ЭЛИФ

Я смотрела на свое отражение в зеркале, пытаясь осмыслить, что же именно происходит с моей жизнью. Рядом суетилась моя опекунша Матильда, то одергивая безупречно выглаженное платье, то поправляя золотые локоны пушистых волос. Ее щеки забавно тряслись, но, увы, сейчас меня ничего не могло порадовать: я хотела выпрыгнуть из этой слишком богатой для меня одежды, и вернуться к своему привычному руслу, в котором я была счастлива.

— Ну же, улыбнись, сделай вид, что тебя уже представили комиссии!

Вот бы оттолкнуть ее сейчас, и броситься прочь, в объятья родителей, которые защитили бы меня, не позволили бы заставлять делать то, чего я не хочу… Но у меня их нет, они погибли, когда мне было всего пять. Я плохо их помню, только обрывки, смутные воспоминания, но среди неясных образов отчетливо проступала любовь: я знаю, они любили меня, любили так, как никто никогда больше не полюбит, и они ни за что не бросили бы свою дочь.

— Элиф! — настойчиво воскликнула опекунша, и я повиновалась.

Она забрала меня сразу же после той страшной ночи, на руках вынесла из огня, и оставила у себя, взамен своего погибшего ребенка. Долгие годы она растила меня, заботилась, и, хотя не могла заменить мать, все же делала для меня все, что было в ее силах. И сейчас она искренне верит, что поступает верно, что для меня это будет благом, и даже мои слезы неспособны ее убедить в обратном.

— Умница, — довольно проворковала она, — улыбка тебе идет! Ты такая очаровательная, такая необыкновенная, и твой ум сразу же бросается в глаза! Он читается во взгляде, благородном лице. Совсем, как у твоей матери.

Она тяжело вздохнула, я же сцепила челюсть, чтобы не закричать.

Манеры — превыше всего.

— Может, сейчас ты мне не веришь, но твои родители гордились бы тобой, моя милая. В нашем мире нелегко быть человеком, мы всегда стоим ниже на общественной лестнице. Ни успеха, ни уважения, ни достоинства — у нас нет ничего, хотя мы заслуживаем признания не меньше остальных. Но ты обладаешь уникальным шансом улучшить свою жизнь, стать кем-то вместо того, чтобы вечно прозябать на низших ролях, делая что-то, что принесет честь другим, а не тебе! Поверь мне, любой другой отдал бы все, лишь бы оказаться на твоем месте, это чудо, что тебя заметили, и решили забрать!

Манеры, манеры, сохраняем спокойствие! Хорошие воспитанные девочки не кричат и не ругаются… А, пошло оно все… да хоть к дракону под хвост!

— Но у меня не было этих амбиций! — резко повернулась к ней лицом, заставив отпрянуть. — Я не просила об этой чести, — сказала я с таким ядом в голосе, что, казалось, его хватило бы отправить комиссию в полном составе на тот свет. — Мне нравится здесь учиться, у меня есть все, что мне нужно, и своими перспективами я довольна. Мне не нужно признание или почет, я лишь хочу продолжить дело матери, и жить достойно в доступных мне пределах!

На удивление, Матильда не упала в обморок от грубой отповеди, лишь покачала головой, словно услышала лепет перепуганного младенца.

— Ты еще не знаешь жизни, девочка, и не хлебнула положенную долю унижений. Но она тебя ожидает, если останешься здесь, и будешь жить, как все вокруг. Знаешь, через что мне пришлось пройти, и что вытерпеть, лишь бы стать той, кем являюсь сейчас? А тебе будет гораздо проще — всего четыре года в Академии, и после этого тебя с твоим дипломом просто на руках будут носить, лишь бы заполучить тебя! Ты станешь уважаемой персоной, ведь в этом мире никто не станет уважать человека за его ум или любое другое положительное качество, но с таким дипломом тебе откроются все двери, ты получишь защиту от насмешек или унижений. Это не просто возможность обучиться в лучшей Академии, это — пропуск в совершенно иную жизнь!

В коридоре раздался тихий топот, и через секунду в дверь постучали.

— Войдите.

— Госпожа Стрелицкая, комиссия прибыла! — выдавила запыхавшаяся служанка, тараща глаза на свою хозяйку.

— Хорошо, сейчас будем, — Матильда повелительно кивнула на дверь, отсылая девчонку, и снова повернулась ко мне. — Элиф, крошка, поверь моим словам, я добра тебе желаю, исключительно добра! Останешься здесь — и погубишь себя, сможешь поступить в Академию — навсегда выберешься из грязи, и получишь непробиваемую защиту от всего и от всех! Я как могла берегла тебя, чтобы ты не стала служанкой, не пачкала свои ручки на кухне или в прачечной, но, если ты не чернорабочая — ты обязательно попадешь в поле зрения тех, кто захочет использовать твои мозги в собственных целях, а с таким миловидным личиком, боюсь, у тебя будут возникать проблемы и похуже. Так что соберись, поверь моим словам, и не проверяй на своем опыте горечь этого мира.

Слезы от унижения снова подступили к глазам, но я сумела подавить эмоции, и молча последовала за ней в гостиную.

Миловидное личико. Меня многие называли красивой, хотя я никогда не считала это заслугой или преимуществом. Мне нравилось учиться, я мечтала, что буду обучать детей, получив диплом, как и мама. Но правда была такова, что ты не всегда получаешь все, о чем мечтаешь, особенно если ты — человек.

В этом мире мы появились недавно по меркам его исконных обитателей — драконов. Эти древние исполины обладали могуществом, о котором даже думать страшно, и они вовсе не были рады малоразвитым существам, которых сначала истребляли, как паразитов, а потом неожиданно примирились с их существованием, так как человеческая слабость помогала выгодно оттенять их силу. Подло — на мой взгляд, но с их точки зрения — законно и оправданно.

Да, кстати, закон и правда — все в их руках. Они главенствуют, мы же подчиняемся. Для людей здесь нет особых перспектив на блестящую жизнь, разве что работать и еще раз работать во славу высшей расы. И люди с этим мирятся, ведь ничего иного им и не остается. Много было попыток восстать против социальной несправедливости, но с каждым разом драконы становились все жестче и жестче, а законы их — все более драконовскими (уж простите за этот каламбур) по отношению к людям.

Но мы-то понимаем, за что они нас ненавидят. Они ведь не всегда находятся в своем грозном облике, нет, большее время они выглядят так же, как и мы, смертные. Это доводит их до белого каления: как это мы, жалкие твари, никчемные люди, смеем иметь с ними похожий внешний вид! Да, для драконов это унижение, что меня радует: хоть что-то изменить не в их власти!

А в остальном похвалиться не в чем, ведь люди стоят на низшей ступени в местной эволюции, и довольствуются теми крохами, какими их одаряют с барского плеча. И меня это ожидает, унижаться ради исполнения своей мечты, постоянные отказы и борьба за самое простейшее. Надо отдать должное моей опекунше — она действительно подарила мне спокойную достойную жизнь по сравнению с другими людьми. Я не работала с младенчества, как местные служанки, а училась чтению, письму, арифметике, рисованию, музыке, языкам и фехтованию, а однажды сумела добиться позволения обучаться наукам. И преуспела, так преуспела, что обо мне услышали в Академии, и захотели взять под свою протекцию. Не многим так везет. В этом учреждении обучаются только драконы, причем лучшие представители своей расы, но иногда туда принимают и людей — самых одаренных, лучших из лучших. Это позволяет надеяться людям, гордиться, что среди их народа есть достойные личности. Мы подбираем эти крохи, и продолжаем жить в повиновении.

Только меня учеба там не радует. Заранее представляю, как будет трудно, как меня будут ненавидеть и презирать. Ученики превратят мою жизнь в ад, преподаватели не дадут такую же свободу, какой я пользуюсь здесь. Там я буду вечной чужачкой и омерзительной выскочкой. Боюсь, за эти годы они обглодают меня до костей, если не буквально, то фигурально. А, может, и в прямом смысле, драконы ведь, как-никак!

***

Матильда неслась впереди, не замечая моих моральных терзаний, либо же закрывая на них глаза. В ее понимании я должна из кожи вон выпрыгивать от радости, и все вокруг так считают, завидуют, люто ненавидят. Местные служанки полжизни отдали бы за мои перспективы. Ах, если бы я только могла стать там счастливой, но я ведь знаю, что после Академии не дадут мне покоя!