Ничего, он еще увидит силу Морских Штормов!

— Сударыня.

Хельги Эрлинг подошел со своей компанией, и расположился за нашим столиком. В последнее время мы часто проводили свободное время вместе. Мне льстило его внимание, нравилось превосходное образование, чувство юмора, достойное поведение, а также зависть дракониц, которую эти клуши не могли скрыть. Но все равно ему не хватало благородства Матвея, разницу между ними я чувствовала чересчур остро, и старалась не увлекаться новым другом. В любом случае — не сейчас.

— Сударь Эрлинг, наконец-то! Вас задержал господин Мщеров?

— Да, он сделал объявление о предстоящей поездке на место Битвы при Каррухе через месяц.

— Ничего себе! — хором восхитились мои подружки, хотя не думаю, что они вообще в курсе, что это была за битва.

— Поздравляю, преподаватель сделал хороший выбор.

— Благодарю, сударыня.

Он улыбнулся с такой лукавой ноткой, что мне стало не себе, но не от радости, а от резко нахлынувшей досады. Почему Матвей так никогда не смотрел на меня? Что он увидел в той банальной человечешке?

— Ваша семья прибудет на встречу?

— О да, отец известил меня, что они с моим старшим братцем приняли решение посетить Академию.

Брата Хельги я никогда не видела, и мне было весьма любопытно на него взглянуть. Слухов-то ходило предостаточно, и все они были связаны с сестрой Ясногорова. Конечно, наследник Эрлингов давно женился на драконице из хальбравской знати, но ни для кого не было секретом, что мужчина праздновал гибель соперника. Скандал мог бы подняться мощный, но Катерина и родичи по мужу не стали раздувать пламя, просто оплакивая господина Тобольского, и со временем сплетни утихли.

Я даже завидовала ей: хоть любовь всей ее жизни и умерла, но осталась в памяти светлейшим воспоминанием, придавая ее горю благородный оттенок. Все вокруг обожали Катерину, ее трагедия нашла живейший отклик в сердцах драконов. Все они думали о любви Тобольских с печальной нежностью, как о легенде, берущей за живое. Легенде, которая не забудется. О них уже матери рассказывали своим детям, и юные дракончики смотрели на Тобольскую как на святую из древних религий, искорененных после завоеваний Казимировых.

Хотела и я испытать такое же сильное чувство, стирающее границы между возможным и невозможным, чтобы избранник моего сердца ответил взаимностью, и нашу историю передавали из поколения в поколение!

«Забавно, кто бы мог подумать, какие глупые романтические мысли, полностью лишенные здравого смысла, бродят в голове драконицы, которую все считают холодной и гордой!» — эта мысль выбила из меня смешок, весьма несвоевременный, так как Хельги не понял его смысла, и немного отстраненно поинтересовался:

— А ваши родные навестят вас?

— Конечно, я тоже получила письмо. Отец задержится всего на три дня, зато мой брат Ярогнев, маменька и некоторые другие родственники пробудут куда дольше!

— Господин Всеслав не присоединится к нам?

Я едва подавила судорожный вдох.

— Увы, служба не позволяет оставлять границу сразу всем Беломорским.

И этому было несколько причин: обеспечение безопасности и репутация Ярогнева. Зимний сезон его вынудили провести на самых отдаленных суровых рубежах в качестве наказания, исправительной меры и условия мира. Однако отсутствие этого завсегдатая всевозможных увеселений не осталось в столице незамеченным, так что к нему прилипло еще больше внимания, от которого мы теперь всячески старались избавиться. Отец решил, что Ярогневу нужно как можно чаще мелькать в обществе, чтобы все убедились, что все хорошо, ничего не случилось, и никаких секретов мы не храним.

— Понимаю, — Хельги почтительно склонил голову. — Служба на севере — большая честь и большая ответственность. Не каждому такое под силу, я это хорошо знаю, поэтому правящая семья и относится к вам с таким уважением.

Мило улыбнулась, изобразив глупую польщенную барышню, хотя перед глазами всплыла картина из детства: площадь, залитая кровью, трупы, от смрада которых дрожала каждая клеточка тела, и изуродованные останки, в которых признать ее было сложно. Разве что левая половина лица хорошо сохранилась, так и опознали.

Привычно обуздала ярость, изобразила маску Ярогнева, с которой он шел по жизни, и продолжила светские беседы с Хельги, его друзьями и моими подружками. Какими они были глупыми! Все они, эти беспечные неопытные бездельники, но лишь они оттеняли мое превосходство, так что приходилось их терпеть. Слушать наивные мысли, бессмысленные разговоры, от которых скулы сводило, и мозг закипал.

«Поэтому правящая семья и относится к вам с таким уважением», — не могла выкинуть из головы слова Хельги. Все считают, что Казимировы питают к нам теплые чувства, признавая нашу стойкость перед многочисленными угрозами севера. Но так было не всегда. В тот ужасный день я четко осознала это, когда помощь не пришла. Второй раз убедилась — когда явившиеся после бойни войска были страшно удивлены, что мы выжили, и отстояли земли.

Она мне сказала: «Они не придут, Яра, никто не придет! Им на нас плевать, наша смерть будет им выгодна. Казимировы посадят в Сколлкаструме какого-нибудь своего наследника, как только уберут отсюда наши тела». А потом ее не стало.

Я смотрела на ее левую щеку, темную бровь, забрызганную кровью, и эта кровь впитывалась в мое сердце, обращаясь в ненависть к Казимировым и ко всему миру. Но страшнейшая трагедия, так дорого нам обошедшаяся, дала неожиданные плоды, ибо нас впервые оценили по достоинству, во всех землях заговорили о Беломорских из рода Морского Шторма, нашей силе духа и силе нашего кулака. Так мы и стали приближенными ко двору не только благодаря золоту, но и за счет дарованного нам ореола знатности. Хоть и молодой, но признанный, достойный род, опора всего севера.

Только ее это уже не могло вернуть, как и мое наполненное отчаянием и одиночеством детство.

— Сударыня, в каких облаках вы витаете? Мы уже минуту не можем до вас дозваться!

Хельги с его привычной улыбкой наклонил голову набок, но я заметила вокруг его глаз добрые морщинки. Как у того, кто любит смеяться, и делает это от всего сердца, хотя и редко, не показывая чувств у всех на виду. Как и я. От этой мысли стало капельку легче.

***

Академия заполнялась драконами, счастливые семьи первогодок шумно воссоединялись, многочисленные братья, сестры и прочие родственники с радостью озирались, предвкушая не только семейную близость, но и массу новых сплетен, впечатлений и развлечений в собравшемся обществе.

Я стояла на огромной террасе, разглядывая суетящихся внизу фигурок. В них было много азарта, но не хватало достоинства. Нам ее привили, как и сдержанность, немногословность, взгляд, полный властности и незыблемого превосходства. Такими должны быть Беломорские в глазах окружающих, и это работало, драконы тянулись к сильным, успешным, уверенным в себе.

— Милая сударыня!

Отец как всегда протянул ко мне руки, глядя с гордостью и нежностью, которую очень редко проявлял. Видимо, разлука немного освежила его чувства, напомнила, что я — дочь, девушка, а не воин, и меня положено любить.

— Отец, рада видеть вас!

Несмотря на теплоту встречи все же заметила краем глаза, как на нас смотрят со всех сторон. Суровые северяне не часто показывают свои чувства в обществе. То-то наблюдатели глаза таращат!

Дальше со мной поздоровалась мама, более сердечно, чем я ожидала. Видимо, отец повел с ней продолжительную беседу. Либо же дело в смене обстановки: за пределами дома она всегда немного оживала.

— Сестра, ты прекрасно выглядишь!

Зато Ярогнев был собой — все такой же уверенный, галантный, красивый и сдержанный. Драконицы шеи сворачивали, лишь бы увидеть его, их мамы пристально разглядывали дракона, известного своей храбростью и любовью к смертным девушкам, зато отцы деловито приценивались, особо не придавая значения мелочам. Для мужчин же это мелочи, незначительные капризы.

Хотела сдержанно кивнуть, но невольно улыбнулась во всю ширь: с ним всегда было так. Он — единственный во всем свете, кто может выразить любовь и тепло при полном сдерживании эмоций на лице. Я скорее чувствовала, чем видела, как он рад меня видеть, но сама не могла скрыть радости от встречи.