— Добрый день, — сказал я, немного придя в себя от его взгляда и от первого, далеко не приятного впечатления.

Смотрел как-то старый фильм, про КГБ, так вот, ощущение, будто на приём к такому кегебисту я и попал.

— Здравствуй, Док, заходи, присаживайся. Ты хотел поговорить со мной… Чаю или чего покрепче?

— Чай.

Седой подошёл к шкафу, открыл двери. На полке стояло всё для чая, для покрепче, чем закусить и само «покрепче» в виде какого-то коньяка.

— Ну, что, рассказывай, что там у тебя стряслось и куда делись мои ребята?

Мы беседовали часа четыре, по моим ощущениям.

Первое моё негативное впечатление об этом человеке оказалось не совсем верным. Да, он очень опасен и это чувствуется за версту, но он не садист, не моральный урод. Внутренней гнили в нём я тоже не почувствовал.

Я рассказал абсолютно всё, от моего сдвига на тему большого Писца и до входа в эти двери.

Книги его очень заинтересовали и мой дар тоже. Оказывается, этот дар является, практически, безграничным источником информации о чем угодно, а книги — это вообще тема отдельного разговора.

Мне тут же было предложено молчать об этом, и место в секретной службе вместе с гражданством и очень приличной зарплатой, плюс бонусы от проделанных в рейдах операций. Но, пока что я отказался от должности, хотя, сотрудничать при надобности согласился. Я объяснил, что просто не мог себя связать какими-либо обязанностями и ответственностью, пока не привезу домой Василису. Но по окончании своих дел обязательно приму это предложение.

Хм… домой… а я действительно уже считаю это место своим домом. Гражданство мне, всё равно, дали и процент отстёгивать за помощь обещали, честно предупредив, что берут меня «на карандаш», потому что с носителем такого дара надо либо дружить, либо убить. Я это и сам отлично понимал. С наследством близняшек Седой порешал тут же, сделав пару звонков. Синюю, ламинированную карточку на шнурке, указывающую, что я — гражданин стаба «Светлый», мне вручили буквально через час после того, как забрали написанные бумаги.

Когда я спросил, с каких это благ мне гражданство, если я пока не работаю на стаб, Седой ответил, что только последний идиот не попытается присвоить такой источник информации.

— Если бы у тебя не было жилья, Док, — продолжал он, — то я бы тебе и дом дал, и даже сам бы его обставил. Кстати, карта у тебя синяя, а это говорит о том, что ты имеешь право хранить огнестрел любого калибра и в любом количестве у себя дома, право передвигаться по Стабу на машине без ограничений.

Я в изумлении поднял брови.

— Ого, вот так всё и сразу? А, если я — псих какой-нибудь?

— Тогда я зря занимаю свой пост, — улыбнулся Седой.

— Так ты на скреббера идти собрался? — Продолжил он, пригубив чашку с чаем.

— Ну, да.

— Ты хоть представляешь, что это и куда ты сунешься?

— Приблизительно и теоретически. Но я же не завтра побегу его убивать сломя голову. Ясное дело, сначала потренируюсь немного, опыта наберусь, разузнаю всё. Надеюсь, за это время ещё дар какой-то проклюнется и, надеюсь, это будет боевой. Ну, а — нет, так что-нибудь придумаю, у меня ещё три месяца в запасе до следующей перезагрузки.

Седой меня слушал с лицом доктора в психлечебнице, но к концу моего монолога, всё же, не выдержал и заржал:

— Конечно, аж целых три месяца, — повторил он, сквозь смех и слезы.

— Знаешь, Док, вот хороший ты мужик, но только действительно, с головой у тебя непорядок. Ты такое больше никому не говори, ладно? Не зарабатывай себе славу блаженного, тебе ведь ещё в секретке работать. Давай лучше по пятьдесят конины, пока я со смеху не сдох! А с твоим скреббером мы что-нибудь придумаем. Лады?

Конина была хорошей, и зайду наперед месяца на три: сдружились мы с этим человеком очень даже крепко. Так вот…

Первое, что во мне проснулось, это был слух. Я услышал жужжание какого-то крупного насекомого.

Потом я почувствовал во рту ириски с чудовищно гадким вкусом и сушня-я-як! Чудовищный такой сушняк. Во рту кошки нагадили, язык к нёбу прилип, обоняние уловило запах перегара, и меня затошнило. Глаза разлепил с великим трудом, постепенно, свет был крайне неприятен. Как ни странно, но голова не болела.

Сфокусировал зрение — деревянный потолок.

Лежу на чём-то мягком, кажется, это диван. Нащупав на поясе флягу, выдохнул с облегчением:

— Живу… — и, чуть приподнявшись на локте, принялся поглощать спасительную жидкость.

Вставать боялся по той причине, что не знал, в какую сторону бежать, а блевать на неизвестно чьём полу крайне неприлично. Но мочевой пузырь, всё-таки, заставил подняться.

Сижу, гляжу по сторонам.

Рядом журнальный столик очень странного вида: перевёрнутый пень, залитый прозрачным голубым материалом, типа стекла, или смолы, раскинутым корневищем держал прозрачную столешницу, из такого же материала, впившись в неё корнями. На столешнице лежала газета, по которой ползала огромная чёрная муха.

Угловой диван немалых размеров, на котором я спал, стоял посередине комнаты. Сама же комната не превышала девяти метров в длину. Стены и пол тоже из дерева. Деревянная лестница с резными перилами. Ковёр. Ого, какой огромный ворс!

Посмотрел на свои ноги.

Босой, ноги по щиколотку в ковре. Вот это кайф!

Подняв глаза, нашёл дверь прямо по курсу, кажись, входная. Не то.

Покрутил ещё головой по сторонам. Ага, кажется, вот она, заветная дверь в столь желанный отсек с ″ватерклозетом″.

Пол шатается немного, земля чуть проваливается под ногами, забыл, это же ковёр, блин. Зашёл в дверной проем под лестницей.

— Бинго!

И душ! И туалет! И кран с водой! Какая прелесть!

Минут через двадцать вышел посвежевшим и почти человеком.

А где, интересно, мои вещи? И где я сам?

— Аа-у-у⁈ Есть кто дома⁈ Лю-ю-ди-и⁈

А в ответ тишина, и только муха со своим бесконечным: — Бззззззз!

Оглядел комнату ещё раз, уже более осмысленным взглядом.

Ага, а вот и кухня. Слева — ещё одна дверь. Куда?

Открыл — темно, протянул руку, пошарил с той стороны по стене, включил свет.

— Опана!

Это оказался гараж, а в нем — моя машина с открытой водительской дверью нараспашку.

— Интересно девки пляшут… все хором и невпопад…

Ворота закрыты, как открыть — не знаю. Где ключи?

— Черт с ними.

Полез в машину искать фляжку с живчиком.

Нашёл.

Отхлебнул пару глотков, снял с пояса пустую, бросил на сидение и побрёл обратно на кухню.

Вышел к, вроде как, входным дверям. Оказалось, они не совсем входные. Я попал в небольшой коридор вроде тамбура с вешалкой, на которой висело две куртки. На полу — тумба с полками под обувь.

Подёргал ручку входной двери — закрыто.

— И что делать-то?

Сунул руку в карман куртки, бездумно, на автомате.

— Опа! Ключи!

Покрутил, повертел связку из трёх ключей, да и сунул первый попавшийся в скважину.

Угадал. Дверь открылась.

Стою на ступеньках резного деревянного крыльца. Дорожка выложена плиткой под камень, упирается в синюю калитку, по бокам дорожки — клумбы с цветами и разными дизайнерскими фигурами.

— Красота да и только. Ну, и где это я?

Вышел за калитку.

У забора — тоже клумба, выложенная по периметру разноцветными булыжниками, с хороший такой арбуз величиной.

Приподнял синий булыжник.

— Понятно.

В земле вкопана маленькая, пластиковая коробочка, как раз для ключей. Я сразу подумал о Рыжем и Каштане.

— Ну, не прошло и года, ешкин кот! Мы тут уже с Рыжим спор забили: допрёт до тебя или нет.

— И кто выиграл?

— Рыжий, падлюга! — Каштан рассмеялся.

— И где эту падлюгу носит? — Огляделся я по сторонам и не обнаружил второго призрака.

— Там. — Каштан указал на дом, — пойдём. Хрена встал, или обратно тебя тащить?

— В смысле? — Не понял я.

— В прямом. Или ты думал, что ты сам такой в дрова весь: и машину пригнал, и двери открыл, и даже закрыл всё, после — заботливо положив ключи в карман, а своё тело — на диван?