Деми перевела взгляд расширившихся глаз на Никиаса. В его голосе звучала то ли страсть, то ли ярость, то ли и то и другое вместе. А ведь она уже успела привыкнуть к тому, что он либо притворяется равнодушной ко всему тенью, либо источает ненависть, либо роняет слова сухо и безжизненно, словно камни в пустой колодец.

– Говорят, ее собственных детей когда-то убили. Вот отчего Гелло так одержима чужими. Они, ласково льнущие к своим матерям, – вечное напоминание о том, чего лишена она.

– Это не оправдание, – покачала головой Ариадна. – Каждый из нас, живущих в мире-войне, знает, что такое страдания и лишения. Но что бы ни происходило в жизни, нельзя допускать, чтобы наша душа озлобилась, ожесточилась. Так мы лишь плодим ненависть, позволяя ей разрастаться как ядовитый сорняк, распространяться словно чума.

– А я и не говорил, что Гелло – не чудовище и что боль, которую она причинила людям, должна сойти ей с рук, – отрезал Никиас. – Я лишь сказал, что у нее на то могли быть свои причины.

На какое-то время разговор Кассандры и Ариадны замкнулся на Гелло. Эллины пытались понять, как бороться с демоницей, что была неуловима как ветер, а жертвы оставляла после себя, как смертоносный шторм. Пророчица-архонт вызвала Искр и уверенно, хладнокровно раздавала приказы.

Чувствуя себя здесь лишней и бесполезной, Деми отошла в дальний конец комнаты. Нервно поглядывала через окно на алое небо, постепенно приобретающее более глубокий, зловещий багряный цвет.

Доркас молча застыла с ней рядом. Спустя несколько минут к ним присоединилась и Ариадна. Деми кожей чувствовала, как они ведут немой разговор двух взглядов. Тихо сказала плетельщице зачарованных нитей:

– Во мне не осталось божьих искр. Боги забрали свои благословения.

– Ох, Деми, мне так жаль…

Она качнула головой.

– Я вижу в глазах Кассандры свое отражение: слабую телом Пандору, лишенную своих даров. Наверное, думает, как бы не пришлось самой спасать ту, что должна вернуть в Элладу утраченную надежду.

Доркас порывисто развернулась к ней всем телом.

– Люди всегда найдут способ разочароваться. А мы всегда будем не соответствовать чьим-то ожиданиям.

Ее голос звучал пылко, с каким-то внутренним надрывом. Пальцы сжались в кулаки.

– Ты знала, что Гея считается самой древней и самой мудрой из богов? Она появилась из вечного, безграничного Хаоса, источника жизни нашего мира. И что это значит? Что она и есть порядок. Что она сумела упорядочить тот, древний мир. Такой же мудрости, спокойствия и уравновешенности ждут и от меня, Искры Геи. И что они видят? Психопатку, не способную контролировать ни собственные эмоции, ни дарованные ей богами и судьбой силы.

Ариадна оторопела, да и Деми смотрела на Доркас во все глаза.

– Психопатку? – медленно спросила она.

Странно было слышать столь современное слово в мире древнегреческих богов. Странно было соотносить его с Доркас.

Искра Геи с тяжелым вздохом отвернулась.

– Я из Фискардо, маленькой рыбацкой деревушки. Как и многие другие, до того, как попасть к Кассандре, я обучалась в пайдейе, притом лучшей на острове Кефалония. Я была одной из самых сильных Искр и одной из сильнейших Искр Геи. Думаю, не нужно объяснять, насколько теплые чувства вызывали мои успехи у других? Да меня просто обожали!

– Правда? – обрадованно улыбнулась Ариадна.

Доркас, смерив ее долгим взглядом, покачала головой.

– Иногда я начинаю сомневаться, что ты инкарнат, который живет не первую свою жизнь.

Теперь и Деми задалась вопросом, как Ариадне удалось пронести эту мягкость (но не мягкотелость) и веру в людей через года и столетия. Если бы она помнила все свои жизни и всех присутствующих в ней людей, ее душа давно бы закостенела.

Улыбка Ариадны поблекла.

– О, – только и сказала она.

– В общем, на руках меня не носили, и звездой школы… то есть пайдейи провозглашать не спешили. А потом и вовсе решили наказать за то, что безродная посмела быть лучше остальных.

– Боги, как?

Доркас пожала плечами, но невозмутимым жест не вышел. Все тело Искры Геи сковало напряжение, ощутимое всеми, кто находился сейчас рядом с ней.

– Подняли на пегасе в небо и подвесили прямо там. Чтобы это сделать, им потребовалась сила нескольких Искр Эфира. А я даже ничего не могла сделать. Меня будто запеленали в воздух.

Деми ахнула, Ариадна прикрыла рот ладонью.

– Они кормили меня, поили, не давая умереть. Но не отпускали на землю. – Слова Доркас звучали отрывисто. – На долгие четыре дня я была отрезана от Геи, от источника ее сил, от ее сущности – от земли. Наша связь с Геей была разорвана. Словами это чувство не передать. Опустошение и одновременно выжигающая вены ярость. А когда она схлынет – ледяная, ноющая, болезненная пустота.

Доркас покачала головой, сминая в кулаке ткань переброшенной через плечо хламиды так, словно желая сдернуть ее с себя.

– Когда меня наконец опустили на землю, я впервые сорвалась. Они, конечно, все разбежались. Боялись того, что я с ними сделаю. А я… Я вызвала землетрясение. Просто черпала и черпала силу из земли, заставляя ее вздыматься, как волны. Не могла остановиться… И сейчас порой не могу. Я переехала в Афины, а прошлое до сих пор меня настигает. Когда выхожу из себя и выбиваю почву у человека из-под ног. Когда злюсь и сотрясаю здание. Когда силой земли сметаю все в ярости с полок. Люди боятся меня. Думаешь, это лучше, чем когда они считают тебя беспомощной?

Деми не знала ответа на этот вопрос. Сейчас, прямо в это мгновение она предпочла бы находиться в шкуре Доркас. Но жить так постоянно… Видеть страх в глазах остальных, знать, что они с ужасом ждут новой вспышки?

– Мне жаль, – только и смогла сказать она.

– Мне тоже, – прошептала Ариадна, на мгновение коснувшись руки Доркас.

Шумно всхлипнув, та рассмеялась сквозь слезы.

– Эй, я рассказала это, чтобы утешить Деми! Не слишком-то получилось, да?

– Нет, – задумчиво произнесла она, – на самом деле получилось. Ты права. Куда важней, что мы думаем и знаем о самих себе, нежели то, что думают о нас остальные.

В конце концов, у нее еще оставалась Элпис. Деми вдруг увидела себя с надеждой, поднятой над головой и сияющей, словно само солнце. Представила, как сама на мгновение становится солнцем с этой невероятной, мерцающей в ее руках силой. Осталось лишь претворить в реальность мечту.

Осталось лишь спасти Алую Элладу.

– Доркас, тебе, случайно, не надо на тренировки? – хорошо поставленным голосом осведомилась Кассандра.

Она сидела на клисмосе – деревянном кресле с изогнутыми наружу ножками, что сужались к концам. В Греции Изначального мира подобного уже не увидишь. Поза пророчицы, откинувшейся на гнутую спинку, была расслабленной, но не слишком элегантной. Прикрыв глаза, она мягко массировала виски.

Кроме Доркас, в комнате не оказалось Искр. Вероятно, отправились на поиски демоницы Гелло.

Спохватившись, Доркас шепнула Деми:

– Еще увидимся.

– Обязательно, – тепло улыбнулась она.

«Надеюсь, я вспомню, какая ты чудесная».

Обернувшись, Деми натолкнулась на холодный, как пронизывающий ледяной ветер, взгляд Никиаса. Все внутри словно заледенело. Взглянула на Ариадну – и будто очутилась на согретой солнцем поляне.

Люди, что появлялись в ее жизни, так или иначе оставляли в ней свои следы. «Я, может, и не вспомню ни один из этих разговоров, ни один из взглядов в мою сторону, но буду знать, чего и от кого ожидать».

Что называется, спасибо и за это.

– Сфено видели в нижнем городе, – сообщила Деми Кассандра, как только Доркас ушла.

– Она колдунья, как сестры Грайи?

– Не совсем. – Кассандра расправила невидимые складки на песочном хитоне. Помедлила, словно размышляя, как преподнести информацию. – Во всей Элладе не так много людей и созданий, которые умеют работать с человеческой памятью и, следовательно, могут нам помочь. И лучшие из них – горгоны.