На первый взгляд могло показаться, что они охраняют ее, пленницу Тартара. На второй в глаза бросалась царственная поза Медеи. Обе руки покоились на подлокотниках трона, нога грациозно закинута на ногу. От нее буквально веяло древней колдовской силой.

Хозяйка мрачного замка находилась под защитой обступивших ее монстров.

Будто в подтверждение мыслям Деми огромный двухголовый пес со змеиным хвостом (судя по всему, Орф – старший братец Цербера) положил морду на колени Медеи, и та принялась лениво почесывать ему загривок. Высокая, крупноватая, черноволосая, она не была красивой в привычном смысле этого слова, но породистой. Ярче всего на ее лице выделялся римский нос и антрацитовые глаза под соболиными бровями.

– Какой причудливый зоопарк, – ядовито произнесла Кассандра. – Всех чудовищ вокруг себя собрала?

– Только тех, кто оказался никому не нужным… Кроме меня. Орфа, Лернейскую гидру и Химеру, что и дала имя иным чудовищам, которых Геката взяла под свое крыло, породили Тифон и Ехидна. Не лучшие родители, не находишь? Они забывали о своих детях, едва те появлялись на свет.

– И ты по доброте душевной приютила всех несчастных и обездоленных?

– Учусь у лучших. – Медея вернула Никиасу усмешку. – Если Геката завела себе стаю монстров, почему мне нельзя?

Она скользнула взглядом по Деми, поначалу ее не узнавая. Подалась вперед с резким выдохом, пальцами вцепившись в трон, да так сильно, что побелели костяшки.

– Ты… Я помню твою душу. На ней – мое колдовство.

– По большей части колдовство Мнемозины.

Медея досадливо поморщилась, откидываясь на спинку трона. Уточнение по вкусу ей не пришлось.

– К демону твоих чудовищ. Зачем ты украла пифос? – Кассандре явно надоел этот разговор. – Для этого ты ведь и собрала вокруг себя монстров? Чтобы его охранять?

– Хочешь верь, хочешь нет, но этих созданий я люблю как своих детей.

– Раз ты так любезно предоставила мне выбор, я, пожалуй, предпочту не поверить, – холодно отозвалась пророчица. – Пифос, Медея. Зачем он тебе?

Деми выдохнула, чувствуя, как накаляется воздух. Когда в схватку, пусть даже словесную, вступают две сильные женщины, что привыкли главенствовать, повелевать, остальным лучше держаться в стороне.

К ее удивлению, скрывать свои намерения Медея не стала.

– Я думала, что если у меня будет пифос, я смогу контролировать атэморус.

– Чтобы стать на сторону Ареса или Зевса? – К делу это не относилось, но Деми не могла не спросить.

– Все зависело от того, кто больше предложит. – Медея расхохоталась над собственной шуткой.

Громкая, прямолинейная, она вызывала странные чувства, и одно из них – любопытство.

«Она убийца, – напомнила самой себе Деми. – Не забывай». Мысль звучала почти иронично. Но она и впрямь не забудет.

– У тебя не вышло, – спокойно сказала Кассандра, – и что тогда?

– И тогда я решила отыскать Пандору. Точнее, дождаться, пока другие вроде тебя ее найдут. Видимо, дождалась, пусть и не сумела оказать ей достойный прием.

– Почему Геката тебя не спасла? – нахмурился Никиас, разглядывая тюрьму Медеи. На чудовищ он смотрел без страха и отвращения, будто те были лишь псами на цепи. – Разве она не была твоей покровительницей?

– Боги переменчивы. В одну минуту ты находишься под их заступничеством, в другую – ты уже в немилости у них. У богини колдовства появились другие игрушки на замену смертным. Химеры. И разрушительная война.

– А кто?..

– Хватит вопросов, – резко оборвала Никиаса Кассандра. – Мне нужен ответ лишь на один: где пифос, Медея?

Та облизнула полные губы.

– У меня. И я отдам вам его. Но вы должны понимать… У моего бескорыстия есть цена.

Харон фыркнул и отвернулся.

– Ты хочешь освобождения из своей тюрьмы, – кивнула Кассандра.

Медея отчего-то снова расхохоталась. В этом смехе – открытом, искреннем – Деми неожиданно увидела сходство между дочерью Гелиоса Цирцеей и его внучкой.

– И зачем мне это? Там наверху бушует война, а мне и без нее находиться в Алой Элладе опасно. Слишком многим не пришлись по вкусу мои действия, слишком многие хотят вырвать душу из моего тела. Здесь я – царица в своем собственном замке. Мне поклоняются, меня любят, мне преданы и благодарны.

Бывшая царевна Колхиды, а ныне – царица чудовищ в замке из костей.

– Мне лишь нужно немного… уюта. Я ведь женщина, пускай и заточенная в Тартар.

– Уюта? – Кассандра захлебнулась изумлением с возмущением пополам.

Впрочем, наглость Медеи поражала не только ее. Или это не наглость, а ясное осознание того, что она хозяйка положения? Обладающая самой ценной из реликвий, она могла позволить себе торговаться. Отказать ей – значит обречь противников Ареса на поражение, и Кассандра это понимала. Оттого восседающая на троне Медея и смотрела на них свысока.

– Мне нужен кто-то вроде Дедала, способный превратить это жуткое место из тюрьмы во дворец.

– Дедал, как и многие, сейчас в гуще войны – даже если и не находится на поле боя. Он неустанно трудится над новыми изобретениями, которые помогут нам в битвах против Ареса, и ты должна это знать.

– Я знаю.

– И тем не менее ты требуешь, чтобы я оторвала его от дела и привела в Тартар, чтобы он построил для тебя роскошную золотую клетку?

– Верно. – Улыбка Медеи доброй не была. Она походила на оскал хищницы, что сжимала в лапах мышь. – Одного золота, правда, будет недостаточно. Хочу еще белый мрамор.

Кассандра прикрыла глаза и стояла так, собирая по крохам самообладание. Обычно она его не теряла вовсе.

Каждый из них понимал: Медея победила в тот момент, когда Кассандра отправилась на ее поиски. Да и Дедал, при всей важности его дела, пойдет колдунье навстречу.

– Сомневаюсь, что Аид так легко согласится на то, чтобы отданный под его власть Тартар перекраивали как хотели, – заметил Никиас.

Самому Тартару, судя по всему, безразлично, что творят с его детищем. Сражался ли он, бог глубочайшей во вселенной пропасти и самой страшной тюрьмы, в Эфире с Аидом и его тварями? Или бродил здесь, среди приласканных Медеей монстров?

– А это уже ваша проблема, – напевно сказала колдунья.

Пальцы ее правой руки задумчиво поглаживали каменный трон. Своим ледяным спокойствием и огнем, горящим в глазах, она напоминала Деми сам Тартар. Холодную бездну, под чьим непроницаемым покровом ярились чудовища и пульсировала живая тьма.

Аида Кассандра призывала вынутыми из мешочка на поясе костями. Готовилась к этой встрече заранее или всегда использовала их для ритуалов? От эллинов, тем более отмеченных божественными знаками, Деми уже ожидала всего.

Кассандра выложила костями знак, напоминающий насаженный на крест полумесяц с круглой точкой на вершине. Аид явился не сразу. Возник из теней, которые отбрасывали ручные чудовища Медеи, ее трон и сам ее дворец. Высокий, в полтора раза выше Деми, облаченный в темные доспехи и чужую кровь.

– Чего ты хочешь, смертная?

Голос Аида не был подобен грому, что, говорят, присуще Зевсу. Глухой, но сильный, вызывающий невольный трепет. Темные волосы доставали ему до плеч и кое-где были схвачены узкими стальными кольцами. А в глазах – темнота, будто в пропасти Тартара.

Аид обращался к Кассандре, но увидел Деми, и зрачки его расширились.

– Я так близка, ближе, чем когда-либо, – прошептала пророчица, припадая на колено и склоняя голову.

Он все понял в мгновение ока. Огляделся по сторонам в надежде увидеть пифос.

– Медея, твоя пленница, хочет награды за то, что она присвоила.

Кассандра не стала произносить слово «пифос» – не оттого ли, что боялась, будто ее услышит Арес?

– Что мне мешает убить ее?

– То же, что мешало другим, да и мне открыть присвоенное, – без тени страха, почти беспечно отозвалась Медея. С трона своего она не сошла и колен не преклонила. Будто не с богом и надзирателем беседовала, а с обычным смертным. – Печать мою не сломать никому.

– Даже Гекате? – изогнул бровь Аид. На узких губах зазмеилась усмешка.