Она начала с самого первого предмета: подобрала уродливый, покрытый белыми пятнами топ, который надела этим утром. Ржавые брызги крови вроде бы исчезли, но следы все равно остались в ткани; их ничем оттуда не вытравить.

— Гадство, это был мой любимый топик, — пробормотала Пиппа под нос, берясь за ножницы и разрезая эластичный материал на тонкие полоски, а затем квадратики.

То же самое она проделала с легинсами, толстовкой и прочей одеждой, которая соприкасалась с Джейсоном Беллом. Тряпки ждала та же участь. Пиппа резала их и кромсала, представляя события, которые разворачиваются в пятнадцати километрах отсюда: пожарная бригада, наверное, уже мчится тушить пожар на складе по звонку обеспокоенного соседа, услышавшего в ночи взрывы и понявшего, что это не фейерверки.

Перед Пиппой скопилась мокрая груда из разномастных клочков ткани.

Затем последовали перчатки: Пиппа покромсала латекс на сантиметровые куски. Перчатки из «Грин Син» были намного толще и плохо поддавались ножницам, но Пиппа упрямо изрезала и их, особо постаравшись уничтожить логотип. Фиолетовые варежки вроде не указывали на место преступления, но Рави в них забирал машину Макса, в салоне могли остаться волокна; их тоже следовало уничтожить. Ошибок допускать нельзя, даже микроскопических, — они могут сорвать весь план и стать причиной ее гибели.

Пиппа изрезала в клочки и полосы скотча, обнаружив, откуда взялась проплешина в левой брови: тонкие волоски застряли в ленте, которой было обмотано лицо. Наконец, она искромсала на мелкие кусочки резиновый шланг, к которому они с Рави прикасались губами. Кроссовки и два одноразовых телефона отложила в сторону; от них надо избавиться другим способом, а вот остальное отправится в положенное место, то есть в унитаз.

Слава богу, существует центральная канализация. Если трубы в доме не забьются — а Пиппа нарочно порезала ткань как можно мельче, — то компрометирующие улики скоро окажутся в очистных сооружениях, и их путь отследить уже не смогут. Не говоря уж о том, что их в принципе нельзя будет найти: какой только хлам люди не спускают в унитаз. Все это фильтруется и в конечном итоге оказывается где-нибудь на свалке или сжигается в печи.

Никаких следов. Гарантированно. Сто процентов.

В первую очередь Пиппа схватила прозрачный пакетик с оставшимися таблетками рогипнола; ей не хотелось их видеть, она себе не доверяла. Еще она взяла пригоршню изрезанных клочков, тихонько прошла в ванную, закрыла дверь, выбросила все это в унитаз и нажала кнопку слива.

С пылающими щеками она смотрела, как улики исчезают в трубе. Таблетки унесло последними. Родители с братом проснуться не должны, они всегда спят как убитые. Шум от слива незначительный, особенно при закрытой двери.

Бачок наполнился снова. Вот и хорошо. Не стоит торопиться, надо брать небольшую горстку и выжидать несколько минут между смывами, чтобы не возник засор.

Пиппа быстро прикинула в уме. Один туалет здесь, второй — внизу, рядом с входной дверью. Два туалета, маленькие порции, большая куча улик. Времени уйдет немало. Надо успеть до утра.

С другой стороны, нельзя спешить и бросать слишком много, иначе трубы забьются.

Пиппа вернулась за второй горстью, сгребла ее двумя руками, крадучись спустилась по лестнице — перепрыгнув через третью ступеньку — и бросила в унитаз.

Она по очереди ходила то в ванную, то в туалет на первом этаже, чтобы бачок успевал заполниться. И вздрагивала всякий раз, когда спускала воду, испытывая приступ паники, потому что казалось, что система не наполняется, трубы забились и все кончено, она проиграла… А потом вода принималась литься снова.

Интересно, вызвали уже полицию? Пожарные наверняка увидели сгоревшую машину и почувствовали запах бензина. Поджог очевиден. Или они сперва должны потушить огонь и обнаружить следы крови на бетонном полу?

Очередная горсть. Очередной приступ паники. Пиппа словно отключилась, позволяя рукам делать всю работу за нее.

Спуститься, подняться, взять горсть, смыть.

В шесть утра она словно встрепенулась, возвращаясь к жизни, и опять задумалась, прибыла ли полиция на место происшествия, ведь пожарные наверняка заподозрили неладное. Очевидно, что на складе дрались и, возможно, кого-то ранили или даже убили. Там валяется молоток — явное орудие преступления. Наверное, уже начали поиски пострадавшего. Вряд ли они займут много времени: мертвеца, завернутого в брезент, должны обнаружить довольно скоро.

Наверное, на место преступления уже вызвали следователей. Может быть, самого инспектора Хокинса, и тот, встревоженный ранним звонком в выходной день, сейчас натягивает темно-зеленую куртку, звонит криминалистам и просит их немедленно выехать.

Спуститься. Смыть. Подняться. Взять.

«Оцепите место преступления! — рявкает Хокинс, и ранний утренний холодок кусает ему щеки. — Где же криминалисты? Не смейте приближаться к телу, пока не сделаем фотографии и слепки с отпечатков обуви!»

Смыть.

Время замерло между шестью и семью часами. Судебно-медицинский эксперт в белом пластиковом костюме уже наверняка приехал на место преступления. Что он сделает в первую очередь? Измерит температуру тела? Пощупает мышцы на предмет окоченения? Надавит большим пальцем на кожу спины, чтобы увидеть, меняет ли та цвет? Теплый, жесткий, бледный; Пиппа повторяла это как мантру.

Теплый. Жесткий. Бледный.

Наверное, сейчас тело осматривают. Делают снимки. Хокинс наблюдает со стороны. Все это происходит совсем рядом, в пятнадцати километрах отсюда, с человеком, который изначально затеял эту порочную игру и взялся решать, останется Пиппа в живых или нет.

Спуститься. Смыть.

Интересно, убитого уже опознали? Инспектор Хокинс был с ним знаком: они приятельствовали и, возможно, даже дружили. Он хорошо знает его в лицо. Когда он сообщит жене Джейсона? Когда позвонит Бекке?

Пальцы Пиппы заскребли по прозрачному пластиковому пакету, лежащему на ковре. Почти все, осталось четыре кусочка. Один, кажется, от бывших легинсов, два — от латексных перчаток и еще один — от толстовки.

Пиппа выпрямилась, вздохнула и нажала кнопку смыва, наблюдая за тем, как самый последний водоворот уносит прочь остатки улик.

Все исчезло.

Будто никогда и не было.

Пиппа разделась и приняла душ. На коже не осталось следов, но она все равно казалась грязной и замаранной. Черную толстовку и легинсы Пиппа бросила в корзину для стирки; на них не должно быть ничего компрометирующего, но все равно лучше постирать при высокой температуре.

Натянула на себя пижаму и завернулась в одеяло, заметно подрагивая.

Глаза закрывать нельзя. Веки неудержимо тянуло вниз, но все равно нельзя, потому что в любую минуту…

Из спальни родителей донеслась трель будильника. Нежное птичье пение показалось до ужаса противным: мать, как всегда, поставила звук на полную громкость. Наверное, так и должен звучать конец света, когда стая безголовых голубей бросается в окно.

7:45, несусветная рань для воскресенья. Однако родители Пиппы пообещали отвезти Джоша в «Леголенд».

Пиппа в «Леголенд» не поедет.

Не может, потому что ее всю ночь рвало и она сидела на унитазе. То так, то эдак желудок сводило судорогой. Поэтому она и спускала сто раз воду. Поэтому и поставила в спальню ведро. Поэтому оно пахнет отбеливателем — она пыталась убрать запах рвоты.

Из коридора донеслись голоса: мать разбудила Джоша, и тот взволнованно заверещал, вспомнив причину. Слышались и другие звуки: вот отчим встал с кровати и шумно вздохнул, потягиваясь.

Вот поскреблись пальцами в дверь Пиппы.

— Открыто, — скрипуче пробурчала Пиппа.

Ей даже не пришлось притворяться. Может, она и впрямь больна? Причем болеет уже давно, задолго до того, как все началось?

Мать заглянула и тут же сморщила нос.

— Как сильно пахнет хлоркой… — в замешательстве сказала она и уставилась на ведро, стоявшее возле кровати. — О нет, дорогая, тебе нездоровится? Джош говорит, всю ночь слышал, как в туалете спускают воду.