Пытаюсь переварить услышанную информацию. Какова вероятность, что Юля врет? Снова навожу на нее фонарик. Дышит надрывно, тяжело. Глаза огромные, полные страха.
— Я правду говорю! Это были не мы! Не я и не девочки! Наша вина лишь в том, что не рассказали полиции про усатого мужика!
— А почему не рассказали?
Молчит. Как будто смелости набирается.
— Мы радовались, что с ней это случилось, — произносит виновато.
Сука. Какая же сука. Реально похоронил бы заживо.
— И тогда в Мюнхене я поняла, что ты ничего не знаешь. И специально тебе не рассказала.
Усилием воли подавляю в себе ярость, чтобы не засыпать Юлю землей с головой. Руки трясутся, челюсть сжимается.
— А угрозы вы ей писали?
— Ну, может, пару раз.
— Как пару раз? Вы постоянно писали ей оскорбления и угрозы?
— Писали, что она страшная, похожа на лошадь и в таком духе. Это, в общем-то, чистая правда. Но что собираемся ее избить, такого не писали.
— Не избить. От вас были угрозы типа «смотри по сторонам, когда выходишь на улицу».
— Нет, такого не писали. По крайней мере я точно не писала. Другие девочки — не знаю.
Отхожу от могилы на несколько шагов. Меня разрывает изнутри. Сгибаюсь пополам и кусаю рукав куртки, чтобы не закричать от боли, что рвётся наружу. Это произошло с Лилей по моей вине. Я не уследил, не уберёг. За Лилей кто-то следил, а я ни сном ни духом. Я должен был ее спасти. Должен был. Никогда себе этого не прощу. Никогда.
— Так ты вытащишь меня отсюда? Мне холодно.
Выпрямляюсь и набираю полную грудь воздуха. Подхожу к Юле и снова свечу фонариком ей в лицо.
— Опиши усатого мужика.
— У него были усы.
— Это я уже понял по словосочетанию «усатый мужик». Какие ещё приметы?
Пожимает плечами.
— Я уже не помню, если честно. Усы в глаза бросались, больше ничего примечательного не было. На вид, наверное, около сорока лет.
— Как одевался?
— Не помню. Обычно, наверное. Джинсы, куртка.
— Что ещё можешь вспомнить? Не только про мужика. Что угодно. Любая деталь.
— Больше ничего. Когда полиция связалась с нами, мы с девочками сразу на того мужика подумали. Его не только я заметила, другие девочки тоже.
— Когда вы заметили его впервые?
— Не помню.
— Он был на финальном матче сезона?
— Не помню.
Больше я ничего из неё не выбью. Есть вероятность того, что чокнутая врет и блефует? Есть. Но почему-то мне кажется, что она говорит правду. Испугалась могилы не на шутку. Плакала, билась в истерике. Да и сейчас дрожит.
— Клянусь тебе, это были не мы, — тихо произносит.
Не лжёт, понимаю. Даю Юле лопату, чтобы расчистила ноги от земли. Как только она заканчивает, опускаюсь на корточки и протягиваю руку. Хватается за неё, и я тяну фанатку вверх. Жду, когда она отряхнется и возвращаю ей сумку.
— Я отвезу тебя домой.
Испуганно шарахается на шаг назад.
— Не бойся, не трону. Если не хочешь садиться ко мне в машину, дам деньги, поймаешь попутку и доедешь. Но ловить машину ночью на трассе опаснее, чем ехать со мной.
Недоверчиво смотрит на меня, видимо, взвешивая все «за» и «против».
— Поеду с тобой, — говорит робко.
Молча разворачиваюсь и иду к машине. Юля поспевает сзади. Как только садится в салон, включаю печку на полную мощность, чтобы чокнутая отогрелась. Когда на дороге появляется первое кафе, сворачиваю, чтобы взять ей горячий чай и сэндвич.
— Спасибо, — смущенно благодарит.
Мы едем в Москву молча. Юля украдкой бросает на меня взгляды, а я размышляю об «усатом мужике». Кто это мог быть? Зачем он ходил за Лилей? Усы — довольно запоминающаяся примета. Кто их вообще носит? Я вот сходу даже не могу вспомнить ни одного знакомого с усами.
— А ты только сейчас узнал, что произошло с твоей бывшей девушкой? — осмеливается задать вопрос.
Помедлив, отвечаю:
— Да.
— Нам полиция рассказала, что ее сильно избили и она потеряла ребёнка.
Молчу, глядя в лобовое.
— А почему полиция подумала, что это мы? Ну, в смысле, фан-клуб. Мало ли кто мог. Почему сразу мы?
— Потому что вы все больные на голову.
— Мы не больные, — оскорбляется. — Мы нормальные.
— Нормальные люди не занимаются сталкерством и не ездят ни за кем по пятам.
Юле не понравились мои слова. Отворачивается к окну и больше не произносит ни звука. Как только торможу у ее дома, тут же торопится вылезти из машины, но я пока не разблокировал двери.
— Если что-то ещё вспомнишь, напиши мне.
— Хорошо.
— Если я узнаю, что ты солгала или что-то намеренно утаила, реально похороню тебя заживо.
Испуганно отшатывается назад и бьется затылком об окно.
— Иди, — разблокирую двери.
Чокнутая пулей вылетает и бежит к подъезду. Смотрю на часы. Половина девятого вечера. Тренировки завтра нет, поэтому можно не торопиться в Мюнхен. Самолёт ждет меня в аэропорту. Завожу мотор и еду к Лиле. Надеюсь, она дома.
Глава 12. Гость
Лиля
Полтора часа дороги до дома выжимают из меня последние силы. Троллейбус, метро, потом автобус… И все это в лютый мороз, когда нужно ждать наземный транспорт по двадцать минут. Минус работы спортивным журналистом в том, что часто приходится трудиться на выходных. Спортивные соревнования регулярно проходят по субботам и воскресеньям, да ещё и вечером, так что освобождаешься от работы совсем поздно. Начальник дает потом отгулы в будний день, но это все равно не то. Когда приходится ехать на соревнования в субботу и писать оттуда репортаж, рабочая неделя получается шестидневной.
Захожу в подъезд и мысленно улыбаюсь. Остался последний рывок: подняться пешком на третий этаж. А потом меня ждут долгожданные диван и сериал.
Но как только я ступаю ногой на пролёт третьего этажа, тут же останавливаюсь в шоке как вкопанная.
Привалившись спиной к моей двери, стоит… Никита.
— Привет, — первым начинает разговор.
Я в таком изумлении, что не могу пошевелиться. Что он тут делает? Какого фига? Это прикол такой? Я только отошла после встречи выпускников, а он снова приехал. Куртка расстегнута, в руках шапка. И давно он тут?
— Что ты тут делаешь? — спрашиваю враждебно.
— Тебя жду.
— Зачем?
— Поговорить хотел.
Боже, о чем? Опять будет рассказывать мне о любви? Спустя шесть лет и столько всего пережитого, мне не нужна его любовь.
— Я по делу, — добавляет.
— Какому ещё делу?
Я так и стою на первой ступеньке лестничного пролёта. Не решаюсь подняться выше.
— Хотел подробнее расспросить тебя о нападении. Ну и мне удалось кое-что узнать.
Натягиваюсь как струна. Избиение — очень больная для меня тема. Я не люблю вспоминать и уж тем более обсуждать. И дело не только в том, что я потеряла ребёнка и лишилась возможности ещё иметь детей. Никто не найден и не наказан. Разгуливают на свободе и живут в свое удовольствие в то время, как у меня сломана жизнь. Мне неприятно думать о том, что все остались безнаказанными.
— Что тебе удалось узнать?
— Я виделся с фанаткой. Это была не она.
Не знаю, что повергает меня в ещё больший шок: что Никита поддерживает связь с чокнутой психопаткой или что поверил ей, будто это была не она.
— Лиль, пожалуйста, давай поговорим. Прошу тебя.
Сглатываю. Предыдущий визит Никиты перевернул мою налаженную жизнь вверх дном. Я неделю не могла отойти от его признания в любви. На свидание с Виталиком с сайта знакомств, естественно, не пошла. Не было сил. Он обиделся и больше мне не пишет.
Ничего не отвечая Никите, преодолеваю оставшиеся ступеньки и подхожу к двери. Пока достаю из сумки ключи, чувствую, как в груди шевелится волнение от столь близкого присутствия Свиридова. Он, конечно, изменился. Стал сильнее и мужественнее. Тогда он был парнем, а теперь молодой мужчина. Красивый. Не могу не признать это, хоть и разлюбила.
Пропускаю Никиту в квартиру и захожу следом. Не представляю, о чем мы будем говорить. Все ещё не могу отойти от шока, что он тут. Я ведь велела ему забыть меня и как меня зовут. А вместо этого он снова появился на моем пороге.