Последний матч в том сезоне, по итогам которого немцы выбрали меня, был 18 декабря. До этой даты Лилю не трогали. Ну вдруг бы все-таки Довлатова выбрали, зачем же просто так избивать человека. Но немцы выбрали меня и сообщили об этом сразу после матча. По словам Шмули, Феликс вышел на него 19 декабря и заказал избиение Лили. Дал ее домашний адрес и фотографии с футбольных матчей.

Отморозки дежурили в машине возле нашего подъезда, начиная с 20 декабря, рассказал мне Шмуля. Но из-за разрыва со мной Лиля совсем не выходила из дома. Феликс постоянно звонил Шмуле и спрашивал, как дела, подгонял, приказывал выполнить работу, как можно быстрее. Но Шмуля мог только развести руками, потому что «цель» не выходит из подъезда. А в начале января Феликс перестал звонить. Потому что произошло подписание контракта, состоялась моя продажа как футболиста, и избиение Лили уже не имело смысла. Вот только Феликс забыл дать Шмуле отбой, забыл сказать, что нападение отменяется. Или не забыл, а специально не сказал, не знаю.

Когда ближе к середине января Лиля впервые вышла из дома, отморозки, которые на тот момент поджидали ее уже три недели, выполнили задание. Шмуля позвонил Феликсу и сказал, что работа исполнена, а в ответ услышал, что уже поздно и не надо. У них получился скандал. Шмуля обвинил Феликса в том, что тот не дал отбой. Феликс обвинил Шмулю в том, что работа не была выполнена в срок. Шмуля требовал оставшуюся часть денег, а Феликс из принципа не хотел платить. В итоге Феликс заплатил Шмуле какую-то часть, но не всю. Поэтому Шмуля затаил на Феликса обиду и с лёгкостью сдал мне его со всеми потрохами.

Дальше было уголовное дело и попытки его замять. Шмуля этим не занимался. Оказывается, он своих шестёрок от тюрьмы не отмазывает. Они всегда действуют на свой страх и риск. Что его сдадут, Шмуля не переживает, потому что не общается с ними напрямую и не отдаёт напрямую приказы. У него для этого целая цепочка людей.

Замять уголовное дело пытался только Феликс, чтобы клуб не пострадал. Со связями и деньгами акционера это было не сложно. Феликс заплатил следствию, чтобы повесили все на фанаток. Тем более Лиля сама их подозревала, они писали ей анонимные смс, выкрикивали гадости во время матчей и так далее. Это было удобно.

Но тут вмешалась моя мама. Жадное до денег следствие не смогло отказаться от еще одной взятки. Таким образом повесить все на фанаток не удалось, а других подозреваемых не было. Пришлось на свой страх и риск закрывать уголовное дело. По словам Шмули, первое время все дергались и нервничали, но потом успокоились и забыли. Никто не думал, что через шесть лет я начну копать.

Если бы моя мама не подсуетилась или если бы следствие не взяло от нее деньги, то фанатка Юля сидела бы сейчас в тюрьме, и все мы были бы уверены, что она — заказчик. Никому бы не пришло в голову копать дальше. Даже мне. Но моя мама в попытке уберечь меня от допроса сделала так, что невиновная Юля не пострадала, а я смог докопаться до правды. Пускай спустя столько лет, но смог.

Вот только что теперь делать с это правдой? Как с ней жить?

— Весь рассказ Шмули записан у меня на диктофон, — подытоживаю Лиле. — Также я поеду с включённым диктофоном к Славе. Надеюсь, вытрясти из него признание, что московский клуб не хотел меня продавать. По словам Шмули, ни Феликс, ни тот следователь не знают, что я начал копать. Это известно только криминальной тусовке, потому что я ходил под видом клиента к Мамаю и засветился в «Базе». Нужно хорошо подумать, как их всех наказать, потому что с их связями в правоохранительных органах это сложно сделать.

За весь мой рассказ Лиля не проронила ни слова. Ее лицо непроницаемо, не могу прочитать по нему, о чем она думает.

— Я так и не поняла, как мое избиение остановило бы тебя от подписания контракта, — впервые подает голос. — Ну не подписал бы ты его в начале января, подписал бы потом. Трансферное окно длинное.

— У нас была назначена конкретная дата подписания контракта. Наверное, она могла бы перенестись на более поздний срок, если бы по личным обстоятельствам я не смог приехать в Мюнхен в нужный день. А может, немцам бы не понравилось, что я не пунктуален и не приехал. А может, Слава бы еще подсуетился и навязал им Довлатова. А может, я бы вообще не захотел уезжать от тебя.

— Это исключено, — горько хмыкает.

— У них не было шансов удержать меня, и они это понимали. Поэтому хватались за любую возможность, как утопающий за соломинку. Увидели такую возможность в том, чтобы жестоко избить близкого и дорогого мне человека. Вдруг бы сработало, и я б не уехал? А не сработало бы, ну и ладно. Всегда можно дать взятку и замять уголовное дело.

— Я думаю, они все просто не знали, что на самом деле я ничего для тебя не значу. И хоть избили меня, хоть не избили, ты бы все равно уехал. Причём, я уверена, ты был бы в Мюнхене как штык в нужный день. Несмотря на то, что я едва живая лежала в больнице.

Не обращаю внимания на Лилин едкий сарказм. Она имеет на него полное право.

Лиля просто стала разменной монетой в большой игре. Ничего личного, только бизнес. Жестокий и беспощадный, как игра на футбольном поле, когда тебя безжалостно мочат по ногам, мечтая, чтобы ты их вообще лишился. Абсолютно всем футболистам известно, что мое слабое уязвимое место — это левое колено. Поэтому на каждом матче все соперники бьют меня буцами с шипами именно в левое колено. Чтобы я не просто упал на траву и не смог доиграть матч, а чтобы вообще ушел из футбола из-за сильной травмы.

Я привык к этому. Это мой мир, это моя жизнь. Я не видел ничего другого. Я не видел ничего, кроме бесконечного соперничества. Не только с противниками по полю, но и с товарищами по команде. Уровень зависти и взаимной неприязни в раздевалках зашкаливает. Взять хоть того же Довлатова. Он ненавидит меня лютой ненавистью. Но на Чемпионате мира мы будем играть в одной команде за нашу страну.

Однажды Лиля сравнила футбол с крысятником. Так и есть. Настоящий крысятник, где все готовы перегрызть друг другу глотки за место под солнцем. А теперь, оказывается, не только друг другу, но и людям, не связанным с футболом.

— Нам нужно идти не в правоохранительные органы, а выше, — Лиля прерывает мои философские рассуждения.

— Это куда?

— В спецслужбы.

Интересное предложение. Резонное.

— Ты знаешь, как туда пойти?

Лиля вздыхает.

— Опять придется просить Диму Соболева.

— А как он связан со спецслужбами?

— Соня сказала мне по секрету, что он работает на них хакером. Возможно, он сможет помочь с тем, чтобы передать все диктофонные записи нужным людям.

Ничего не понимаю.

— Что Соболев хакер, я знаю. Но как его взяли в спецслужбы, если у него брат с судимостями?

— Я задавала Соне тот же вопрос. Во-первых, Антон и Дима братья только по матери. Отцы у них разные и фамилии разные. Ну и когда кадр очень ценный, могут закрыть глаза на некоторые огрехи в биографии и среди родственников.

Понятно.

— Я боюсь, что и спецслужбы не помогут. У акционера клуба слишком большие связи.

— А мы придадим этому делу огласку.

— Каким образом?

— Моя газета напишет статью. Я сама лично ее напишу.

Никита

За шесть лет Слава почти не изменился. Ботокс работает. Меня всегда смешили попытки мужчин молодиться. Ну да ладно, личное дело каждого.

— Честно, совершенно не ожидал однажды получить от тебя звонок, — Слава хлопает меня по плечу. — Знаешь, я горжусь тобой. Мне приятно, что я был твоим агентом и положил начало твоей блестящей карьеры.

Ну да, ну да. Если бы не Слава, то я бы ничего в этой жизни не добился. Куда уж мне без него.

— Я, собственно, об этом и хотел поговорить, — поудобнее устраиваюсь на стуле в его кабинете. Шесть с половиной лет назад я встречался здесь с немцами. — Довлатов мне недавно сказал, что ты активно впаривал немцам его, а не меня. Почему?