Оставляет укусы на ключицах, груди — всю помечает. А затем разводит широко мои колени и врезается твердым пахом в промежность.

В эту секунду словно срабатывают переключатели. Я зажимаюсь и пытаюсь свести ноги. Все так остро, реалистично и… сильно. Теряюсь и почти себя не контролирую. Ноль осознанности. Меня всю колотит.

— Все? Передумала в поезд запрыгивать? — шепчет на ухо Леон и кладет свою огромную руку мне на лобок

Начинаю паниковать сильнее.

— Это насилие… Я не хочу так…

— А как хочешь? — Он обхватывает мои запястья и снова проталкивает колено между ног.

— Не знаю.

По коже проносится одуряющий жар, собственная нагота внезапно смущает.

Леон делает толчок бедрами, потом еще один, будто имеет меня. Это так порочно, развязно… В глазах Дамианиса полыхает дикий огонь, и непонятно, кто из нас двоих пьян в это мгновение.

Оба?

— Сними с меня джинсы. — Взяв мою руку, он кладет ее на свой твердый член.

Боже, лиши меня чувств, только пусть это закончится. Я не готова. Не так. Все слишком стремительно.

— Н...не могу.

Уровень волнения и паники достигает предела. Я дышу слишком часто, будто в эту минуту решается вся моя жизнь.

Леон замирает и даже трогать меня больше не пытается. Смотрит в глаза. Заметно, как пульсирует вена на его виске, слышно, как надсадно и громко он тянет воздух через легкие... А потом Дамианис просто слезает с меня, поднимается на ноги и идет к столу.

Взяв сигареты, он выходит на балкон, давая мне возможность то ли уйти, то ли привести себя в порядок, но потом, словно передумав, возвращается. И смахивает со столешницы бутылку, бокал, вазу с фруктами…

Грохот жуткий!

Впервые я вижу Дамианиса таким злым и от этой картины впадаю в ступор, чувствуя, что огромное количество нервных клеток ко мне уже не вернется. Совершенно точно.

Вены в висках пульсируют от напряжения. Интересно, эта нечисть понимает, что творит и чем все кончится? Зачем я с ней связался? Ведь первой мыслью в камере было бежать от этой проклятой девчонки со всех ног. А теперь как в омуте — по шею затянуло и не выбраться.

Гул в голове нарастает. Я заведен до предела. Никогда еще не был так зациклен на потребности кем-то обладать.

— У тебя сегодня еще один выходной. И в ближайшее время лучше не попадайся мне на глаза, — заглушив ярость, цежу сквозь зубы, не в состоянии отвести глаз от манящей груди и столь соблазнительного тела.

Вот оно, желаемое — на расстоянии вытянутой руки. А получить не могу! Нет, могу, конечно, но кайфа от слез диковинки я не испытаю, а что она будет их лить, даже не сомневаюсь.

Антонина напугана, но я сейчас не в том состоянии, чтобы заботиться о ее чувствах. Хотя почему не в том, если не распластал под собой и даю свалить в спальню? Самый милосердный человек в мире. С железной выдержкой, какой свет еще не видел.

Выхожу на балкон и курю. Ощущение, будто у меня припадок, трясет не переставая. На третьей сигарете начинаю немного соображать.

Возвращаюсь в гостиную. Фильм до сих пор идет, на полу бардак и куча стекла, Антонины на диване нет. Я сжимаю кулаки. Опять хочется все крушить, но уже от сожаления, что позволил агрессии взять надо мной верх. Сумасшедшие эмоции! Может, по молодости, когда только учишься себя контролировать, это и нормально, но не в тридцатник.

Звоню на ресепшен и прошу прислать горничную в номер. Слова диковинки, что каждый в нашей жизни для какого-то опыта, — бесспорно, истина.

Дождавшись уборки, я беру ключи от машины и еду в офис. Дорогой опять курю.

Сколько в жизни было неудач, прежде чем я чего-то добился. Приходилось впахивать днями и ночами, рисковать, забивать на личную жизнь. На все забивать. Сил хватало лишь на общение с братом и Кирой.

Кира… Диковинка иногда напоминает мне племянницу. Близкого человека не стало по нашей общей вине, моей и брата, и эта боль на всю оставшуюся жизнь. Мы с таким трудом вытащили больную Киру чуть ли не с того света, и все равно дочь Зена оказалась там.

Включив поворотник, прижимаюсь к обочине. Откидываю голову на сиденье и впервые за долгое время ловлю странное ощущение — я будто ожил. Помимо стремления выйти из системы, в которую угодил из-за собственной ошибки, появились и другие чувства. Но еще более странно, что не хочется ехать в офис, тянет совсем в другое место. Может, зря я оставил Антонину одну?

Покоя не дает вопрос: что толкнуло ее на преступление? Риск? Жажда быстрых денег? Желание доказать кому-то, что способна на многое?

Не знаю, сколько я так сижу, из раздумий и какого-то непонятного состояния выводит звонок Ванессы. Наконец-то объявилась!

— Ты к работе собираешься возвращаться? — начинаю без приветствий.

Безусловно, удобно, что Ванессы сейчас нет в городе и она не знает про Антонину, но без помощницы я как без рук. Идея отправить ее в Китай больше не кажется перспективной. Вышколить нового спеца в короткие сроки у меня не получится. И ладно обучить. С доверием напряженка. Каждый второй так и норовит подставить, а рисковать нельзя. Не сейчас, когда я так близок к победе.

— Как раз поэтому и звоню. Новость не очень приятная. У меня со здоровьем проблемы.

Хвастаюсь двумя пальцами за переносицу.

— Что-то серьезное?

— По-женски сложности. Подробностей не будет, еще такое я с тобой не обсуждала! Но есть и хорошая новость: на днях я возвращаюсь в Россию. Правда иногда предстоит отлучаться и вообще придерживаться щадящего режима работы. Ты привык с меня спрашивать, сейчас твои требования я могу не потянуть. Окей?

— У тебя рак? — в лоб спрашиваю я первое, что приходит на ум.

— Бог с тобой! Подожди… — В голосе Ванессы появляются игривые нотки. — Ты беспокоишься за меня, что ли?

— Как за своего сотрудника, безусловно.

— Другое я и не рассчитывала услышать.

Напрягает, что она уходит от ответа.

— Когда прилетаешь? Тебя встретить?

— Я Тима попросила встретить. Зная наверняка, что именно ему ты и поручишь это сделать.

Еще пару минут мы обсуждаем первоочередные задачи в работе, после чего я звоню Тиму уточнить, когда прилетает Ванесса. Поеду в аэропорт с ним.

Не хотелось бы, как с Кирой, упустить важные моменты, а потом об этом сожалеть. Будь я внимательнее к племяннице, трагедии не случилось бы. Хотя, если Дамианисы что-то вбили себе в голову, бесполезно этому противостоять. В случае с Ванессой — то же самое. Если она поставила себе какую-то цель, можно распрощаться с попытками переубедить.

Весь оставшийся день испытываю знакомые эмоции. Работа отвлекает, но то и дело я возвращаюсь мыслями к диковинке. Пишу ей сообщение, однако оно остается без ответа. Через час перезваниваю, но в трубке длинные гудки. Зараза какая! Неужели так сложно ответить? В крайнем случае сбросить звонок.

— Как там твоя подопечная поживает? — спрашивает Дан, входя в кабинет. — Третий день от нее тишина. Или ты ее другой работой завалил? И как оно?

За подобные шуточки хочется приложить финансового директора головой об стол, но нельзя. Мозги Богдана для меня на вес золота.

— Девочка отдыхает.

— Девочка? Все еще? — разочарованно прицокивает он языком. — Непохоже на тебя.

Исподлобья смотрю на Дана, мысленно подыскивая ему замену. Потому что с пробитым черепом он мне на хрен в команде не сдался.

— Тему смени.

— Окей. — Он плюхается в кресло напротив. — Тим сказал, Ванесса возвращается.

— И?

— У нас был уговор, что я возьму несколько дней отпуска после ее отгулов. Тем более у меня не девочка, а уже девушка, и я обещал свозить ее на Мальдивы. Сниму яхту, куплю вот столько резинок и...

Богдан осекается, потому что я со всей силы припечатываю кулаком по столу, представляя, что это все-таки его голова.

— Бро, — гогочет он на весь кабинет, — да не горячись. — Достав из кармана сигареты и зажигалку, прикуривает. — И на твоей улице будет праздник.