— Выходной? Почему бы и нет. Можем себе позволить. — Я кладу руки ей на талию и вжимаюсь в задницу Тони своей непроходящей эрекцией.

Диковинка тут же бледнеет, хотя мгновение назад была похожа на румяный кусок пирога.

— Можем? — переспрашивает она и шумно сглатывает.

— Да. Остаемся сегодня в номере. Вдвоем.

Я резко поворачиваю Антонину к себе лицом, и, когда замечаю мурашки на ее теле, самого будто током прошибает.

Я пытаюсь оттолкнуть Леона, но ничего не выходит. Окутывает тревогой. Она пробирается в каждый уголочек души, даже самый потаенный.

За год, что живу одна, я так и не научилась себя контролировать и порой остро реагирую на всякого рода изменения. А еще по пятам преследует страх перед неотвратимыми событиями. И ведь их действительно не предотвратить!

Как можно хотеть человека и одновременно его ненавидеть?

Наверное, один честный разговор многое изменил бы в наших «недоотношениях» и расставил все по местам, но где гарантия, что меня услышат и поймут? Видно ведь, что у Дамианиса на уме. Хотя нет, про ум я погорячилась. Здесь явно что-то другое, неподвластное рассудку.

На помощь приходят не иначе как высшие силы. В дверь номера стучат и стучат, без остановки. Это отвлекает здоровенного наглого котяру от жертвы, которую он так и норовит сожрать.

— Сейчас отдам Дану ключи от машины, и вернемся к тому, на чем закончили, — обещает Леон.

Несмотря на всю серьезность ситуации и положение Дамианиса, у которого я числюсь в личных вещах, почему-то есть уверенность, что он меня не обидит. По крайней мере, физически. Ну или просто хочется так думать. Идеализировать людей — мое любимое занятие. С таким подходом и до стокгольмского синдрома недалеко.

Леон выходит из спальни, и я тут же направляюсь к комоду, на котором расставлен скудный набор уходовых средств. Сваливаю их на пол и перетаскиваю почти неподъемную деревянную махину к двери.

Иногда человеку необходимо побыть наедине с самим собой, и сейчас только это поможет восстановить душевное равновесие. Иначе грек и впрямь доведет меня до греха и мы совершим непоправимое, о чем я потом могу пожалеть, а его самого — возненавидеть. Хотя я и так его ненавижу. В глубине души. За то, что вызывает интерес. Ну и, судя по тому, что вчера было, — еще и желание.

Господи, это же надо было так влипнуть...

Сажусь на пол и, прислонившись спиной к комоду, закрываю глаза. Меня немного штормит после вчерашней пьянки. Спросонья даже не сразу вспомнила, что было, но едва руки Дамианиса оказались на моей талии, как ночные безумства вспыхнули перед глазами чередой волнующих картинок.

Какой стыд! Если бы я писала книгу, то именно так бы ее и назвала. Всю мою жизнь можно охарактеризовать одним этим словом. И ведь стоит только настроиться, войти в колею, нащупать силы и решимость что-либо изменить, как все рушится, словно карточный домик.

— Открой. Это глупо.

Я вздрагиваю, услышав голос Леона.

— Глупо с тобой спать, — отзываюсь, уверенная, что поступаю правильно.

— А закрылась, потому что тоже этого хочешь, но боишься сорваться, как вчера? — летит шпилька в мой адрес.

Скотина похотливая. Сам же спровоцировал.

— Вчера я напилась, и это была огромная ошибка. Ну или минута слабости. Стрессы не проходят бесследно, — продолжаю держать оборону.

— Может, заказать в номер шампанское?

Я не против опохмелиться и еще что-нибудь перекусить, но для этого придется открыть дверь. Тогда саблезубый котяра тут же вцепится в меня своими когтями. И клыками. Ну нет. Мне нужно время, чтобы прийти в себя. А если Леон этого не понимает — его проблемы. В конце концов, у него есть левая и правая рука. Как-нибудь справится.

Поднимаюсь с пола и иду в душ. Вернувшись в комнату, беру наушники и, на всю громкость включив в них расслабляющую музыку, ложусь под одеяло. Про выходной вроде бы сказала, мне он действительно необходим. Когда мозг перегружен информацией и событиями, единственный способ получить расслабление — хорошо выспаться. Еще бы не на голодный желудок, но этот дискомфорт уж потерплю.

Спустя пять минут я улетаю в красивые и приятные сновидения. Настолько приятные, что кажется, будто все происходит наяву.

Снится мама. Как мы гуляем с ней по торговому центру и заглядываем в ювелирный отдел.

— Твои никуда не годятся, ласточка, — говорит мама звучным, переливчатым, как колокольчики, голосом и показывает на гвоздики в моих ушах. — Сколько лет ты их не снимаешь?

— Давно, мам.

Я и правда не помню, сколько лет их ношу.

— Они скоро развалятся от древности. — Она подводит меня к витрине с сережками. — Выбирай. Только сердцем, а не мозгами. Не думай о практичности и цене. Сердцем, доченька. Только сердцем… — повторяет мама, и ее голос отдаляется все больше и больше.

Просыпаюсь я со слезами на щеках. Жмурюсь, лелея надежду еще немного поспать и побыть с мамой, но тщетно.

Незадолго до ее смерти мы отправились по магазинам, зашли в ювелирный салон и мама сделала мне памятный подарок. Теперь это единственное, что осталось у меня от прошлой жизни. Ну и еще множество всяких воспоминаний. Не особо счастливых.

Даю себе пару минут на слабость, а потом вытираю слезы и покидаю кровать. Жалеть себя можно до потери пульса, но какой в этом смысл?

Часы в телефоне показывают начало восьмого. Очуметь! Я почти сутки проспала? Наверное, саблезубый с ума сходит, что его жертва не подает признаков жизни. Странно, что дверь цела.

Я умываюсь и возвращаю комод на место. Но, выйдя из спальни, замираю от испуга. В номере отчетливо слышны звуки выстрелов. И так реалистично, что не сразу догадываюсь: это безобразие доносится из телевизора.

Не думала, что Дамианис уже встал. Обычно он не раньше восьми выходит из своей спальни… Не хочется встретиться лицом к лицу с порочным тираном, однако любопытство оказывается сильнее.

Я подкрадываюсь к гостиной и наблюдаю, как Леон, закинув руки за голову, смотрит какой-то фильм. Видок у Дамианиса такой, будто те сутки, что я дрыхла, он вовсе не спал. Даже не мгновение жаль его становится, но тут же гоню от себя эти мысли. Ему ведь не совестно было приставать к пьяной девчонке и до гланд засовывать ей в рот язык?

— Что за муть ты смотришь? — Содрогаюсь от новой серии выстрелов и кровищи на экране.

— «Самый пьяный округ в мире».

— Звучит как название настольной книги для алкоголиков, — хмыкаю я и сажусь за стол, заметив еду. Точнее, ее остатки. — Фастфуд? — изумленно приподнимаю брови, осматривая ополовиненные пакеты.

Ноутбук Леона тоже на столе. Похоже, кто-то работал дома, не выходя из отеля, и закидывал в себя вредную дрянь? Очень интересно...

— Тебе не нравятся такие фильмы? — без настроения интересуется Дамианис.

— Предпочитаю что-то более спокойное.

— С тобой это невозможно. Либо по телику кровь, либо в реале. Но, так как реал нам пока не светит, приходится довольствоваться тем, что предлагают, — кивает он на экран.

Боже, да саблезубый еще и пошляк... Понятно, про какую кровь он говорит!

— Знаешь… Постепенно я начинаю смиряться, что ты станешь моим первым мужчиной.

— Правда? — Леон ставит кино на паузу.

— Да, но ключевое слово — первым. А если так, то не хотелось бы, чтобы это было грубо и пошло. Тогда я буду чувствовать себя еще более униженной, чем сейчас. А я и так не ощущаю себя принцессой в твоих хоромах. — Обвожу глазами гостиную.

— К чему это долгое вступление, Антонина? Больше конкретики.

— Вчера, то есть позавчера, мне понравилось. Это было максимально естественно и в какой-то мере даже эротично. Но всегда быть при этом навеселе я не хочу. Ты бы не мог за мной немного поухаживать, чтобы мое воображение заиграло красками и я раскрепостилась?

По выражению лица саблезубого делаю вывод, что просить его о таком — все равно что предлагать воскресить растерзанную антилопу.