— Слушаю. — С трудом подавив зевок, я поместил Ксению в отдельный звукоизолирующий кокон. Не хотелось из-за дел будить и её тоже.

— Господин Геслер, пятьюдесятью километрами западнее вашего текущего местоположения вот-вот образуется новый разлом, «стандартного» вида. Вы намерены заняться его изучением?..

— Намерен. — Странный вопрос, учитывая то, что я прямо попросил Владимира время от времени выделять мне «свободные» разломы для своих опытов. Но вот из-за пятидесяти километров трястись в машине мне не хотелось от слова совсем. — Пришлите мне координаты, а там я доберусь своим ходом.

Костюм есть, маска — тоже. Летать среди псионов могут многие, о чём я доподлинно узнал, мимолётом проштудировав пару тысяч досье из всего множества, переданного мне Владимиром на накопителе, меры безопасности которого подразумевали сожжение перед прочтением. Потому я вряд ли слишком явно привлеку внимание: достаточно будет лишь соблюдать скоростной режим и посматривать вокруг, чтобы не устроить воздушно-транспортное происшествие с самолётом или вертолётом каким.

Дальше я позавтракал и переоделся в «рабочее». Ксения всё так же не просыпалась, так что я ушёл по-английски, не прощаясь. Для проформы, — взгляд в ноосферу уже отпечатал в моей памяти местоположение разлома, — посмотрел на обозначенную точку на картах в смартфоне — и взлетел, воспользовавшись предназначавшимся для авиации «окном» в куполе. На удивление, покинуть академию таким образом получилось практически беспрепятственно: просто позволил себя обнаружить и подождал пару минут, пока не поднимут бронестворки. Дальше просто вырвался на свободу, и…

… это, скажу я вам, впечатляло сильнее любых видов, красот или ощущений. Ощущения зашкаливали даже пока я только набирал высоту, а уж о том, что было дальше и говорить нечего. Свободный, беспроблемный полёт в небесах над огромным городом, с высоты кажущимся совсем крошечным и игрушечным, заставлял петь душу и отдыхать — разум. Мне даже слишком сильно ускоряться не хотелось, а уж когда я влетел в первое в своей жизни облако, ненадолго в том задержавшись…

Да, изнутри оно не сильно отличалось от очень густого тумана, но само понимание того, где ты, внутри чего ты и как ты… завораживало. Заставляло сердце биться быстрее, а сознание — испытывать необычный восторг. Впечатляло всё, начиная от оседающих на одежде капель влаги, и заканчивая огромным солнечным диском, плывущим по строгому курсу высоко над линией горизонта. Последнее я увидел лишь после того, как поднялся над облаком, и немалую роль в том сыграл контраст.

Сначала — серо-белесая, мокрая и непроглядная хмарь, отчаянно пытающаяся намочить одежду и осесть мокрой взвесью в лёгких, но стоило только вырваться на свободу, подняться чуть выше — и в глаза ударил ярчайший свет, а всё вокруг окрасилось белоснежно-оранжевыми мазками пушистых красок. Просторы, которые человеку не объять и вовек. Это я осознавал, — чисто теоретически, — и раньше, но сейчас, глядя с высоты на Москву и вообще весь мир, я окончательно уверился в том, что мне не нравится в ситуации, и что я хочу изменить.

Все эти дипломатические ухищрения и борьба внутри и вовне государств, стремление создать оружие помощнее и вырастить псиона поопаснее ничем не могли помочь в борьбе с Пси, которое, предположительно, в большой концентрации вредило всему живому. Те существа из разлома, оказавшись на нашей стороне, незамедлительно начали исторгать из себя Пси, как будто сбрасывая с плеч тяжёлый груз. И чем дальше заходил процесс, тем сильнее, крепче и выносливее они становились. Первые пули легко ранили их, но всего нескольких секунд хватило, чтобы ручное вооружение, специально адаптированное для поражения таких целей, стало куда менее эффективным. Я наблюдал за этим своими глазами, осознавал своим восприятием и мог гарантировать, что Пси как минимум сдерживала потенциал чудовищ, населяющих тот мир. А как максимум — подавляла и медленно убивала их. Просто жизнь сама по себе является очень гибкой штукой: радиация, давление, химикаты — ко всему этому она адаптировалась, хоть и с попеременным успехом. Так произошло из Пси, которое не смогло убить всю жизнь.

Зато вылепила из неё до одури живучих чудовищ, с радостью бросающихся в пространственную аномалию лишь из-за того, что по другую сторону Пси куда меньше.

Преодоление пятидесяти километров по прямой заняло у меня меньше получаса при том, что я не стал слишком сильно разгоняться, насладившись как витающими в голове мыслями, так и чудесными видами, открывающимися с высоты. И разлом неподалёку от эвакуированной школы я заметил сильно заранее, ибо сложно было не заметить место, окружённое тремя кольцами сил сдерживания, коих было задействовано даже чуть больше, чем в лесу. Тут разве что техники присутствовало куда меньше, но оно и понятно: сам открывшийся разлом не подразумевал прохождение через него чего-то крупнее лося, ибо приплюснутый круг границ аномалии в диаметре достигал всего лишь двух с половиной метров. Шагнёшь неосторожно — и половина ноги снаружи останется, какие уж тут чудища-гиганты?..

— Господин агент. — Я легко вычислил одного из старших офицеров, приземлившись прямо рядом с ним. Бойцы при том насторожились, но открыто тыкать в меня пушками не стали: чай, не пограничная зона. А вот сам мужчина вытянулся в струнку, что при нашей разнице в росте, — он был на голову выше меня, да и в плечах шире в полтора раза, — выглядело слишком уж неестественно. — Нас предупредили о вашем прибытии. Какие будут приказы?

— Я намерен провести несколько относительно безопасных экспериментов, но вашим людям, подполковник, нужно будет удалиться от разлома хотя бы на пятьдесят метров. С эвакуацией гражданских вы, как я вижу, уже закончили… — В окрестных высотках не было ни следа разумной жизни, и только нередкие огоньки домашних питомцев бесновались в бетонных клетках, каким-то образом чувствуя неладное.

— Есть основания ожидать чего-то экстраординарного?

— Я не исключаю возможности дестабилизации разлома, а это может привести к разрушению всего и вся в непосредственной близости. — Честно ответил я, вглядываясь в синеватую, с пурпурными искажениями поверхность аномалии. — Но такой цели передо мной не стоит. Просто мера предосторожности.

— Понял, разберёмся. — Кивнул офицер, потянувшись к рации на поясе.

— И я бы хотел ознакомиться с данными, которые у вас есть на этот разлом.

— Далеко ходить не надо, господин агент. — Мужчина хмыкнул, и в мои руки перекочевал по-военному минималистичный и защищённый планшет, на котором подполковник предусмотрительно открыл интересующие меня сведения. После этого он сразу сделал полшага в сторону, начав диктовать соответствующие указания кому-то по ту сторону рации.

Я же на пару минут, — это устройство не было под меня адаптировано, так что приходилось ждать загрузки страниц, — погрузился в чтение, не без интереса отметив, что выпущенные на ту сторону и уже вернувшиеся дроны отчитывались о достаточно живых густых джунглях с гипертрофированной в плане размеров растительностью. И из двух десятков винтокрылых «малышей» вернулось всего шесть штук, не встретивших ничего подозрительного. И вот это-то и напрягало, сигнализируя о том, что имело место быть правило выжившего. Военные дроны-исследователи были достаточно крепкими и манёвренными, чтобы не гибнуть от столкновений с деревьями и лианами, так что полтора десятка пропавших машинок можно записывать на счёт чего-то хищного…

Пробежавшись глазами по изображениям и видеозаписям с той стороны, я впечатлился… и занялся, наконец, тем, ради чего сюда и прибыл. Военные как раз освободили для меня пространство, взяв разлом на прицел, а я, ничтоже сумняшеся, взялся за терраформирование небольшого пятачка земли под разломом, за минуту породив рукотворный кратер с покатыми стенами, не мешающими, в случае чего, вести огонь извне. Но сама форма получившейся «тарелки» позволяла мне, случись чего, утопить всё чуждое нашему миру в плазме. Этакое извращение, в моменте должное частично компенсировать слабость моего постепенно растущего радиуса воздействия.