марисса, дочь графа, обняв томик книги. Я остановился, раздумывая, как поступить, а она прошла мимо не останавливаясь, лишь задев подолом скромного домашнего платья. Как можно меня не узнать?! Мы были знакомы с юности и часто посещали одни и те же приемы. Пусть скромница Марисса всегда прятала взгляд, стоило приблизиться к ней и начать разговор, но пройти мимо, будто я пустое место, девушка точно не смогла бы. Внешность не изменилась, разве что вместо костюма по последней моде на мне теперь простая рубашка и холщовые штаны, но темные волосы-то можно было заметить. Разъяснения точно не помешают.

Предварительно постучав в дверь, вошел в кабинет, за что получил недовольный осуждающий взгляд. Лерьер резко поинтересовался, что же такого важного произошло, раз решился прийти к нему лично и отнимать драгоценное время ради разговора. Радушного приема в принципе ожидать было смешно. Стула мне, разумеется, не предложили. Слуга и на стуле? Что за непозволительная роскошь. Поэтому спокойно и подробно, стоя перед рабочим столом изложил события последнего месяца. Я ожидал чего угодно, только не заливистого скрипучего смеха.

– А я уже было подумал, что ритуал прошел неверно. Оказывается, айману понадобилось почему-то больше времени, чтобы сработать, как рассчитывал. Айману лишает носителя ауры. Люди не чувствуют ее, поэтому тебя для них будто не существует. Ты теперь просто оболочка из плоти, Найман.

– Не понимаю, как тебя еще земля носит, – не сдержавшись процедил я.

– Меня носить она будет еще долго, – небрежно бросил граф, – а вот в отношении тебя не уверен. Не надо, – остановил меня жестом. – Я и так знаю, что хочешь сказать. Сработает айману, придется вмешаться. Не могу же я проигнорировать открытое неповиновение. Иди уже. Я занят.

Он уткнулся в бумаги полностью игнорируя мое присутствие. Я возвращался в крыло слуг, размышляя над новой информацией. Сначала меня лишили положения и привычного с детства статуса, имени, магии. Потерял все, чем и кем являлся до этого. Теперь меня лишили ауры, а с ней и элементарного внимания даже со стороны слуг. Что последует дальше?

Дальше приближался декабрь, а вместе с ним и новости, что одна из моих самых прибыльных компаний оказалась на гране банкротства. Если она пойдет на дно, то за ней последуют и другие. Это как фундамент, разрушь который и огромное здание рухнет. Видимо, переданных Пьеру полномочий не хватало, необходимо было мое личное вмешательство. Но как это сделать с айману? Меня по-прежнему никто не замечал даже когда заходил с самые отдаленные части территории поместья. Может, получится незамеченным проскользнуть за пределы территории? Правилом айману прописывался запрет покидать особняк, браслет наверняка отреагирует на нарушение. Но эту боль можно потерпеть пару часов, если быстро доберусь до офиса, составлю недостающий документ и поставлю свою подпись. До рассвета, с которым начинается подъем, я уже буду на месте. Если же упущу шанс, то следом потеряю репутацию. А без нее, даже вернувшись герцогом Найманом, титул станет бесполезным приложением. Ни одна приличная семья не посмотрит в мою сторону, ни одна леди не согласится на брак.

Покинуть особняк решил в первый день зимы. Лерьер собирался провести ночь вне дома, уехав утром. Когда он отсутствовал целый день, в сопровождение брал Пола и Кайла, неизменных телохранителей, тех самых, кто следил за мной во время ритуала. Весь день я не привлекал внимание, выполняя список работ, полученных от управляющего утром. Ужин прошел по обыкновению в моей комнате. Все равно никто не замечает, присутствую за общим столом или нет. Мне даже тарелку не всегда подавали, пока сам не напомню женщинам на раздаче. Наступило время отбоя, свечи в коридоре нашего крыла задули. Лерьер не тратился на лампы для прислуги, считая это блажью. Лампы – для людей, нам же остаются свечи. Дождался, пока все стихнет. Пусть меня и не замечали, но скрип половиц может привлечь ненужное внимание.

Небо заволокло тучами, резко подул холодный ветер. Следом с неба посыпались редкие белые снежинки, вращаясь, подхваченные ветром. Чтобы не замерзнуть, вернулся обратно за курткой. Проскользнув на дорожку, последовал к воротам служебного въезда. Этим путем привозили продукты и необходимое в хозяйстве. Охрана уже закончила обход и переместилась к главному входу. Но когда оставалась пара-тройка метров до заветной калитки, руку обожгло. Сначала предупреждающе, затем сильнее. «Темный!», – выругался в сердцах сквозь зубы, – «Этого и следовало ожидать». Сейчас вспыхнет желтым руна, распространится жар. Надо двигаться быстрее. Это было непросто, потому что артефакт будто озверел. В паре шагов от ворот тело внутри буквально пылало, будто меня бросили в печь. Казалось, кожей чувствую настоящее пламя. Еще немного и оно пробьет кожу, вырвавшись наружу. Кровь закипала, а сердце не справлялось с нагрузкой. Простонав и желая хоть как-то охладить жар, скинул куртку и рванул шнуровку на вороте, освобождая поток воздуха. Айману пульсировал, а жар не думал стихать. «Что б тебя!» – выругался на нарушителя планов, а тот как живой нанес очередной удар, так, что перехватило дыхание. Голова начала кружиться, перед глазами поплыло. Я бессильно опустился на землю, вжимаясь спиной в холод металла и запрокинув голову назад, ловя ртом обрывки воздуха. Пошевелиться сил не было, тело стало ватным. Над верхней губой стало влажно, вытерев рукой, обнаружил на рукаве кровь, что пошла носом.

– Долго так сидеть собираешься? – послышался ненавистный голос. Лерьер. Кто же еще? – На руках тебя никто не будет нести. Это, конечно, весело, но потом придется как-то объяснять твою глупость. Поднимайся!

Собрав последние силы, надеясь, что хотя бы так прекратится вспыхнувший внутри пожар. Руками оттолкнулся от ограды, пытаясь подняться на ноги. Меня хватило лишь на пару метров, а затем опустился на мокрую от снега землю рядом с клумбой. Пламя внутри и не думало прекращаться. Айману не успокаивался, обдав жаром так, что заставил согнуться пополам. Послышался злой смешок и недовольное: «Долго тебя ждать?» Почему эта пытка не заканчивается? Что я должен сделать, чтобы прекратить мучения? Корчась от боли, которая заставляла кровь стучать в висках с такой силой, что заглушала звуки извне, прислонился спиной к вазону клумбы. Даже холодный камень не мог охладить пылающее тело.

– Почему… почему он не стихает? – хватая ртом воздух, которого катастрофически не хватало, спросил мучителя, что смотрел не отводя взгляд, злорадно улыбаясь.

– Ты нарушил правило айману, – равнодушно процедил тот, указав на руну, горящую почему-то не привычным желтым, а красным цветом. – Это наказание.

– Что это значит? Я умру? – переспросил Лерьера, думая, что смерть – не так уж и плохо, если с ней закончится и невыносимая пытка.

– Нет, – ядовито ухмыльнулся хозяин хадиусова браслета. – Он будет разгонять жар по телу до момента, пока не достигнет предела, что можешь вынести, а потом даст короткую передышку, чтобы разгореться вновь. Ты будешь умирать и возвращаться к жизни столько раз, сколько я захочу.

– Что… я должен сделать?

– Умолять своего хозяина о прощении, – заметив, что я собираюсь сделать это, добавил, – на коленях.

Во мне боролось презрение и глупое желание тела освободиться от боли. Плоть победила, я, опираясь на одну руку, встал на колени, готовый произнести слова. Нет, не раскаяния, лишь мольбы о хадисовом прощении, которое удовлетворило бы человека, чувствующего свое превосходство, и артефакта. Глупое желание жить, точнее, существовать. Но Лерьеру и этого было мало, айману дал ему прекрасный шанс в полной мере потешить свое самолюбие. Около моего лица оказался сапог. «Целуй», – последовал приказ. «Да пошел ты!» – Ответил, демонстративно отвернувшись и сплюнув собравшуюся кровь. Лучше айману, чем пресмыкаться перед чудовищем.