И шляпка.

И уж тем паче чемоданы из желтой кожи.

У князя вон рюкзак преогромный, почти как у Пашеньки. Стоило вспомнить про сына, и она снова вздохнула.

— Пашенька… будет недоволен.

— Будет, — вновь согласился князь Чесменов. — Но вы всегда можете сказать, что это я вас заставил. Обманом или шантажом.

— Это же неправда!

— Отчего же… тогда коварными манипуляциями… — и усмехнулся. И Софья Никитична неожиданно для себя поняла, что тоже улыбается.

Она бы даже хихикнула, хотя в ее возрасте и положении как-то совсем уж несолидно хихикать.

— Тоже неправда. Это скорее уж я вас… шантажировала. Вы ведь лишь о малой услуге попросили. А дальше оно как-то само…

Когда Кошкин предупредил о визите князя, Софья Никитична несколько заволновалась, поскольку давно не принимала у себя мужчин.

Очень давно.

Конечно, сейчас никто не скажет, что это неприлично. Она — почтенная вдова, и понятно, о чем Чесменов желает побеседовать, но как-то вот… было неспокойно.

Зря.

Князь оказался мил. И тягостный разговор о делах иных сглаживал, как умел. Получалось не всегда, но Софья Никитична оценила. Да и после того как-то само все получилось…

— Думаете, отправиться в Подкозельск? — спросила она позже, за чашечкой чаю, благо, князь был столь вежлив, что приглашение остаться на эту чашечку принял.

Софья спрашивала не столько из любопытства. Её все же не оставляло некоторое беспокойство за внука, который уехал, а дозвониться ему оказалось невозможно.

Пашенька сказал, что со связью сложно, но ведь…

— Не совсем. В Осляпкино.

— А почему туда? — удивилась Софья Никитична. — Хотя, помнится, оно тоже Вельяминовым принадлежало. Земли.

— Раньше, — согласился князь. — Однако часть земель были проданы этому вот Свириденко. А после и Осляпкино это пожаловано было. В боярское владение. При том, что сам Свириденко ни разу не боярин и к званию этому вовсе не стремиться.

— А разве… — Софья Никитична была, конечно, несколько далека от дел высокой политики. Так, слышала кое-что. — Погодите… я слышала от Анны Никифоровны… да, от нее, она организовала благотворительный комитет для помощи переселенцам! Очень хорошо отзывалась об этом вашем Свириденко.

— Анна Никифоровна Меженцева? Которая в девичестве Одинцова?

— Она самая. Она еще планировала вечер устроить. С концертом.

— И чем же ей Свириденко угодил?

— Он давно уже благотворительностью занимается… — Софья Никитична попыталась вспомнить, что именно слышала. — Кажется… помощь беженцам… устройство их. И бедным людям. Какая-то программа… переселения. Он дает работу, жилье… она об этом от внука узнала.

— Как интересно…

— Да, тот занимается какими-то программами… государственными, что ли… простите, я в этом ничего не понимаю.

— Очень интересно… — сказал тогда князь.

— Только потом она сказала, что тот отказался… почему-то. Обычно ведь никто не отказывается от помощи, а он вот… все сам.

А вечером цветы принесли. С карточкой от Чесменова. В благодарность за беседу и потраченное время, если карточке верить. Пусть букет был скромен и выказывал дружеское расположение, но… Софье так давно никто не присылал цветов.

Пашенька вечно занят.

Иван тоже.

Да и не считали нужным время на глупости тратить. Тем паче, цветов в доме хватало, и сад имелся, и оранжереи… Нет, Софья Никитична знала, что её любят. Но ведь цветы… цветы — это так приятно.

Князь объявился на следующий день. Без приглашения и даже звонка. И одет был престранно. И сказал:

— Софья Никитична, мне и государству очень нужна ваша помощь!

Князю Софья Никитична, может, и отказала бы, постеснявшись, но отказывать в помощи государству было крайне непатриотично.

— И что нужно делать? — спросила она, робея.

— Составить мне компанию… прогуляться в одно прелюбопытное агентство… и нет, нет, вы выглядите совершенно очаровательно. Единственно, если вас не затруднит, я бы просил примерить еще и вот это…

Он протянул футляр, в котором оказалась нить жемчуга.

А к ней и серьги.

И еще один — с огромной аляповатой брошью.

— Я понимаю, что в это выглядит чересчур… нагло с моей стороны, но мне нужен определенный образ. Считайте, что это игра.

— Мы… будем притворяться?

Чесменов поклонился. Сам он был одет в модный костюм из бледно-голубого вельвета. И на шейном платке поблескивал яркий крупный камень. Такие же виднелись в запонках, чересчур уж вычурных.

Идея вдруг понравилась.

Безумно понравилось.

— Вы ведь скажете, что нужно делать?

— Несомненно, — Яков Павлович поцеловал протянутую руку. — Я просил бы вас немного подыграть, изобразить… как бы это выразиться… особу в высшей степени легкомысленную… далекую от жизненных реалий.

— Дурочкой?

— Что вы! — князь даже слегка смутился. — Я в жизни не рискнул бы просить вас изображать… дурочку.

— Ах, бросьте, Яков Павлович, — Софья с трудом подавила улыбку. — Поверьте, любая женщина мечтает хоть раз в жизни побыть дурочкой на законных основаниях.

А вот место, которое пришлось посетить, не слишком глянулось. Какой-то офис, изо всех сил пытающийся выглядеть роскошным. Да только кожаная обивка на огромных диванах местами потрескалась, выдавая низкое качество этой кожи. Позолота на лепнине — кто в современном мире вовсе золотит лепнину? — прохудилась и пошла пятнами.

Из кондиционера дуло нестерпимо.

А от девицы, с которой беседовал Чесменов, столь сильно пахло духами, причем дрянными, что у Софьи Никитичны на глаза навернулись слезы. Сами собой.

— Видите, — князь тотчас подхватил её под руку. — Моя дорогая супруга…

Что?

Она так удивилась, что слезы перестала сдерживать. Или они от пыли? Убирались в офисе не слишком хорошо.

— … пребывает в крайне расстроенных чувствах. И целитель настоятельно рекомендовал ей отдых на природе… нет-нет, Лазурный берег — это совершенно не то. Во-первых, там людно, во-вторых, Софьюшка хотела бы оказаться в местах, где прошла её юность… а потому мы к вам и обратились.

Князь говорил, речь его журчала, окутывая девицу тонким полотном силы. Надо же, каков затейник… и ведь не обвинишь, что воздействует. Напрямую — не воздействует, а что легкий флер ментального очарования, так это не запрещено.

Этим многие пользуются.

Из тех, кому столь тонкие материи подвластны.

— … к превеликому нашему огорчению оказалось, что просто снять дом там нельзя. Все выкуплены вашей компанией. Да, да, я понимаю, что для переселенцев, что условия там самые простые… удобства имеются? Вот видите, уже хорошо…

Девица слушала, что-то даже отвечала.

— … мы подумывали… нет, я понимаю, что просьба моя несколько необычна… но вы же понимаете…

Софья душевно всхлипнула и прижала к глазам платок. Она часто заморгала, старательно пытаясь вспомнить что-нибудь огорчительное.

— … для своей жены я готов на все… возможно, если место нам глянется, мы и вовсе переселимся. Все же в нашем возрасте хочется чего-то этакого. Свежего воздуха, свободы… не переживай, дорогая, — князь погладил Софью по руке. — Думаю, мы уладим это недоразумение…

— А ваши дети…

— Ах, какие дети…

Софья всхлипнула чуть громче. И князь с упреком посмотрел на девицу, отчего та даже несколько смутилась.

— Видите, вы её совсем расстроили… увы, наша жизнь такова, что одиночество — естественный удел старости… и только остается, что искать тихий уголок, где можно в покое провести оставшиеся годы…

— Доброго дня, — девицу сменила другая, понаглее. — Я управляющая. Думаю, мы можем решить этот вопрос. Если вы готовы компенсировать издержки, ибо занятый вами дом, сами понимаете, выпадет из программы и нам придется искать бедным переселенцам другое жилье…

— Помилуйте, дорогая, — князь расплылся в улыбке, правда, была она несколько хищною, но девица, кажется, не заметила. — Если бы все проблемы решались вот так, деньгами, то это не проблемы, а расходы… я готов перевести аванс.