— Ты понимаешь, что человек не примет тебя на равных, пока ты не станешь Высшим? — сказал Умник, оторвавшись от вкусной кости. — Даже Док принимает меня как Младшего, хотя сам младший. Я это понимаю и принимаю. А вы это примите⁈
— Да, Старший, — уркнул Микроб и покосился на Моню, — я… мы думали об этом.
— Да, Старший, — шустро ответил Борзя. — Микроб говорил, что младший человек всё равно умнее старшего мутанта. Я думаю, он прав. Он умный, почти как ты, Старший. — И с плотоядным интересом посмотрел на недоеденную Умником кость коровы. Слюна предательски капнула на выставленную вперёд лапу.
— Принимаю, Старший, — ответил Разбой, кивнув широкой лобастой головой, как бы нечаянно пихнул Борзю задом, чтобы тот отвлёкся и перестал пялится на еду вожака.
Моня ответил самым последним:
— Да, Старший и я согласен быть младшим у младшего… пока не стану Высшим.
Умник посмотрел на Моню, прищурив один глаз. Чего-то подобного он, в принципе, и ожидал, ну не мог его Моня согласиться на такое условие просто и без оговорок, не тот у него характер. Точно, еврей. Умник ухмыльнулся в душе, но виду не подал.
Моня опасливо выждал и, поняв, что вожак гневаться не намерен, всё же, решился продолжить:
— Когда я стану Высшим, то сам буду решать, к кому относиться как к Младшему, а кого почитать за Старшего. Это моё условие и, если ты не согласен, то я готов принять смерть, но не выгоняй из стаи. Убей сейчас.
Умник резко поднялся и в одно мгновение оказался нос к носу с Моней. Уперевшись своей здоровенной налобной пластиной в его макушку он тихо, но угрожающе прорычал:
— А кто тебе дал право решать, когда и как мне поступать со своими Младшими? Когда Я решу, что ты достоин смерти, тогда и убью. Не тебе решать, кого почитать за Старшего, пока ты младший подо мной. Ты намерен в будущем вызвать меня на бой и стать во главе стаи, если уходить из неё не хочешь, а предпочитаешь смерть одиночеству?
Вылив свою гневную тираду на несчастного подопечного, Умник выдохнул. Так долго, без перерыва, он ещё никогда не разговаривал. Он любил, когда говорил Док, он любил, когда говорил Леший, и всё больше слушал и вникал, а потом, долгими ночами лёжа под звёздным небом, обдумывал услышанное.
Умник продолжал давить его головой к земле, а Моня, оправдываясь, пытался посмотреть в глаза вожака, выворачивая свою голову под немыслимым углом, но сопротивляться напору не мог:
— Нет, Старший, я не намерен биться с тобой ни сейчас, ни потом, и одиночества я не боюсь, — ответил Моня, вполне ровно урча, хотя, страхом от него разило уже довольно ощутимо.
— Тогда зачем говоришь о смерти?
— Я не желаю умереть… — Моня виновато опустил голову ещё ниже. — Я просто хотел…
— Ты просто посмел подумать, что хитрее меня, — перебил его Умник и наступил задней лапой на коровью кость так, что та, громко хрустнув, разломилась.
«Надеюсь, не у меня,» — промелькнула мысль в голове у Мони при звуке ломающейся кости, и несмотря на весь свой испуг, он нашёл в себе силы тайком пошевелить пальцами лап, проверяя, цел ли позвоночник.
— Иди и подумай ещё немного. Потом скажешь мне, что надумал. — Прорычал Умник напоследок и отошёл в сторону, а Моня обнаружил, что лежит кверху лапами и задняя мелко трясётся.
— Многое еще впереди, — тяжело вздохнул Умник, размышляя, — намного больше, чем пережито и понято. Что может дать этот союз? Силу? Так стая и без союза сильна: одинока, но сильна. Разум и знания, вот для чего Умнику нужен этот союз. Еще глупым мелким зверьком он понял, что разум можно увеличить, а знания приумножить; и то и другое можно получить от людей, те охотно делятся с ними тем, что знают сами. Понимают ли они, что дают его стае силу во много раз более грозную, чем клыки и мускулы? Наверное, да, понимают. И все-таки делятся… Люди-такие умные, такие страшные со всеми этими штуками, способными убивать больших мутантов, и такие слабые…
Умник посмотрел на своих собратьев, и то, что он увидел, а скорее прочел в их глазах, ему понравилось. Он и только он был той высшей силой, которая способна сплотить эти существа в единое целое. Не разум, подаренный им всем щедрой Вселенной, а он. Его существование, само по себе…
Мир, вернее, та часть, где они обитали теперь, отходил ко сну. Солнечный диск уже коснулся нижним своим краем горизонта, окрасив его в багряный тон. Тени вытянулись в струну и замерли, покорно ожидая своей кончины, ибо свет, даривший им недолгую жизнь с каждым мгновением исходил на нет, невольно заканчивая чужие призрачные жизни вместе со своей.
Умник вдруг осознал, что вся его стая — это такие же тени, и живы они только потому, что жив в этом мире разум, как таковой, в чистом виде. Нечто эфемерное, то, чего не укусить и не потрогать, но в то же время фундаментальное, как сама земля. И чтобы не иссякнуть, не истощиться вконец, необходимо двигаться за светом, в их случае — за новыми знаниями. Знания — сила, сила — жизнь. Самая простая и самая верная формула.
Как там говорили люди? Что-то про то, что надо «пускать корни», «садиться на землю»… И если раньше, еще совсем недавно эти случайные и непонятные на тот момент для него слова не имели никакого смысла, то теперь они, вдруг, наполнились этим самым смыслом в полной мере, и даже больше. Пустить корни — это значить оставаться там, где сила твоя множится, где существование твое обретает смысл. У людей это семьи, дома… У Умника это место, где можно учиться, становиться сильнее. И не только ему одному, а им всем. Всей стае. Нет, не так — всему его… нужного слова Умник пока не знал, но был уверен, что узнает.
Еще очень многое предстояло узнать ему и его " семье". Он точно знал, что будет трудно, много труднее, чем раньше, в самом начале, когда он просто впитывал в себя неизведанное, чужие знания. То были жалкие крупицы, оброненные крохи, которые он с прилежанием голодного воробышка подбирал и проглатывал, часто не «пережёвывая». Теперь все будет иначе: вдумчиво, с расстановкой.
Теперь начинается их время.
Вторая книга выйдет под названием «Охота на скреббера».