— Излишнее прямодушие иной раз не приносит никакой решительно выгоды, — говорил все тот же профессор Варшавский, сощурив свои заплывшие глазки. — Однако ваши слова, друг мой, не могут не тронуть меня, хотя, поверьте, я вовсе не тронутый, разве лишь молью…

И первый смеялся, в восторге от собственного витиеватого остроумия.

Марина и Алексей работали в одном лечебном институте, только, само собой, в разных отделениях: она — в детском, он — в рентгеновском.

Часто случалось, их смены не совпадали. Марина не скрывала, что скучает без Алексея, весь дом как-то пустел без него, не хотелось ничего делать — ни убирать в комнате, ни стирать, ни готовить. Она брала книжку, но читать не могла, то и дело поглядывала на часы; наконец раздавался долгожданный звонок, она мчалась открывать дверь. Он, сам…

И сразу же теплело на сердце.

Он был, конечно, добрый, однако порой, не выдержав, упрекал ее, мягко, настойчиво:

— Все-таки, старуха, могла бы хотя бы комнату привести в порядок, а то, гляди, все набросано, накидано, кругом бедлам…

— Ну что я могу сделать, Алешенька, — оправдывалась Марина, — я без тебя как без рук — в буквальном смысле слова. Руки отваливаются, если тебя нет, ничего не хочется делать…

Как-то ее подруга, врач-терапевт Ирена Шаховцева, высокая, холодноглазая красавица, придя в гости к Марине, сказала неодобрительно, кривя прекрасные, затейливо очерченные губы:

— Нельзя так любить мужа.

— Почему нельзя? — спросила Марина.

— Потому что это недипломатично. Постарайся хотя бы как-то прятать свою любовь, а не то…

— А не то?.. — спросила Марина.

— А не то приешься ему, так и знай!

— Неправда, — горячо воскликнула Марина, — никогда я ему не приемся, можешь не сомневаться.

— Сомневаюсь, — возразила Ирена, — попробуй есть все время один лишь шоколад, как думаешь, надоест?

— Шоколад — да, только не я Алеше, — утверждала Марина.

Она была уверена в себе и в нем. Они полюбили друг друга, еще учась в институте, и по сей день любовь их, казалось, была неисчерпаема.

Первого марта должно было исполниться девять лет со дня свадьбы.

— Надо отметить, — решила Марина, — пусть не круглая дата, а все равно, за все эти годы мы ни разу не отмечали, теперь пришло время!

— Валяй, — поддержал ее Алексей, — тем более на днях я получаю гонорар за свою статью в журнале, так что действуй!

Марина была энергична и предприимчива. Все хлопоты охотно взяла на себя, приготовила сациви из кур, зажарила мясо по бабушкиному рецепту вместе с черносливом, картошкой и луком, напекла пирогов. Ирена — великий мастер салатов — приволокла из дома огромную миску с салатом по-французски: яблоки, капуста, апельсины, зеленый лук, петрушка — и все это щедро облито оливковым маслом пополам с майонезом.

Алексей пропылесосил коридор, комнату и кухню, порошком протер кафель в ванной. Квартира заблестела, словно бриллиант, вымытый в нашатырном спирте.

Гостей было немного, все больше друзья, с которыми вместе учились в медицинском институте. С работы была лишь лучшая подруга Марины Ирена, неотразимая в строгом черном платье, с серебряной цепочкой на груди.

Пили, ели, танцевали, до утра пели старые студенческие песни, И вспоминали о чем и о ком угодно. О давних временах, о старых педагогах, о всяких смешных, забавных или грустных историях, которые случались с ними.

Разошлись утром, к самому началу работы метро. И клятвенно обещали друг другу встречаться по возможности чаще, помнить о том, что где-то не так уж далеко живут друзья и о них не положено забывать. Ни в коем случае не положено.

На следующий день вечером Марина сказала:

— Надо бы открыть окна в комнате и на кухне, ты не находишь, Алешенька?

— Нахожу, — отозвался Алексей, — вчера, когда все собрались, было довольно душно.

— Стало быть, откроем, — решила Марина.

— А не рано ли? — усомнился Алексей. — Все-таки не май еще, а всего лишь март…

— Нет, откроем, — сказала Марина, — совсем не рано.

И еще сказала:

— Знаешь, надо бы вызвать кого-нибудь из «Зари», чтобы вымыли окна и кстати убрали бы хорошенько в комнате после вчерашнего.

— Если хочешь, я мог бы вымыть, — вызвался было Алексей, но Марина прикрикнула:

— Еще чего! Только тебя не хватало…

И он покорно замолчал, а она в тот же вечер позвонила в фирму «Заря», попросила прислать человека для уборки.

Спустя шесть дней, в субботу, явилась девушка, невысокого роста, коротко, почти по-мальчишески стриженная. Сказала:

— Я из «Зари». Что надо делать?

— Какая вы маленькая, — удивленно протянула Марина, — сколько вам лет-то?

— Почти двадцать, — ответила она, — зовут меня Сима, фамилия Степанова, но все зовут Степаша. Так что надо делать?

Все это она произнесла единым духом, словно бы без единой запятой.

— Надо вымыть окна в комнате и на кухне, — ответила Марина, чуть растерявшись от ее деловитости, — и еще вообще убрать все вокруг, поскольку вы пришли.

— Идет, — сказала Степаша, огляделась кругом. — Вы одна дома?

— Одна. А что?

— Хочу переодеться.

Марина деликатно отвернулась, а Степаша, быстро прошуршав за ее спиной чем-то легким, предстала перед ней в сатиновом синем халатике, на голове синяя же косынка.

— Начнем, — сказала Степаша, туго подпоясав свой халатик узким кожаным поясом.

Она была быстрая, ловкая, поистине все горело в ее умелых руках.

Стекла окон в комнате и на кухне засверкали под лучами утреннего, постепенно разгоравшегося мартовского солнца, натертый пол блестел, словно покрытый лаком.

Марина с удивлением поглядывала на Степашу: на вид хрупкая, почти девочка, а как все спорится, как быстро и справно работает, просто диву даешься…

Когда Степаша прибрала все кругом, Марина накрыла на стол, позвала ее:

— Давайте, Степаша, закусите, выпейте чайку…

— С удовольствием, — охотно согласилась Степаша, — только сперва переоденусь и вымоюсь…

Она заперла дверь ванной, потом Марина услышала, как зашумел душ.

«Бедняжка, — пожалела ее Марина, — живет, очевидно, в общежитии, нет ванны, а вымыться-то охота…»

Степаша вышла из ванной вся словно бы побелевшая, прямые короткие волосы зачесаны назад, на вид кажется еще моложе, чем на самом деле.

Села за стол, не чинясь, съела бутерброд с колбасой, полпачки печенья, выпила два стакана чаю. Сказала как бы в свое оправданье:

— Я как ушла с утра, так ничего во рту еще не было…

И Марина снова пожалела ее. До чего все-таки жаль девочку, такая молодая, а должно быть, нелегко ей приходится…

Разумеется, не обошлось без расспросов… Степаша отвечала Марине с готовностью и вроде бы не таясь, совершенно откровенно.

Отца у нее не было, одна мать и еще младший братишка, школьник. Мать работает в Воронеже, приемщицей в прачечной, женщина очень хорошая, трудолюбивая, только не везет ей, ни в чем не везет…

— Чем не везет? — спросила Марина.

Степаша пожала плечами.

— Все не те мужики плывут к ее берегу, один хуже другого.

— А она не замужем?

— Какое там.

Степаша махнула рукой:

— Никогда не была замужем, и я и брат, оба от разных молодцов…

Марину резанула эта откровенная манера говорить так о матери. В конце концов не посторонняя женщина, не подруга, не соседка по лестничной клетке, самый родной на свече человек.

А Степаша между тем продолжала:

— Теперь много таких женщин, легковерных, не долго раздумывающих…

— Это вы так о маме? — не веря своим ушам, спросила Марина.

— О ком же еще?

Степаша вздохнула:

— Сколько раз я ей говорила: не доверяй никому, будь пожестче, куда там, разом теряет голову и — катится по наклонной плоскости, куда — и сама не знает…

Марина не переставала дивиться про себя. Ну и девочка! Ну и разговор!

Позднее, когда Степаша стала бывать в их доме, Марина не удивлялась, хорошо узнав ее. Степаша не притворялась, не пыталась казаться невероятно откровенной, искренней донельзя. Она и в самом деле была искренней и откровенной.