Пиппа открыла глаза: нет, ей не почудилось. Пять маленьких фигурок были на месте. Надо спросить у матери, может, она знает, откуда они взялись? Вдруг это не безголовые человечки, а что-нибудь совершенно безобидное, просто ее воспаленное сознание видит во всем дурные знаки?

Она выпрямилась. Ступни болели, левую лодыжку заметно тянуло. По очереди тряхнув ногами, Пиппа направилась к дому, однако успела сделать всего два шага.

Сердце подскочило, стукнувшись о ребра.

Чуть дальше на дорожке лежал серый комок. Прямо возле дверей. Еще один мертвый голубь.

Пиппа медленно приблизилась, ступая осторожно и бесшумно, как будто опасалась, что птица услышит ее и очнется. Пальцы затряслись. Она встала над голубем, ожидая увидеть свое отражение в стеклянных мертвых глазах. Но его не было. Потому что глаз не было вообще.

Голубь оказался обезглавлен.

Вместо шеи – ровный обрубок, почти без крови.

Пиппа уставилась на птицу. Посмотрела на дом и снова перевела взгляд на дохлого голубя. Вспомнила прошлый понедельник. Вот она выходит из дома и замирает, увидев мертвую птицу; смотрит ей в глаза и думает про Стэнли.

Голубь лежал именно здесь, на этом самом месте. Вторая дохлая птица за неделю. А рядом появились странные безголовые человечки. Это же не просто совпадение? Пиппа и в лучшие времена в них не верила.

– Мама! – крикнула она, толкая входную дверь. – Мама!

Голос, словно в насмешку, эхом разнесся по коридору.

– Привет, милая, – отозвалась мать, выглядывая из кухни с ножом в руках. – Я не плачу, честное слово, это проклятый лук.

– Мама, там на дорожке мертвый голубь, – вполголоса сообщила Пиппа.

– Опять? – У матери вытянулось лицо. – И, конечно же, твоего папы нет дома, поэтому убирать придется мне. – Она вздохнула. – Ладно, сейчас доделаю рагу и выкину.

– Н-нет, – пробормотала Пиппа. – Ты не понимаешь. Дохлый голубь лежит на том самом месте, что и в прошлый раз. Как будто кто-то нарочно его положил.

Прозвучало до крайности нелепо.

– Ой, не выдумывай, – отмахнулась мать. – Соседские кошки шалят.

– Кошки? – Пиппа покачала головой. – На том же самом месте?..

– Наверное, облюбовали. Уильямсы завели большого черного кота, я пару раз замечала его у нас в саду. Будет теперь гадить на нашей территории…

Она выразительно взмахнула ножом.

– Он без головы.

– Кто?

– Голубь.

Мать поджала губы.

– Ну что я могу сказать? Кошки – те еще злобные твари. Помнишь кота, который был у нас до Барни? Когда ты была маленькой?

– Сокса? – уточнила Пиппа.

– Ага, Сокс. Прирожденный убийца. Почти каждый день таскал в дом дохлятину. Мышей, птиц. Иногда даже здоровенных кроликов. Отгрызал им головы и оставлял на самом видном месте. Приходишь домой – а тут как в фильме ужасов.

– О чем это вы разговариваете? – крикнул сверху Джош.

– Ни о чем! – отозвалась мать. – Не лезь не в свои дела!

Пиппа вздохнула.

– Давай ты выйдешь и посмотришь?

– Пиппа, я готовлю ужин.

– Две секунды. – Она умоляюще склонила голову. – Пожалуйста.

– Ну ладно. – Мать сдалась и отложила нож. – Только тихо. Не хватало еще, чтобы мистер Проныра услышал и решил посмотреть.

– Что за мистер Проныра? – донесся им вслед голос Джоша.

– Господи, я куплю этому мальчишке затычки для ушей, – прошептала мать, когда они вышли на крыльцо. – Ну да, вижу. Дохлый голубь, как я и думала. Спасибо, что показала.

– Это еще не все. – Пиппа схватила мать за руку и потянула за собой. – Гляди, рисунки. Они были здесь пару дней назад, только ближе к тротуару. Дождем их смыло, а они появились вновь, уже в другом месте. Причем, когда я выходила на пробежку, их не было.

Мать наклонилась, упираясь руками в колени. Прищурилась.

– Ты же видишь, правда? – спросила Пиппа.

В животе заворочалось нехорошее предчувствие.

– Вроде вижу, – ответила мать, еще сильнее щуря глаза. – Какие-то тонкие кривые линии.

– Да-да, именно, – с облегчением выдохнула Пиппа. – На что, по-твоему, они похожи?

Мать подошла ближе и наклонила голову, присматриваясь к ним под другим углом.

– На следы от шин, наверное. Я сегодня утром ездила на стройку, вполне могла испачкать колеса в побелке.

– Нет, смотри внимательнее, – с раздражением произнесла Пиппа. Она и сама прищурилась: неужели действительно отпечатки шин?

– Не знаю. Может, пыль скопилась в трещинах.

– В каких еще трещинах?

– В трещинах на асфальте.

Мать склонилась над дорожкой и сильно дунула. Одна из крошечных фигурок растаяла.

Пиппа не унималась:

– Ты что, не видишь человечков? Пять штук. Ну, теперь осталось четыре. Как будто их нарочно нарисовали.

Мать выпрямилась и провела ладонями по юбке, чтобы разгладить складки.

– По-моему, они не похожи на человечков, – сказала она. – У них нет…

– Головы? – подхватила Пиппа. – Вот именно.

– Ох, Пиппа… – Мать с тревогой уставилась на нее, снова изгибая бровь. – Ну какие человечки? Я уверена, что это следы от шин. Может, почтальон заезжал… – Она опять посмотрела на асфальт. – А если их и нарисовали, то однозначно дети Ярдли. Средний у них, кажется, немного того.

Она выразительно покрутила пальцем у виска.

В словах матери имелась логика. Конечно, голубя убила кошка, а на асфальте – следы от шин или безобидные детские рисунки. С чего Пиппа решила, что голубь и рисунки связаны? Стыдно, что она думает о всяких глупостях! И еще более стыдно – что решила, будто эти знаки оставили нарочно для нее. С какой стати? «Ты боишься всего на свете», – прозвенел тонкий голосок в ее сознании. Она вечно на взводе, ищет опасность за каждым углом, слышит выстрелы в любом звуке, боится ночи и старается лишний раз не глядеть на руки. Совсем чокнутая.

– Все нормально, милая? – Мама, позабыв про рисунки, внимательно посмотрела на Пиппу. – Ты хорошо спала ночью?

Не сомкнула глаз.

– Да, нормально, – ответила Пиппа.

– Что-то ты совсем бледная. – Бровь обеспокоенно поползла еще выше.

– Я всегда такая.

– И как будто похудела…

– Мама!

– Ладно, ладно. – Мать взяла Пиппу под руку и повела к дому. – Сейчас доделаю ужин и приготовлю на десерт тирамису. Твой любимый.

– Сегодня же вторник.

– И что? Моя дочка скоро уедет в университет, не грех побаловать ее напоследок.

– Спасибо.

– Голубя я выкину, не переживай, – сказала мать, закрывая за ними входную дверь.

– Я вовсе не из-за голубя переживаю, – вполголоса проговорила Пиппа, хотя мать уже ушла на кухню. Было слышно, как она возится, ругая дурацкий лук. – Совсем не из-за голубя, – повторила она тихонько самой себе.

Пиппа переживала из-за человека, который мог его оставить. А еще – из-за того, что допускала эту мысль.

На верхней ступеньке лестницы сидел Джош, подперев рукой голову.

– Что за голубь? – спросил он, когда Пиппа потрепала его по макушке, проходя мимо.

– Сам знаешь. Наверное, стоит давать их тебе почаще. – Она указала на наушники, до сих пор висевшие у нее на шее. – Приклей их к голове, что ли…

Пиппа вошла в комнату, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней изнутри. Расстегнула на руке держатель для телефона и бросила на пол. Принялась снимать топ, но ткань прилипла к разгоряченной коже и запуталась в наушниках. Вещи снялись вместе и неопрятной горкой легли на ковер. Ей определенно надо в душ. И… Пиппа взглянула на второй ящик стола. Может, принять полдозы: успокоить нервы и успокоить бешено колотящееся сердце, убрать с рук кровь и выкинуть из головы лишние мысли? Мать подозревает неладное, надо вести себя за ужином естественно. Стать собою прежней.

Кошки и следы от шин… Вполне логично. Почему же на душе так скверно? Почему она везде ищет подвох и ждет неприятностей?

Пиппа протяжно выдохнула. Нужно срочно начинать новое расследование. Спасти Джейн Доу и заодно себя. Вот и все, что требуется. Придерживаться плана.