— Пойдём, господин, я уже всё сделал.

Они прошагали не больше четверти мили, когда лес кончился, и они оказались на берегу очень спокойного и Колодного озера.

Оно простиралось на десяток миль на север и, казалось, облизывало самые подошвы высоких, заснеженных гор, которые отражались в спокойной, неподвижной, как стекло, воде. Отражение было таким точным, что Лотар усмехнулся, подумав, что стоит стать на голову, и потеряешь представление, где верх, а где низ. От воды поднимался лёгкий туман, грозивший к вечеру окутать не только озеро, но, возможно, половину долины.

— Смотри, господин.

Через пару миль в той стороне, куда указывал Сухмет, озеро становилось уже, всего-то в пару сотен туазов, и обрывалось, словно съеденное подступающей уже темнотой и каким-то дрожащим облаком, которое издавало густой рокочущий звук.

С изумлением Лотар понял, что вся эта спокойная масса воды переливается через край, образуя огромный водопад. Он-то и бился о скалы на невообразимой глубине, он-то и выбрасывал в воздух облако водяной пыли. Если бы они подошли к водопаду днём, а не в последний предвечерний час, вместо облака они увидели бы радугу.

И на фоне этого облака, как чёрный палец, воздетый к небу с немой угрозой, высился замок с высокими стенами, прочными башнями, длинным подъёмным мостом, окружённый бурлящей, вспененной водой. Замок стоял на самом обрыве, нависая над пропастью, в которую уходило озеро, воздвигнутый на высокой тёмной скале, неколебимой и мрачной. Он стоял, и Лотар понял, что этот замок ни разу не покорялся неприятелю и никому не удалось силой водрузить свои знамёна над его башнями, даже проникнуть туда с враждебными замыслами.

Именно к нему и вела дорога, по которой с последними умирающими от слабости лучами солнца уходил отряд Атольфа и Батенкура. Лотар отчётливо увидел теперь и этих всадников, и череду повозок. Он даже разглядел мелькающие в бойницах привратной башни лица стражников, готовящихся опустить мост.

Отряд капитана Батенкура и колдуна оглушительно, должно быть, прогрохотал по настилу неподъёмной части моста и остановился в его конце. До замка теперь оставалось не более семидесяти туазов, которые должен был перекрыть подъёмный мост, служивший, по местному обычаю, и массивными, практически непробиваемыми воротами.

Кто-то из предводителей поднял руку. Сейчас же огромный мост дрогнул и стал опускаться: путников в замке ждали. Лотар подумал: а было ли это бегством? Судя по не очень большому числу повозок, мародёры уже переправили в замок почти всю добычу, и значит, они уже давно пытались избавиться от своих паучьих союзников. Теперь Лотар решил за них эту проблему, и им остаётся только укрыться в замке, в котором никто не сможет произвести даже поверхностный обыск, а значит, все доказательства будут похоронены здесь, пока этого захочет владелец замка.

Существовала, правда, возможность, что мародёры — люди необузданные и неосторожные, — получив свою часть добычи, кинутся в загул, и кто-нибудь из них спьяну или по бандитскому куражу проговорится. Но и это вряд ли поможет довести дело до суда, если того не захочет действительно влиятельная в Пастарине особа. Избавиться от такого дурачка или выдворить его за тридевять земель — что может быть проще?

— Помнишь, господин, Покует рисовал в замковом дворе карту долины?

— Да. Это, без сомнения, Ожерелье — замок младшего брата князя Веза. И зовут его, если не ошибаюсь, Гильом. А озеро это называется Хрустальным Кувшином. И водопад — та точка, которая перетягивает два озера в подобие восьмёрки. Да, я всё помню. Значит, Гильом и есть зачинщик всего преступления.

— Ты говорил, господин, что в этом деле нашими противниками будут те, кто плохо использует свои возможности. Пожалуй, теперь я согласен с тобой. Как ни странно, Атольф оказался всего лишь исполнителем, а мог бы, располагая такой мощью… Ну, теперь, по крайней мере, ясно, что делать.

— Что же?

— Чтобы избавиться от пауков, их сажают в закрытый кувшин, лучше всего хрустальный, чтобы было видно. И они начинают друг друга пожирать. Это и нам подсказывает — не нужно ничего делать, лишь ждать.

— Ты уверен, что это даст результат?

— Да. Я редко советую, потому что ошибаюсь. Но на этот раз ошибки быть не может.

Они разложили костёр неподалёку от моста, в лощине, которую к тому же закрывали от обзора со стороны замка густые заросли орешника с мясистыми, тугими серёжками. Пока Сухмет заваривал травяной чай и готовил еду, Лотар устроился на берегу и опустил в ледяную воду измочаленные ноги. Течение здесь было настолько сильным, что приходилось сидеть, крепко уперевшись руками в булыжники.

До моста отсюда оставалось не больше трёхсот футов. Футов двести было аккуратно очищено от растительности, чтобы сходящие с настила люди не попали в засаду. Лотару показалось, что расстояние это мало, его следовало сделать, как положено, равным полутора лётам стрелы. Но стоило вспомнить о десятилетиях мирной жизни в этой долине, о неприступности Ожерелья, и становилась понятной та небрежность, с какой здешние вояки исполняли свои обязанности.

В сгущающейся тьме замок уже не казался ни грозным, ни пугающим, а был близким и даже немного уютным человеческим жильём, поставленным в очень красивом месте. И чем дольше Лотар приглядывался к нему, тем лучше начинал понимать, где находятся конюшни и жилые помещения, где выстроены господские палаты, а где едва теплится ночной огонёк караульного помещения.

Нет, стены были сложены на совесть, и просмотреть их магическим взглядом Лотар даже не пытался. Но ещё до того, как у него окоченели ноги, он уже знал едва ли не отдельные ходы и галереи этого замка. Это могло ему пригодиться.

Главную опасность представляла огромная, высотой в сотню туазов, сторожевая башня. Она возвышалась не просто над замком и не просто над озером, а над всей долиной. Лотар без особого труда понял, что с её смотровой площадки видна и Пастарина, и всё протяжение реки, уходящей в Мульфаджу, и даже — в ясные дни — оба перевала. Из многочисленных бойниц, пробитых в восьмигранном навершье, крытом толстой, массивной черепицей, день и ночь за долиной наблюдали три молчаливых, сумрачных стражника, которых, как только они уставали, сменяли следующие, и это длилось уже несколько столетий, с момента постройки башни.

Но вообще-то за городом из этой башни следить было неудобно. Для наблюдения за тем, что происходит в самой Пастарине, была построена четырёхгранная Падающая башня, прозванная так потому, что была вынесена над водопадом и напоминала полуповаленный бурей, но не рухнувший ствол массивного дерева. На её вершине была устроена довольно большая открытая прямоугольная площадка, на которой владельцы замка любили проводить утренние и вечерние, предзакатные часы, когда вид на долину был самым красивым и когда она вся, целиком, казалось, могла поместиться в кармане решительного и предприимчивого человека.

Там даже каким-то образом, скорее всего, подновляемыми заклятьями, подавлялся неумолчный рёв низвергающейся вниз воды. Впрочем, подумал Лотар, возможно, рёв сам по себе не мог подняться из ущелья, куда падала вода из озера. Всё-таки оно было очень глубоким, почти полторы тысячи футов. Видимо, или звук водопада гасился облаком водяной пыли. Или же множество ещё не стёсанных водой, острых, как плавники, камней разбивало этот рёв и отражало куда-то в сторону либо вниз, так что он становился не громче обычного гула быстрой реки.

Это было удобное место ещё и потому, что в воду, окружавшую замок, не нужно было ставить никаких ножей, чтобы непрошеный пловец рассёк себе живот, не нужно было запускать ядовитых змей, выращивать растений, чей сок, выделяемый в воду, смертелен для человека. Мощный, неукротимый поток делал доступ к стенам замка невозможным. Каждого, кто попытался бы добраться к нему по воде, ждала стремнина водопада и острые уступы, способные перемолоть любого в кровавые ошмётки, прежде чем он долетит до дна.

Ноги онемели окончательно. Лотар вытащил их из воды и стал ждать, пока они обсохнут. Помимо стен, покоев и переходов его ещё очень интересовало подземелье. Но чёрная скала под замком была непроницаема. Тем не менее Лотар чувствовал, что там было сокрыто что-то очень важное.