Действие моих слов подобно глотку обжигающего эспрессо. Ник тут же просыпает и садится в постели.

— Она же не пьёт почти? И по барам не ходит!

— Ну, видимо, решила сделать исключение. Ты поедешь, или как?

— Поеду, конечно, — Никита вздыхает.

Потом быстро встаёт, натягивает шмотки, и уже через десять минут мы выруливаем со стоянки.

Ехать, и правда, недалеко.

Паркуем тачку возле бара и заходим внутрь. Посетителей почти не осталось. Лишь Леся, сидящая на высоком стуле возле бара.

Мы с Ником переглядываемся и подходим ближе.

— Наконец-то, — хмыкает бармен и без лишних предисловий протягивает мне терминал.

Достаю карту и прикладываю. Леся набрала напитков почти на четыре тысячи! Твою ж налево!

— Что она пила? — вздыхаю.

— Да всё подряд. Сперва коктейли, потом крепкий алкоголь.

— Ясно, — убираю карту и подхожу к Лесе, которая смотрит на нас затуманенным взглядом.

— Привет, — вздыхаю, глядя на её расслабленное тело и слегка опущенные ресницы. — Ты как?

— Н-н-нормаль-но, — медленно выговаривает она. — Без вас… ик… мне всегда нормально! И чего вы… вообще… приехали, м? Всё ж так хорошо… и без вас! Ясно?!

— Понятно.

Обращаюсь к Никите:

— Бери её и пошли в машину.

— Я с вами! — она грозит пальцем. — Никуда! Поняли? Не поеду! Вы… плохие люди!

Никита взваливает её на руки и прижимает к себе.

— Спасибо, что позвонили, — киваю бармену, двигаясь к двери.

— Да не за что, — пожимает плечами он, расставляя последние бокалы по местам.

Как только мы выходим на улицу, в баре гаснет свет.

— Ну что, куда её повезём? — спрашивает Никита, бережно убирая с лица Олеси выбившиеся прядки волос.

— Давай к нам. Тут ближе. Ей надо поскорее принять душ и выпить сорбент.

— Ладно, поехали.

Никита несёт недовольно бурчащего Оленёнка к машине, пока я огибаю её и сажусь на водительское место. Видимо, сегодня нам троим будет не до сна…

Никита

— Лесь, всё нормально? — в очередной раз стучу в ванну, слыша, как льётся вода. В груди давит от мысли о том, как ей сейчас, должно быть, хреново. Хочется хоть чем-то помочь Оленёнку, но я понятия не имею, чем. Кажется, всё, что происходит с Олесей сейчас — целиком и полностью моя вина. И от этого на душе словно кошки нагадили.

Андрей тоже стоит рядом. Выглядит обеспокоенным и беспомощным. Олеся уже минут двадцать как в ванной заперлась и не выходит. Хочется вломиться к ней и удостовериться, что всё в порядке. Вот только понимаю, что такое варварское вторжение ни к чему хорошему не приведёт. Вдруг, она там душ принимает? Представляю, как горячие струи ласкают её нежную кожу, и ниже пояса обдаёт жаром. Сглатываю скопившуюся во рту слюну. Чёрт возьми! Как же хочется оказаться рядом!

Наконец, вода затихает. Ещё через пять минут щёлкает замок, и дверь открывается.

На пороге стоит Оленёнок. Влажные волосы прилипают к её телу. Она завёрнута в полотенце и аккуратно придерживает его на груди, глядя на нас со странным отчаянным блеском в глазах…

— Всё в порядке? — мой голос понижается, когда я оглядываю капельки воды на её плечах и ключицах.

— Да… — тихо шепчет, облизывая губы.

Кажется, она протрезвела. Стоит и смотрит на нас снизу вверх.

— Иди сюда, — Андрей касается её запястья и увлекает гостью в гостиную, предлагая сесть на диван. Мы с ним опускаемся по обе стороны от неё. От Олеси веет влагой и жаром распаренного тела. От осознания того, что под полотенцем она совершенно голенькая, член набухает ещё сильнее. Возбуждение долбит в висках, и соображать становится сложнее.

— Почему ты пошла в бар? — негромко спрашивает Андрей, продолжая держать её за запястье.

Олеся опускает взгляд и неловко пожимает плечами.

— Наверное, хотелось забыться… — шепчет негромко, пока её грудь высоко вздымается от каждого вздоха.

— Забыться от чего? — также тихо спрашиваю, пододвигаясь ближе.

Олеся нервно выдыхает, но отодвинуться не спешит. Она смотрит в пол, и будто о чём-то задумывается. Молчит пару минут, а потом выдаёт:

— Оказалось, отец врал мне. Он, и правда, виновен. Признался на последней встрече… И мне от этого очень больно…

Сказав это, малышка зажмуривается.

По её щекам стекают слезинки, а пухлые губки начинают дрожать.

Сердце разрывается от боли и тоски. Конечно, хорошо, что она, наконец, узнала правду, но я чувствую её боль также ярко, словно сам оказался предан близким человеком.

— Ох, Леся, — тянусь вперёд и порывисто прижимаю её к себе.

Её тело остаётся напряжённым и жёстким. Олеся как натянутся тетива лука.

Провожу по влажной коже спины и целую её в шею.

— Мне очень жаль, — шепчу.

Андрей гладит её по плечу и тоже пододвигается ближе.

Я чувствую, будто Олеся вот-вот оттолкнёт нас. Ударит или снова закричит что-то, но минуты идут, а она ничего подобного не делает… Даже странно. Ещё сутки назад она будто ненавидела нас, а теперь… неужели так просто простила? Или же всего на всего запуталась? Не знает, как реагировать на нас после признания отца?

Её запах такой манящий и нежный. До боли родной и желанный… Боясь, что тороплю события, целую её в шею. Пробегаюсь по хрупким изгиба языком, и чувствую, как дрожь её тела усиливается.

Олеся делает несколько глубоких вдохов, словно внутренне решается на что-то, а потом, внезапно, отпускает полотенце. Влажная ткань опадает по её телу и оставляет малышку обнажённой.

Острые вершинки сосков дерзко устремляются вверх. Дотрагиваюсь до одного из них подушечкой пальца и слегка придавливаю. Олеся закусывает губы и прикрывает глаза. Не сопротивляется, не борется. Поверить не могу в своё счастье! Как же я мечтал об этом моменте!

— Ты уверена, что хочешь этого? — с сомнением в голосе спрашивает Андрей.

Его слова доносятся до моего слуха будто из-под толщи воды. В ушах шарашит пульс, пуская по венам запредельно нарастающее желание. И какого хрена он, вообще, спрашивает?

Олеся не отвечает на его вопрос, а просто кивает.

Ловлю её подбородок и поворачиваю к себе. Касаюсь губами её губ и нежно целую их. Проникаю в жар рта, раздвигая вход языком. Целую жадно, с любовью…

Олеся отвечает как-то странно, немного механически. Я гоню от себя непонятное ощущение того, что ей не нравится то, что мы с ней делаем. Быть может, просто отвыкла?

В этот момент её ладонь ложится мне на спину. Она поддевает низ футболки и стаскивает её через голову, а потом впивается ногтями мне в спину и с дерзостью дикой кошки царапает меня!

— Твою мать, Лесь! — хмурюсь от неожиданной боли. — Ты чего?

Слегка отстраняюсь от неё и смотрю в полуприкрытые глаза малышки.

— В этот раз я хочу… — она нервно выдыхает. — Хочу по-другому.

Олеся сама наклоняется ко мне и целует в губы. А потом с силой прикусывает нижнюю губу, и я снова охреневаю от смеси боли и возбуждения, что острым током пронзают тело.

— Я хочу жёстко! — с отчаянием шепчет она. — Хочу, чтобы вы… помогли мне забыться!

Внезапно она откидывается спиной на диван и порочно расставляет ноги, бесстыдно демонстрируя нам свою розовую, распахнутую и уже довольно влажную щель…

Андрей

Пульс шумит в ушах. Член набухает и оттягивает ширинку джинсов. В голове — полный хаос, мысли мечутся как сумасшедший рой потревоженных пчёл!

До сих пор не отпускает ощущение подставы. Точно также, как это было при нашей последней встрече, когда малышка решила записать наше признание на диктофон… Но сейчас я могу убедиться, что прослушки на ней нет. Потому что на ней, вообще, ничего нет. Обнажённая, уязвимая, со страстным блеском в глазах, Олеся просит нас помочь ей забыться… Чёрт, это искушение похлеще любого, что я когда-либо испытывал в жизни!

Но, несмотря на дико бьющееся в венах желание, я замираю в нерешительности. Она пьяна. Доступна. Вдруг, сама не понимает, что творит? Вдруг, наутро пожалеет? Мне не хочется сделать ей ещё больнее… не хочется, чтобы она страдала!