Был золотоволосый крайне вертким, при этом одно плечо держал выше другого. Должно быть старая травма плохо зажила.
Он прошел через центральную часть, близко к моему столу, и отправился к барной стойке.
Открытые предплечья промысловика покрывали вязи татуировок: смесь черных вихрей, танцующих покойников и религиозно-геометрических орнаментов, в том числе и “стяга геометрики” — классического символа и в нашу эпоху. На правой ладони — две ленты и недоделанный кинжал.
Промысловик переговорил с управляющим, взял кружку и отправился обратно. Подошел чуть ближе ко мне, сделал вид что споткнулся и расплескал напиток на наруч. Я даже и не понимал насколько был напряжен. Кровь взбурлила в мгновение. Еще один миг — рывок, и я взял его руку на излом, прижал головой к столешнице. Без фанатизма — сила идеально выверена: не чтобы вырубить или убить, а чтобы заблокировать любое желание двинуться.
Внимание обострилось. Промысловики напротив морщились. Один из них — самый здоровый — пытался сдержать улыбку, однако усатый оставался серьезным. Дополнительной агрессии ни в ком из них не появилось. Никто не потянулся за оружием, значит все шло по плану. Они ожидали такой реакции на действие, значит — точка невозврата далеко.
Золотоволосый улыбнулся и прямо с этой позиции заговорил:
— Спокойнее, дружище. Извини за людскую неуклюжесть. Тут уж не попишешь: природа. Прошу присоединись к нам за столом. Мы угостим тебя от сердца, уладим недоразумение. Я Востр. Хорошая компания — уже награда. Мы в нашем заведении гостеприимны.
Я отпустил его:
— Чем ты так, бедняга, провинился, что усатый именно тебя подослал?
Улыбка его стала шире:
— Над его ухом из пистолета бахнул. Чего в запаре Выхода не бывает, — смущаясь, он растрепал волосы на затылке.
Я, преследуемый эхом недоумения, спросил:
— Почему без фокусов не позвал?
— Приказ есть приказ, — Востр массировал руку. — Ну так как? Если не пойдешь, старшой еще какую пакость придумает. А я, сам понимаешь, не железный.
— Крайне неразумно. Если бы легионеры и советница накрутили чуть сильнее, я бы разбил тебе голову о стол и начал резню.
— Не, — Востр со смехом отмахнулся. — Он бы просто разлетелся на куски. Проходили — знаем. Хлипкий. Специально. А советница все такая же: сиськи — лучшее ее человеческое качество?
Он умело менял тему. Через субличности прорвалось удивление.
Ответил:
— Судя по бурному общению, похоже именно так.
— Вот бы и мне с ней бурно пообщаться, — протянул он. — Последний раз видел ее больше года назад. Она вредная. Не принимай на свой счёт. Оттает и ее сердечко. Хотя в отношении меня вот не оттаяло, не подпускает теперь, но ты то будешь важный шонхор, а я так — сбоку налеплено. Так ты идешь?
— Иду, иду.
Он довольный вернулся к своим, подтащив еще один стул.
Востр шутливо поклонился:
— Прошу, друг дхал.
Я сел, поставив перед собой кружку с напитком. Кашу оставил, сейчас все равно будет не до этого.
Со мной лишь меч, нож и пистолет. И нужно ли больше? Могу ли я себя чувствовать уверенно?
У Здоровяка, что сидел по левую руку от меня на поясе многозарядник.
Если что устраню его первым и захвачу оружие.
То напряжение, что было написано на лицах промысловиков, усилилось.
Были здесь еще упомянутый Здоровяк, Молодой, Перемотанный, у того лоб стянут широкой лентой бинта, и девушка, которую ум обозначил Глазастой — она сидела справа от меня.
— Я старший, — нейтрально произнес усатый.
— Я вижу, — ответил. — А звать тебя как, старший?
— Йоргос, — и опять нейтрально-незаинтересованный тон.
— Танцор.
— Только проснулся, Танцор?
— Практически вчера. Я у вас тут новенький, — изобразил улыбку.
Выглядело, наверное, жутко.
— Ли-ицо как у старенько-ого, — с тяжелым акцентом проскрипела Глазастая.
Не понял.
— Что ты имеешь в виду? — посмотрел на нее, нахмурившись.
Она поморщилась.
— Ты еще себя не видел? — включился в разговор Здоровяк.
Как и ожидалось его голос гремел басом.
Покачал головой:
— Сейчас, — засуетился Востр.
Он достал из сумки на боку малое круглое зеркало и показал мне.
Выражение лица в один миг изменилось.
Йоргос ухмыльнулся, подметив мою реакцию.
Вытянутая физиономия с мощной челюстью, широким подбородком, черно-синими модами; в принципе, ничего необычного.
Глаза глубоко посаженные — цвета серебра. А вот кожа… Все в шрамах, желтых пятнах свежих травм и следах от старых ожогов. Местами видно, синткожу пересаживали кусками, достаточно крупными. Например, серьезная полоса пришита от центра лба к линии волос, отросших длиннее чем принято у дхалов. Бледная лента шириной в два пальца вниз от правого глаза, вдоль модов, по скуле аж до шеи, а затем и до края панциря. Возможно тянулась и дальше, но для таких исследований нужно уже доспех снимать. Страшно представить, что это была за рана.
— То-то я гляжу меня все, с кем встречаюсь, грохнуть хотят — красавца такого и грубят из всех последних сил, — покачал головой.
Минуту помолчали.
Здоровяк кашлянул, тогда Йоргос опомнился и заговорил:
— У нас к тебе назрел вопрос, дхал.
Я уловил смену интонаций и заметил наглядное движение плеча его левой руки.
Под столом — минимум однозарядный пистолет. Это если очень оптимистично смотреть на вещи. Я оптимистом не был. Там точно револьвер или многозарядник. В лучшем случае — ширпотреб, в худшем — тяжеляк. Он походил на того, кто ширпотреб не использует принципиально.
Старый. Серьезный. Солдат. Ветеран, — так я мог его охарактеризовать.
— И что же вас интересует?
— Судьба Ялы. Мы благодаря улыбке Сар, интересующиеся знакомые.
Я снисходительно улыбнулся:
— Или все-таки судьба Соррена?
Йоргос кивнул:
— Ты верно говоришь. Именно Соррен нас и интересует. Виделся с ним?
— Нет.
Йоргос перехватил взгляд Востра, тот кивнул ему.
Опять социальный модуль; будто у каждого второго есть.
На лице Йоргоса появилось замешательство. Это совсем не то, на что рассчитывал. Видимо прогнозировал худший из сценариев. Согласно ему, сейчас он должен был разрядить в мои яйца весь боезапас после необдуманного грубого ответа и успокоиться. И все пошло не по плану.
А может я больно пессимистично настроен.
— Как так Всетворец тропку спланировал, что теперь она с тобой?
Я насмотрелся как морщины режут лицо Йоргоса, затем ответил:
— Отбил у мусорщиков. Яла настояла, чтобы не бросал ее в Пустошах.
Опять Старый глазеет на Востра, и опять кивок.
Глазастая крякнула и неодобрительно покачала головой:
— Рабы-ыня насто-ояла. Смешно-о.
Йоргос выложил тяжелый револьвер на столешницу и облегченно выдохнул. Не знаю, что конкретно он изображал, но взгляд его не менялся.
— А я говорил тебе, — хлопнул Востр Йоргоса по плечу. — Проспорил, старик. И никаких обраток. Долг.
Вот уж кто и не напрягался.
Золотоволосый широко улыбался.
Я спросил:
— И что ты ему говорил?
Он поднял вверх указательный палец и важно сказал:
— Что порядочные дхалы таким дерьмом мараться не будут.
Кивнул:
— Все правильно, Востр. Так и есть.
Я врал.
Востр со своим модулем, отлично это понимал. Бровь его поднялась.
— Да ладно…
— У жизни талант плодить пустоту, — сказал ему.
Судя по озадаченному лицу, он не понял.
Я попытался еще раз:
— Никогда не знаешь, как реальность скрутится.
Теперь он кивнул.
— Танцор, — уже с другой интонацией начал Йоргос. — Так старика и до сердечного приступа довести можно. Оставил бы Ялу здесь, а не отсылал. Мы бы и узнали, что все в норме. А так она переглядывалась, амтан там разберет, может помощь просит, нам то откуда знать. Мы-ж не телепаты. Видимо посчитала, нужно разъяснить ситуацию, но не успела; ты уже все команды придумал.