Глаза у него резко стали серьёзными, лицо напряглось.

— Убили их. Болт. Знаешь такого?

— Да. Продолжай.

— Он Рыжего подстрелил, Каштана кусач убил. Рыжий ранен был, взорвал себя вместе с этим кусачем. Вот весь сказ.

— А Болт сцука, ушёл, значит⁈ Вот мразь муравская!

— Нет, не ушёл. Его тоже сожрали тогда.

— Погодь паря, а ты как выжил?

— В квартире своей был в тот момент.

— И ни хрена им не помог?

— Не успел. Всё быстро очень случилось. Я в Светлый еду. Ментату об этом рассказать надо и дела за ребят кое-какие доделать. Обещал.

— К ментату — это хорошо. Хорошо, что сам, а то я, уж было, недоброе о тебе подумал. Ты прости, паря, но такой расклад…да и не чужие они мне.

Арман задумался. Сидел мрачный и хмурый, выкручивая мочку уха. Наверное, раньше там была серьга. Привычка осталась…

— Ты к Седому пойди. Он один из главных командиров нашего стаба.

— К нему и еду. Ребята про него рассказывали. Правда, что он стариком сюда попал и помолодел?

Хотел услышать подтверждение ещё одной книжной информации.

— Ну, вроде, так говорят. Он же один из основателей, а нашему стабу уже сто лет в обед. Лет семьдесят точно. Вот и сам посуди, сколько он тут варится. Серьёзный мужик. Значит, ты в наш стаб пробираешься. Это хорошо, а то я думал: довезёшь, покуда по пути, а потом сам потопаю. А так веселей да удобнее, когда в паре. Давай тогда в деревеньку одну заедем, недалеко тут. Друга мне похоронить надо. Там скоро перезагрузка должна произойти…

Лео мы похоронили под большим дубом, на пригорке. Красивое место, а сейчас ещё и практически безопасное. Деревенька маленькая внизу пригорка, как на ладони, да и перезагрузка скоро. Всех в ней давно съели и ушли в другие места кормиться.

Интересно, куда израсходованный кластер девается, в утиль? Но, по крайней мере, этот дуб тут всегда стоять будет. Теперь он не просто дуб, теперь он — напоминание о хорошем человеке Леонардо, который фанател от черепашек ниндзя. Ему, кстати, такая идея с дубом очень понравилась. Сам спрашивал. Молодой, лет шестнадцати, улыбчивый блондин с карими глазами и широкими скулами, сидел вместе с нами на траве, недалеко от собственной могилы. Я его не знал при жизни, и, когда закапывали пакет с костями, очень захотелось увидеть, каким он был.

Для Армана он был не просто другом. Это его крестник. Нашёл он парнишку ещё совсем пацаном. Оставить в приюте не смог, так и таскал повсюду с собой. Парень сидел рядом с крестным и увлечённо обо всем мне рассказывал. Арман сидел молча, не сводя глаз с могилы. Видно, думки его одолевают очень нехорошие.

Я боролся с желанием рассказать о присутствии Лео, о своём даре и устроить им переговоры, но почему-то сомневался в правильности своего поступка. В итоге, совесть задавила разум массой своей. Язык вдруг развязался:

— Не грузись, Арман. С Лео все хорошо.

Это, что называется ляпнул, не подумав. В следующие три секунды мне показалось, что это последние мои слова в этой жизни.

Повернувшись всем корпусом, Арман наградил меня таким злобным взглядом, что я почувствовал себя уже мёртвым, а руки его, сжатые в кулаки, задымились и запылали внутри, пропуская сквозь пальцы оранжево-красные язычки пламени.

— Это дар у меня такой. — Поспешил я объяснить, пока ещё не изжарился совсем в злобном пламени, натуральном.

— Объясни! — буквально прорычал он мне в лицо.

— Дар Стикса, Арман. Я души некоторых умерших реально вижу, вот как тебя сейчас. Парня зовут Леонардо, ты его так назвал, потому что он повсюду таскал с собой комиксы про черепашек и постоянно просил тебя о новых выпусках. Изначально ты его назвал Мелкий, а потом вот переименовал…

По ходу моего монолога лицо Армана расслаблялось, глаза сменили злость на печаль. Огонь в кулаках погас. Щека задёрнулась, и потекли скупые мужские слезы.

— Всё, верю! Верю! Заткнись, пожалуйста!

Руки у него задрожали и зашарили по карманам разгрузки. Нашли сигареты. Потом мы сидели молча, курили. Все трое.

— Он здесь? — Спросил мой попутчик, всё так же глядя на могилу Лео.

— Да.

Я посмотрел на улыбающегося паренька. Арман заметил мой взгляд и повернулся, вглядываясь в пустоту. Он смотрел прямо сквозь Лео, но ничего не замечал.

— Тут? — Провёл ладонью по воздуху сверху вниз.

— Почти. Здесь вот. — Я поправил его руку своей.

— Вот его плечо. Ты говори, что хотел сказать. Он прекрасно тебя слышит и видит. И кстати, он переживает по поводу того, что ты так убиваешься из-за его гибели. Он сказал, что не собирается уходить в свет без тебя. И пока ты будешь жить, он будет с тобой, как ангел хранитель. Он сидит и хохочет. Сказал, что ты от него так легко не избавишься, и новый журнал всё равно за тобой.

Я улыбнулся.

Беседовали мы долго, через полчаса даже шутили, смеялись. Поели, собрались и продолжили путь, не прекращая беседу. Настроение у нас было приподнятым.

Обеденное солнце палило нещадно. Хорошо, что в машине климат контроль, иначе бы точно расплавились, аки сыр на сковороде. Арман сказал, что это специфика этого кластера. Оказывается, у каждого кластера своя погода и своё время года. Только зимние в этой части Улья встречаются крайне редко, чаще — начало осени или конец весны. Иногда вот такие, летние. И только один зимний прилетает, но до него пилить и пилить. Хотя, есть истосковавшиеся по сугробам «туристы», прутся за ностальгией, несмотря на частые бури и смерчи в том районе из-за температурного конфликта. Да и Улей гонит в дорогу, не даёт он иммунному на одном месте долго сидеть.

Лео ушёл в своё измерение. Тут им почему-то тяжко, и длительное пребывание приносит неудобства.

Дальнейшую беседу мы уже продолжили вдвоём. Арман рассказал мне о своей семье, о том, как он раньше жил, что окончил техникум, но ни одного дня не проработал по специальности. Машины-то он чинил, но только бесплатно. Свою, друзьям, родне. А работал он на рынке. У родителей был свой магазин одежды. В нём, можно сказать, он и вырос. Потом просвещал меня об особенностях Стикса, о сектантах, мурах, внешниках и о Чёрных зонах. Рассказывал, какие бывают дары и какие случались казусы с людьми по неопытности в их использовании.

Арман показался мне очень общительным, весёлым и открытым человеком. Надеюсь, так оно и есть, потому что я сам не заметил, как стал считать его своим другом. Это не характерное поведение для меня… Всех друзей за всю мою жизнь можно пересчитать по пальцам. Так, за разговорами, мы доехали до какого-то населённого пункта, типа посёлка.

— По идеи, сейчас тут не должно никого остаться. Перезагрузка была три месяца назад, — сказал Арман.

— Это успокаивает, надеюсь, так и есть. Хочется поскорее добраться до спокойного города. Далеко ещё нам пилить?

— Нет, не очень. Завтра к обеду будем на месте.

Мы катили по пустынным улицам молча. Пустые окна таращились своими чёрными, квадратными глазницами. Виднелись следы пожаров. Обглоданные кости валялись повсюду. Маленькая, вертлявая птичка прыгала на человеческом черепе, потрясывая длинным хвостом. Брошенные пыльные машины, покорёженные и не очень, с бурыми пятнами крови в салонах. Некоторые, с детскими креслами, коробили душу. Я даже не хотел представлять, что тут творилось, но куда не отвернись, картина одна и та же — СМЕРТЬ.

Проскочили это кладбище, действительно, быстро, не встретив ни одного мертвяка, даже ползающего. Матерые мутанты покидают обеденный стол в числе первых, подъев большинство необратившихся людей. Редко когда кто-то задерживается. Пировать остаются более слабые, топтуны и кусачи. Вот они уже могут и медляков подъесть с голодухи, но тоже стараются идти к новой перезагрузке. Тухлятину и им жрать не охота. Последними остаются пустыши. Они делятся на три категории: это пустыш свежий, новообращённый; пустыш пожравший и начавший мутацию в бегуна; а третий пустыш — это долго не пожравший и деградирующий в ползуна. Вот ползунов потом и подъедают те, кто хоть чуточку сильнее, и бредут искать новую еду, если их самих не съедят, конечно. Естественный отбор, так сказать, природы, етио мать.