— Но почему ее сила не пробудилась от такого?

— Возможно, она так долго подавлялась, и совсем не развивалась, что в итоге не смогла пробиться. Вам должно быть виднее, из нас двоих вы — целитель.

— Трудно сказать, с таким мы еще не сталкивались. Одно дело — просто недодраконы, они-то лишены способностей, но когда трансформация теоретически возможна, и в таком позднем возрасте начинает проявляться… Тут нужны исследования!

— Подождите, господин Клеверов, никаких исследований! Вы забыли, мы не можем раскрыть правду, и не достойно сделать девушку подопытным зверьком. Она такого не заслуживает.

— Но мы впервые столкнулись с таким феноменом, и, возможно, сумеем наконец-то открыть ранее запечатанные двери, ответим на неразрешимые раньше вопросы! Это же такая честь!

— Вы смотрите на ситуацию с точки зрения ученого, но не забывайте, что отец сударыни согласия не даст. Как и она сама.

— А не просветите ли меня, сударь, кто ее отец?

— Фрагментация информации — самое разумное решение в сложившейся ситуации. Теперь вы знаете практически все, и сможете представить обществу убедительную версию. Но последняя часть моей догадки пусть останется в тайне, чтобы никто от этого не пострадал.

Послышался упрямый вздох.

— Полно вам, господин Клеверов, я дал подсказки, по которым вы и сами можете догадаться. Но прямо называть имя не буду, уж не взыщите.

— Хорошо, сударь, хорошо. Тогда спасение девушки спишем на чудо, мое мастерство и ваше своевременное вмешательство. К тому же, раз у нее есть такие покровители, как Ясногоровы и отец из попечителей, скрывать от общественности правду будет легче.

— Отлично, мне нравится ваше настроение.

— Кстати, все хотел спросить. А не жалеешь, что пропустил последний этап турнира? Ты мог бы получить трофей, никто не сомневался в твоей победе.

— Ни капли. Служба на севере учит многому, и главное знание, которое преподнесла судьба — ничего нет важнее жизни. Лучшей наградой мне будет собственная чистая совесть и безопасность сударыни, хотя не знаю, что еще для нее сделать. Я могу добиться наказания для Хрусталева, но как помочь ей забыть случившееся?

— Ну, как ты и сказал ранее, это — обязанность ее отца. Тебе же не нужно получить в трофеи еще и ее сердце? — насмешливо добавил Клеверов.

— Дракону с моей репутацией такой награды не заслужить.

Сказано это было в шутку, но за его словами я остро ощутила горечь.

— Ну ладно, ладно. Как видишь, она в порядке, а теперь тебе пора идти. Нельзя, чтобы кто-нибудь тебя увидел здесь.

Глядя на кровавую убывающую луну, я размышляла о подслушанном разговоре, и зловещее небесное светило придавало мыслям особо мрачный оттенок. Что обычно чувствуют люди, когда понимают, что вся предыдущая жизнь была одной сплошной ложью? Падают в обморок, заливаются слезами, рвут и мечут, мстят, ненавидят, благодарят судьбу? Что делать мне, кто даст ответы на оставшиеся вопросы?

Ярогнев умен, он понял обо мне все то, что я сама за всю жизнь понять не смогла. Он думал, я знаю, что являюсь драконицей, так что представляю, как был шокирован, когда узнал, что я наивно живу в неведении. Однако его интерес спас мне жизнь, если бы не он…

Снова в голове вспыхнули картинки боевой плети, обжигающих языков пламени, нескончаемой боли, от которой даже кричать было невозможно. Ненависть залила мое сердце через край от одной только мысли о Хрусталеве, а потом лицо залило краской, когда вспомнила, в каком виде меня нашли. Это же сколько народу видело мое обнаженное тело! Или Ярогнев прикрыл меня пиджаком до того, как примчался Яркан со стражами? Уф, хватит и того, что меня видел Ярогнев! Какой кошмар!

Пара нервных смешков переросла в истерический хохот. Надо же, из-за чего я переживаю: не из-за факта избиения меня боевым хлыстом, а из-за того, что Беломорский увидел больше, чем следовало!

— Что-то случилось?

Дернулась от неожиданности, но это была всего лишь дежурная.

— Простите, все хорошо.

— Вам больно, сударыня? Может, позвать целителя?

— Нет, не нужно! Я смеялась над своими мыслями, глупыми, однако.

— Понимаю, — девушка грустно вздохнула. — После такого всякое может в голову лезть, только вы не давайте волю отчаянию. За годы существования Академии чего тут только не случалось, столько драк и дуэлей было, крови и оторванных конечностей, страшно даже представить! Хотя это первый случай, когда парень напал на девушку, применив боевое оружие.

— Приятно быть первой, хоть в чем-то.

— Говорю же, не отчаивайтесь. Все наладится! У вас вся жизнь впереди, а этого негодяя накажут, уж сударь Беломорский расстарался, — теперь пришла ее очередь хихикать. — Вы бы знали, в каком состоянии доставили участников происшествия, и никто жалеть их не собирается. Практически все попечители осудили действия этих негодяев, а еще — Ясногоров, Тобольские, Кривич, даже Беломорские в полном составе. Сударыня Ярослава несколько раз приходила осведомиться, как вы себя чувствуете.

— Вы серьезно? — у меня в голове не желала укладываться Ярослава, обеспокоенная из-за меня.

— Более чем! Ее отец был очень зол из-за того, как организована охрана в Академии, а когда выяснилось, что Хрусталев не в первый раз нападает на учеников… Да, скандал разразился знатный!

— Кроме сударыни Беломорской еще кто-нибудь приходил?

— Конечно, почти вся Академия спрашивает, все ли с вами в порядке, столько цветов и подарков оставили, нам это складывать уже некуда. Кстати, раз вы хорошо себя чувствуете, я поговорю, чтобы некоторые вещи доставили сюда. Может, вам это будет приятно.

— Спасибо за вашу доброту.

Девушка смущенно улыбнулась.

— Да что вы, главное — ваше выздоровление. А, забыла, — она всплеснула ладонями. — Некоторые посетители чуть ли не с боем сюда прорывались, но их не пустили.

— Кто именно?

— Сестры Кривич, судари Скуратовы и Клеверов, но настойчивее всех были Ясногоров и Эрлинг.

— Эрлинг? — переспросила с недоумением.

Ладно еще Матвей, но Хельги… Они с Ярославой на пару с ума сошли?

— Да-да, я точно его запомнила, настойчивый такой сударь, пришлось его силой выставить, как и сударя Ясногорова. Жаль их, конечно, такие оба… как бы выразиться поточнее? Угрюмые что ли, бледные, злые. Себя во всем винят, переживают страшно, но господин Клеверов ясно дал понять, что сюда никто не должен входить, кроме особо оговоренных лиц.

— А сударь Беломорский среди них есть?

— Не совсем, — лукаво усмехнулась дежурная, — но ему это не мешает. Влюбленные, они такие, им правила не писаны! Ну ладно, вам пора спать, отдыхайте, сударыня, и больше не мучайте себя. Все будет хорошо.

Сколько откровений свалилось за десятиминутный разговор! Уснуть после такого было невозможно, и я принялась лихорадочно обдумывать все, что услышала. Если описать кашу, бурлящую в голове, выйдет примерно следующее:

«Влюбленные… она говорила о Ярогневе? Или обо всех них? Но Ярогнев тут точно ни при чем, он волновался, вот и все. Или он действительно любит меня? Ярослава пришла, что ей нужно? Посмеяться, позлорадствовать? Ну не может же она действительно переживать. Я скорее поверю в чувства Ярогнева. Матвей приходил, ему не наплевать на меня, но почему мое сердце не отзывается при мысли о нем так сильно, как раньше? А Хельги что тут делал, ему-то точно нет резона приходить. Ярогнев был так нежен, так поддерживал, лишь ему я обязана своей жизнью. Но как мне жить дальше, после такого унижения и позора? Вся Академия приходила, они переживают, это так странно и приятно одновременно. Может, мне надо было умереть? Хм, а если им скажут, что я умерла, что будет? Кто расстроится? Станет ли Матвей или Хельги мучиться и страдать? Ладно еще Эрлинг, но Матвей клялся мне в любви, а потом… Не туда мои мысли текут, ох не туда! Чем сейчас занимается Ярогнев? Сохранит ли Клеверов мою тайну? Надо будет заставить Ярогнева рассказать правду о моем отце, мне нужно знать о своем происхождении. Что вообще происходит с моей жизнью! Но как я буду смотреть ему в глаза, после всего? Он видел меня в таком виде! И когда он придет?».